В противоположной стенке колодца дети разглядели тёмный тоннель. Длинные гибкие стебли неизвестного растения с мелкими листочками прикрывали вход, свисая, точно занавес. Выглядело это не страшно. Но, чтобы попасть в тоннель, нужно было как-то перебраться через воду. Теперь дети увидели, что здесь, внизу, колодец раза в четыре шире, чем его устье.
— А если там глубоко? — забеспокоилась Майя. — Сумеешь переплыть, Тау? Держаться ведь не за что.
— Дедушка сказал, что вроде бы можно пройти прямо по воде. Ух ты, смотри! — крикнул он. — Да это же луна!
Им не сразу пришло в голову, что дедушка мог иметь в виду не саму луну, а её отражение в воде. Так иногда мы внезапно понимаем смысл слышанных раньше слов.
Дети не были уверены, что поступают правильно. От волнения по спине у обоих пробежали мурашки, и всё же они решились наступить на отражение луны. Сперва Тау протянул к воде одну ногу. Майя, стоя на нижней ступеньке, крепко вцепилась пальцами в его руку.
— Она холодная? — шептала она. — Ты промок?
Тау осторожно коснулся ногой воды.
Луна оказалась сухой и плотной, как песок на пляже, и легко выдержала вес Тау.
— Давай, Майя, — весело крикнул он. — Смотри, я не тону!
От радости он принялся приплясывать и даже подпрыгивать.
— Эй, полегче, — испугалась Майя. — Вдруг провалишься?
Внезапно раздался чей-то голос, да такой громкий, что по воде пошла рябь.
— Не провалится. В неё невозможно провалиться. Как и в ту луну, которая на небе.
Дети замерли, открыв рты.
— Ишь как побледнели! — не умолкал голос. Он явно доносился из тоннеля. Но по-прежнему ничего не было видно. — Давайте, смелее вперёд…
Взявшись за руки, Майя и Тау решительно шли по луне, как две кометы, пересекающие небо. По пути у них было время о многом подумать.
Когда они шагнули на противоположный берег, оказалось, что под ногами вовсе не камень, а что-то мягкое, вроде травы. Интересно, как она могла вырасти без солнца? Тау и Майя глазам своим не верили! Они не знали, что в глубине, в непроглядной тьме, тоже есть трава, только белая. Называется она белым-трава, а растёт благодаря случайным атомам света, попавшим внутрь земли. Эти крошечные частички напоминают пылинки, плывущие в воздухе летним вечером. Там, куда упадёт светящийся атом, появляется маленькая белёсая травинка, которая живёт пару дней.
Незнакомый голос раздался вновь. На сей раз он прогремел совсем рядом:
— Полезайте ко мне на спину!
Только сейчас Тау и Майя заметили у себя над головой два внимательных карих глаза. Потом показались чёрный блестящий нос, широкая морда и здоровенная голова. Да это же самый настоящий медведь! Дети в страхе попятились.
— Не бойтесь. Меня зовут Умбертус. Ну, смелее!
Великан исчез в глубине тоннеля и, по всей видимости, улёгся на землю, потому что до детей донеслось громкое «уф-ф-ф!».
— Рад с вами познакомиться, Тау и Майя, — добавил он. И снова: — Уф-ф-ф!
Откуда он знает их имена? Так или иначе, дети успокоились и послушно вскарабкались на медвежью спину. Какая мягкая шерсть была у этого великана! Пахла она хвоей, белыми грибами, трюфелями, влажной древесной корой, ветром, треплющим ветки ив, озером, смородиной, мятой, пчелиным воском. Не сговариваясь, Тау и Майя вцепились в медвежью шкуру.
В тот же миг зверь заворочался, поднялся с земли и понёсся огромными скачками по тёмному тоннелю, унося детей на своей спине.
V. Песня. Дорога в никуда и бесконечная змея
Скачка в кромешной тьме тоннеля верхом на медведе, крупнее которого свет не видывал, дело непростое. Приходилось крепко держаться за шкуру, чтобы не упасть: трясло-то будь здоров! Особенно если Умбертус взмывал в воздух, преодолевая скалы, ущелья и непроходимые заросли. Когда медведь через что-нибудь перепрыгивал, из пасти его вырывалось короткое сосредоточенное рычание. А потом он поднимал морду и, по-прежнему глядя перед собой, спрашивал:
— Вы там как? Ничего?
— Нормально, — хором отвечали дети.
— Значит, оба на месте? Отлично!
И не опускал морду, пока дети не отзовутся.
