Танк — вещь страшная. А когда танк в гневе, то вообще ужасная. Это кажется, что машина выходит на позицию под рёв мотора и всё вокруг содрогается. На параде мостовая содрогается. В лесополосе «бегемот» выходит на позицию практически беззвучно, его почти не слышно. Когда выстрелы да разрывы пошли, только тогда пехота понимает, кто пришёл на работу. Реактивные прилёты хорошо слышно: как засвистело, три секунды у тебя определиться, что ты хочешь. С танковым выстрелом сложнее в этом плане. А когда пехота прямо глазами видит, что к ним выкатило, про такое они только матерными ругательными словами могут восклицать. Танк напротив, в прямой видимости, только у ПТУРщика могут быть искорки удовольствия, если опытный и заранее не обделался, но с уже повоевавшими у танка своя романтика, что тоже любовь, хоть и другого рода.
У штурмов почтение к танкам в полной мере присутствует. Когда ненависть, она всё равно про любовь в конечном итоге. С какой стороны «большая коробочка» работает, такая и любовь. Чёрная или в радость. С той стороны вышел танк, совсем хреново, но это не значит, что штурмовики перестают танки любить. Пришёл ты по их зову на своём танке, сжёг вражину, что с землёй их перемешивал, — вот любовь к танкам у штурмов во всей красе расцветает. Так что твой танк не только экипаж, вся пехота теперь обожает.
Или пошли штурмы, упёрлись в опорник, зовут любимый танк. Не тебя зовут, ты-то им зачем? Без танка ты им не нужен, они танк любят. Даже если не видят твой танк, когда ты с ЗОПов работаешь, то всё равно любят. На расстоянии и нежно. Вычистил танк опорник — штурмам дорога легче, а бегемоту уважение и опять любовь. При такой любви у танка даже броня светиться начинает от осознания собственной значимости.
Когда танки работают каруселью, каждый по очереди, отстреливает весь боекомплект, сменами, чтоб обстрел не прекращался. Пока работает «большая коробочка», между его выстрелами, а значит и разрывом, пауза восемь секунд. Это те восемь секунд, которые штурмовик тратит для врывания в землю поглубже, «лисью нору» откопать. И так после каждого выстрела-разрыва. Разрыв — копать! Семь! Вжался и молись! Пронесло? Снова копай и считай до семи.
Время смены машин в карусели тридцать секунд. Но не всегда штурмовик сразу может определить, то ли меняются, то ли сейчас уже всё — стоп, и с той стороны теперь накат пехоты пойдёт. Значит, у него эти тридцать секунд для понять: снова выстрел или всё же пехота двинулась. Смотри по верхам, всё смотри! Карусель из танков может работать долго. Особенно если в карусели три или четыре бегемота: такой расклад — бомбить будут долго. Если в землю зарылся, то вроде ничего, терпеть можно, если зарылся нормально. Но долго ли так просидишь? Вопрос сложный и неоднозначный, в любом случае куда лучше не просто сидеть, а с надеждой скорого подхода своих, на танке.
Все любят танки, каждый по-своему и каждый в танках любит своё. Кто-то любит не видеть их вообще никогда, кто-то зовёт к себе — невтерпёж, не может без танка. Помощь зовёт, голос в гарнитуру рации срывая, и ждёт. Там, когда в помощь танк зовут, у них секунда дольше года. А твой танк они любят даже больше, чем ты сам.
Математика и выстрел
Командир танка, гордый КТ, умеет видеть в математике эстетику цифр и применять поэзию в расчётах поправок для выстрела. Особенно при стрельбе с ЗОПов, когда цель не видима и КТ представляет её только образно. Невидимость цели самому КТ совершенно не мешает, и всё у него точно везде попадает. Оттого у КТ точный выстрел получается, что он мыслью своей снаряд сопровождает. Жёстко держит КТ полёт снаряда в уме, и нет у снаряда вариантов для отклонений.
Бывает, КТ оператор «птички» сильно помогает — тем, что в нужное русло направляет чувства КТ, придаёт ему уверенности в непогрешимости его расчётов. Следит оператор «птичник», чтобы пришло к КТ озарение на выстрел вовремя, мотивирует его похвалами. Смотрит объективом своего питомца на всё, далеко от него происходящее, и восторженно восклицает по рации в наушник КТ: «Ближе — дальше, вправо — влево, там столько-то», а лучше по сторонам света от разрыва ориентирует, чтобы всё это КТ на карту наложил. В общем, с интересом КТ слушает оператора радостные возгласы и своё вдохновение находит в калькуляторе стрельбы, а далее корректирует работу по ощущениям.
Но стрельба это тебе же не так, что получил данные, провёл выверку оптических осей прицела, ввёл параметры и загружай боеприпас, с нетерпением ожидая, когда кнопку выстрела нажать уже можно будет, ну или там с «лапки» выстрел пойдёт. Это слишком просто. КТ должен внутренне быть готов, что в плохо чищенном ресивере может огонь из казённика в обратку в башню пойти и брови с ресницами КТ опалить. А до того ногти плохо постриженные ободрать, если не автомат, а сам, ручками, при заряжении конвейера, в лоток снаряд с зарядом укладываешь. Всё такое оно в радость, но после упражнений физкультурных, когда экипаж весело с шутками и прибаутками достал клин семидесятикилограммовый из затвора башни да по быстрому аккумуляторы в механике поменяли, все четыре всего лишь пятидесятикилограммовых, которые упакованы просто так забавно, что только широкая улыбка и спасает от нелицеприятных оценок инженерной мысли.
