Лишь одно сердце не трепетало от сострадания в этот печальный час — сердце Рокалио. Стоило ему высунуть голову в окно, и какие-то горожане, которые как раз разыскивали Винченцо и Винченцу, закричали:
— Эй, Рокалио, пёсья башка! Мы любим Винченцо и Винченцу!
Вне себя от ярости, Рокалио призвал к себе Красса, начальника огров.
— У-у-у… — отозвался Красс. — У-у-у, ваше преосвященство, у-у-у!
— Немедленно собирай огров, и пусть приведут сюда этих мерзавцев.
— У-у-у, — задумался Красс. — Живыми? А то Красс! Красс ух как может! У-у-у, у-у-у…
— Мне всё равно! Притащи их мёртвыми, если по-другому не получится! Демона надо изгнать из Флоренции немедленно!
— У-у-у-у… хорошо! Развлечься… У-у-у-у. Чтобы приятно… Очень люблю! Поймать, у-у-у-у… схватить… убить!
И добавил:
— Головотяпы… Головотяпы! — Он и сам не понимал, какую чушь несёт.
Вскоре леденящие душу крики огров разнеслись по всей Флоренции. Заслышав их, люди закрывали двери и ставни. Но кое-кто посмелее побежал к Винченцо и Винченце, которые всё ещё пели, чтобы предупредить об опасности.
— Сюда идут огры! — зашептали смельчаки. — Их жуткие вопли слышны по всему городу!
— Теперь нам точно пора бежать, — сказал Винченцо.
— Да, любовь моя, — отозвалась Винченца. Она положила руку на живот и подумала, как хорошо, что дремлющий внутри ребёнок не ведает ни разочарований мира, ни его скорбей.
Скрытые облаком пыли, которое ветерок Филеоли поднял у них за спиной, молодые супруги вышли на широкую дорогу, уводившую прочь из города, а потом свернули на каменистую тропинку, которая вела в горы.
Тёмные горы будто бы радовались их появлению. Солнце взошло, листочки деревьев трепетали, птицы пели.
Они не знали, что на поляне посреди леса их поджидал диковинный исполин, который появился в тех краях несколько дней назад. Выше горных вершин, самый сильный и мудрый, разменявший не одну тысячу лет, старый дуб уже знал обо всём, что случилось.
А ещё он был другом ветра Филеоли.
Низким голосом Дядюшка Дуб чуть слышно бормотал:
— Быстрее, друзья. Сюда! Я вам помогу.
II. Суровый дуб. Скрипичный мастер, который любил поспать
Винченцо и Винченца бежали по тропинке, взявшись за руки.
Позади них Филеоли поднял целые облака пыли, и казалось, что юные супруги в безопасности. Но нюх у тридцати огров кардинала Рокалио был острый. Они могли учуять добычу за много километров. И очень скоро их чёрные кони уже скакали по дороге, недавно уводившей Винченцо и Винченцу прочь из города.
Филеоли делал всё возможное, чтобы их остановить. Он вздымал тучи пыли, зачерпывал её горстями и бросал в глаза лошадям… Но бесполезно. Лишь сильнейшие ветры — благородный Борей[21] или безумная Трамонтана[22] — могли задержать грозное наступление враждебных сил. Но это воздушное воинство было слишком далеко отсюда и при всём желании не могло прийти на помощь.
Винченца сжала руку Винченцо.
— Друг мой, нам нужно сойти с дороги. Если мы этого не сделаем, огры нас догонят.
Они углубились в чащу.
Но всадники их настигали. Стук копыт по высохшей каменистой земле разносился далеко вокруг, вопли слышались всё отчётливее.
— У-у-у-у, — завывали огры. — У-у-у-у… Охота! Убить! У-у-у-у… Головотяпа!
Юные супруги пробирались сквозь кусты ежевики, едва дыша. Они надеялись, что всадники проскачут мимо. Напрасно: неподалёку от них Красс приказал своему отряду остановиться.
— Стоп! — завыл он. — Чую мясо. У-у-у… Молодое мясо. У-у-у-у… Это они! — И, захохотав, двинулся прямиком к кустам, где, дрожа от страха, прятались Винченцо и Винченца.
— Бежим! — крикнул Винченцо. И, схватив супругу за руку, кинулся в самую чащу.
Огры бросились за ними, как стая рассвирепевших охотничьих псов. Больше всего на свете они любили преследовать добычу.
— На помощь! — закричали бедные певцы. — Помогите!
— У-у-у-у… — завывали огры: с каждой секундой они были всё ближе, а охотничий азарт захватывал их всё сильнее.
Тощие огры неслись вперёд, обгоняя толстяков. Иной раз они взбирались на деревья, как обезьяны. Вот-вот настигнут!
— Помогите!..
Но во время охоты удача не всегда сопутствует хищнику.
Внезапно, словно из самого сердца зари, загремел голос. Он обладал такой глубиной и силой, что огры замерли, как глиняные истуканы.
— Сюда, Винченцо, Винченца! Я вас спрячу.
Винченца не могла понять, откуда доносится голос.
— Бежим к тому огромному дубу.
— Но откуда он взялся?
— Не знаю! В любом случае это лучше, чем огры!
Тут утреннее солнце, будто нарочно, осветило поляну и гигантское дерево — это был Дядюшка Дуб.
— Сюда, друзья мои… — звал он их громоподобным голосом.
Когда огры выскочили на поляну, Винченцо и Винченца забрались на нижнюю ветку.
— У-у-у! Де-е-ерево!
Но как только огры попытались вскарабкаться вслед за беглецами, старое дерево тряхнуло ветвями, и ищейки посыпались на землю. Пустые головы гудели, как барабаны, ударяясь о камни. Меж тем самые тонкие и гибкие ветки сплелись в лесенку, по которой Винченцо и Винченца принялись взбираться всё выше и выше.
— Не тревожьтесь, друзья, — сказал Дядюшка Дуб как можно мягче и приветливее. Однако голос его всё равно звучал достаточно грозно, и два огра рухнули на землю.
Тогда разъярённые чудовища принялись кружить вокруг дерева, завывая, как волки. Они не привыкли отказываться от добычи.
— У-у-у-у… Р-р-р-р, — ревели они.
Наконец Красс, главный среди них, воскликнул:
— Рубить! У-у-у-у… Пилить! Деревяшка!
— Руби! Руби! Руби! Руби! — вторили хриплые голоса его воинов.
Откуда ни возьмись появились два огромных топора. Два огра, покрупнее и покрепче, но на коротких ногах, схватили топоры и направились к дереву.
Первый огр замахнулся топором, но, когда собрался обрушить его на ствол дерева, вновь раздался громовой голос Дядюшки Дуба:
— Что ты делаешь, несчастный?
Тут огра охватила такая паника, что он помчался во всю прыть к дороге, там принялся размахивать топором и случайно отрубил голову одному из коней. К несчастью, это был конь Красса.
— Идиот! — взревел Красс. — Сюда! Топор!
Красс схватил топор обеими руками (при том что весил он более двухсот фунтов) и кинулся к дубу. Громовой голос дерева его не испугал. Он размахнулся и что есть силы рубанул по стволу. Удар взбешённого огра был страшен.
Винченца вскрикнула.
А старому дереву хоть бы что! Ни царапины не осталось на его стволе. Зато железный топор от удара разлетелся на тысячу осколков. Огры завопили: осколки вонзились им в руки, ноги, лица… Испуганные лошади сорвались с места и помчались неизвестно куда. Они в ужасе ржали, словно переговаривались друг с другом на лошадином языке. Дядюшка Дуб захохотал.
Но неугомонные огры уже тащили к нему деревянную лестницу.
— Давайте, давайте, малыши огры… А мы посмеёмся, — приговаривал Дядюшка Дуб.
Увидев, что вскарабкаться на дерево хоть и сложно, но возможно, огры воспрянули духом. Они снова завыли, а их тошнотворная вонь уже достигла чутких носов Винченцо и Винченцы.
— У-у-у-у, убивать! У-у-у… головотяпы! Кардинал доволен!
Но когда все тридцать огров взобрались на дерево, Дядюшка Дуб испустил боевой клич, которому его обучил один знакомый медведь:
— Р-р-ру-а-а-а!
А затем встряхнулся с такой силой, что огры разлетелись в разные стороны и упали на камни. Они так вопили от ярости, что уши закладывало.
— Бежать. У-у-у-у… Мамочка… — завывали монстры. Вскоре их и след простыл.
Когда они вернулись к кардиналу Рокалио рассказывать о погоне за беглецами, им стало так стыдно, что они принялись лупить и молотить друг друга своими здоровенными ручищами — в ухо, в нос, в пузо.
А Винченцо и Винченца тем временем обнимали старое дерево.
— Друг, спасибо тебе! Ты спас нас! Мы — Винченцо и Винченца.
— Я знаю, кто вы. Я много раз слышал, как вы поёте! В ту пору вы ещё жили у себя дома во Флоренции и служили в театре. И знаете, никто никогда не пел так, как вы. Кстати, можете обращаться ко мне, как все: Дядюшка Дуб. А моё настоящее имя… Впрочем, это долгая история.
— Хорошо, мы будем называть тебя Дядюшка Дуб. Но как нам тебя отблагодарить? Ты спас нас. — Тут Винченца коснулась своего живота. Глядя на неё, Винченцо улыбнулся. — Не представляю, что обычно дарят дубам. Прежде мы и вообразить не могли, что деревья умеют разговаривать.
Дерево молчало минут десять. Винченцо и Винченца растерянно переглядывались, но тоже не нарушали тишину.
— Кое-что вы можете для меня сделать, — промолвил наконец Дядюшка Дуб. — Правда, мне немного неловко вас об этом просить.
— Говори, Дядюшка Дуб, не стесняйся! — настаивали Винченцо и Винченца.
— Я живу на свете тысячи лет… — начал дуб, смущённо покашляв. — У меня много друзей. Я столько всего знаю. Я разговаривал с самыми необыкновенными людьми и другими существами. Вы и представить не можете, какие у меня были собеседники. Но никто никогда не учил меня петь.
Винченцо и Винченца переглянулись.
— Дядюшка, мы можем петь для тебя сколько угодно, хоть всю жизнь. Но научить?.. Видишь ли… твой голос… он… не очень подходит для классической оперы.
— Да, ты права, — опечалился Дядюшка Дуб. — Слишком низкий, слишком хриплый — ты это имеешь в виду?
Раньше мы упоминали, что топор, которым Красс ударил по стволу, не причинил Дядюшке Дубу ни малейшего вреда. На самом деле это не совсем верно. Кое-что всё же произошло: в глубине дерева кто-то громко чихнул:
— А-а-а-апчхи!
— Кто это? — удивился Дядюшка Дуб. — Голос вроде знакомый…
— А-а-а-апчхи! — вновь услышали все. А потом кто-то зевнул.
Из дупла высунулась седая растрёпанная голова с белоснежной бородой и живыми, озорными глазами.