И задач у КТ по выстрелам множество. Очень уж интересно КТ ещё и отгадывать, что в стволе пушки происходит, распознавать заряд «затяжной» и отделить такой от кривого. КТ смотреть нужно: есть накол на снаряде и стоит ли пихать его назад в карусель. Интересно, конечно, с «затяжным» в укладке кататься неделю, но про такое приключение лучше у всего экипажа заранее спросить: хотят они или нет с экстримом в башне задачи выполнять.
В общем, для выстрела правильного КТ романтиком нужно быть. Загорятся искрами глазки у КТ, вдохнёт он полной грудью все запахи в башне, посмотрит своим хитрым взглядом в прицел ТКН–3 и сразу в полной мере осознает, что нужна для выстрела философия. Вот оператор-наводчик не понимает, что вдохнуть надо, поэтому и не думает о философии, а КТ думает. Наводчику лишь бы формулы считать для ввода данных. А у КТ философия выстрела на первом месте. Он вслух или про себя произнесёт слово заветное и определит цифру более точную для наведения, тогда только наводчику команду даст. Или сам введёт, если секрет тактический объяснять оператору-наводчику долго и муторно. А всё потому, что КТ вдыхал страстно и смотрел хитро.
Любит КТ, конечно, сам работать с системой управления огнём. Даст КТ команду оператору-наводчику включить СУО, установит на пульте командира переключатель режима «Дубль» в нужное положение, и всё — КТ стал частью своего танка, выбирай дальше хоть пушку, хоть пулемёт, лишь бы контрастность тепловизионного канала была нормально отрегулирована по погоде и сфокусирована по расстоянию до цели. А дальше только цель распознавай да тип боеприпаса выбирай, вот и устанавливай в нужное положение свой командирский переключатель, что у тебя в режиме «Дубль» сейчас, но не забывай контролировать в конвейере длину отката после выстрела.
Танк с правильным командиром завораживает. Если КТ правильный, стиль танка проявляется во всём. Плавность и гармония в движении хоть по дороге, хоть по пересечёнке. И выходит танк на заранее разведанную позицию в строго установленное по задаче время. Даже замаскирован такой танк изящно, не скроешь маскировочной сетью его мощь при таком КТ.
Красив танк на рассвете, когда солнце, пробивая дымку тумана и только отрываясь от линии горизонта, своими первыми красно-золотыми лучами подсвечивает машину, затемняя восприятие в контрсвете силуэт танка, и тем подчёркивает его силу. Экипаж начинает просыпаться. Разжигают костёр, будут варить кофе. Танк-то готов. Он не спал совсем, он железный. Дежурил. Ждёт свой экипаж, ждёт своего КТ. Предвкушает работу.
Что должна знать мама про службу
Кушаю я хорошо. Всего хватает. Каши много. Я теперь люблю кашу. Всякую. С мясом больше. Но вообще всякую. Не хватает только фруктов. Мы редко ездим на рынок. Всё время что-то делаем, на рынок ездить очень нравится и очень хочется, но совсем нет времени. Служба. Но будем стараться что-то придумывать. Питание у нас очень организованное. Мы сначала ходим есть в столовую, потом в блиндаже ещё варим сами. Вечером наоборот: сначала в блиндаже, потом в столовую. Продуктов много, и мы стараемся их съедать, чтобы они не испортились. Сала, что прислали из дома, всё ещё большой шмат, но вы не переживайте, лишним сало не бывает никогда. Хотя, конечно, всем присылают. У всех есть сало. Мы его всё время едим. Так что особенно много у нас сала и тушёнки. Мне тушёнка уже перестаёт нравиться. Я уже не могу её есть просто из банки. Чай пьём со сгущёнкой. Сгущёнки тоже хватает вдоволь, но вы всё равно можете и её присылать. Вот так и едим: каша — сало — тушёнка — сгущёнка. А фрукты редко. Как на рынок съездим, сразу там покупаем фрукты и их едим.
Я высыпаюсь. Хорошо сплю и высыпаюсь. Днём набегаюсь на свежем воздухе, вот и засыпаю быстро. И сплю крепко-крепко. Поэтому и высыпаюсь. В блиндаже спать не холодно. У меня же тёплый спальник. И одеяло тёплое, что от тебя пришло по почте. Да и сплю я в тёплом термобелье, что отец всё-таки запихал мне в рюкзак, правильно и сделал. Носки шерстяные не снимаю. И печку топим всё время. Да, лето настало, но печку всё равно топим, а то вдруг утром холодно будет. Поэтому, как только начинает светать, дежурный сразу топит печку, ещё ни разу ни один дежурный не проспал рассвет. Сквозняков нет совершенно, по этому поводу совсем можешь не переживать.
Утром у нас зарядки не бывает, мы же на задании. Когда на задании, то по утрам на зарядку не бегают. Как просыпаемся, сразу идём чистить зубы и потом на завтрак. Завтрак проспать невозможно, я же говорю, у нас дежурный. Он и за печкой следит, и следит, чтобы мы утром завтрак не проспали. Побриться не всегда успеваю, лучше скорее идти в столовую, пока всё сливочное масло не съели, поэтому и не бреюсь, так борода и выросла. Всё из-за того, что завтрак у нас рано. Умываемся постоянно. Горячей водой умываемся, а как ещё-то, у нас баня есть. В баню ходим регулярно, но по очереди, но сколько хочешь.