Время от времени их задевали лианы, свисавшие древесные корни или упругая паутина. Один раз они почувствовали, как чей-то холодный мокрый хвост ласково пощекотал им подбородки.
Тау и Майя не удержались и захихикали.
— Не пугайтесь, — подбадривал их медведь на полном скаку, — это Кассандра, змея-предсказательница. Голова у неё снаружи, а хвост внутри. Кассандра всему лесу сообщает о том, что вы здесь. Но никто не обращает на неё внимания.
— Почему?
— В молодости она проглотила лисёнка: обманом заманила к себе в пасть. Пообещала, что внутри лисёнок найдёт булочку с ветчиной. Наказать её решили тем, что перестали её слушать. В первое время было сложновато, но потом мы привыкли. Закричи она: «Пожар, пожар!» — всё равно никто не поверит, даже если увидит дым.
— Зачем же она предсказывает? — удивился Тау.
— Она уверена, что это её прямая обязанность. А с другой стороны — кто знает? — вдруг в один прекрасный день все поймут, что она не врёт, прислушаются к ней и узнают нечто важное.
— Такое впечатление, что ты, Умбертус, ей веришь, — улыбнулась Майя.
Ничего не ответив, медведь опустил морду, и дети поняли, что он улыбается.
Наконец впереди показалась большая отвесная скала. Тьму тоннеля рассеивали скупые лучи лунного света: должно быть, они просачивались сквозь звериную нору или отверстие, проделанное каким-нибудь мощным корнем. Словно огонёк свечи, они заливали поверхность скалы мягким таинственным светом. Дети увидели, что её покрывают загадочные письмена, похожие на те, что были на стенках колодца.
Медведь пригнулся, чтобы дети слезли на землю, а затем подошёл к скале. Что-то тихонько прорычал, и перед ним бесшумно открылась дверь.
— Даже не скрипнула, — прошептала Майя.
— Это самая стеснительная дверь, которую я встречал в своей жизни, — улыбнулся медведь Умбертус.
— А как ты её открыл?
— Прошептал своё имя.
— «Медведь Умбертус»?
— Нет, другое. Моё имя на сером медвежачьем — так называется язык серых медведей. Если вы скажете ей ваши имена, она послушается и вас. Запомните хорошенько и ни за что на свете не забывайте это правило.
Осмотрев скалу, медведь показал следы какого-то ископаемого животного. Они располагались как раз на высоте детского носа. Сразу стало понятно, какой древней была эта горная порода. Через открывшуюся дверь Умбертус и дети прошли в густой тёмный лес.
— А если кто-нибудь подойдёт к скале и назовёт своё имя случайно? — не унимался Тау.
— Так не бывает, — усмехнулся медведь. — Вы можете себе представить, чтобы кто-то разговаривал со скалой случайно?
Майя и Тау переглянулись.
— Наш дедушка запросто.
Медведь покосился на детей, будто что-то припоминая.
— Ваш дедушка? Ах да, юный Друс! — Он задрал голову, глянул на небо и вздохнул. — Конечно, я его помню. А ну-ка, подождите, дети. Пора сообщить Дядюшке Дубу, что мы на месте.
Медведь встал на задние лапы и так вытянул шею, что казалось, голова его затеряется среди звёзд.
Затем он выпрямил гигантское тело и вновь заревел: на сей раз его могучий рык был подобен грому. Стая гусей, которая в это время как раз пересекала белый диск луны, приветливо загоготала в ответ. А луна смущённо прикрылась серебристым облачком.
Но вскоре птицы умолкли. И тогда дети впервые в жизни услышали голос Дядюшки Дуба.
Нежный и глубокий, громкий, но приятный, как прикосновение бархата, голос этот тихонько напевал песенку, полную ликования и радости:
То-реа-дор, сме-лее в бой…
То-реа-дор, то-реа-дор!
— Приве-е-ет, Умбертус, — добавил он. — Отпусти детей. Пусть идут ко мне сами.
И снова:
Час нас-тал… в бой сме-лей!
Листья на деревьях задрожали и зашелестели, хотя никакого ветра не было и в помине. Голос наполнял собой весь лес, как вышедший из берегов океан. Медведь блаженно закрыл глаза. Ночные животные тоже притихли. Луна сияла в небе в полную силу, заливая всё вокруг пронзительным ясным светом. Детям даже показалось, что наступил день.
— Это он, Дядюшка Дуб, — сказал Умбертус. По сравнению с голосищем исполинского дерева медвежий голос казался тоненьким и слабым. — Дальше пойдёте одни.
— Как это одни? — возмутилась Майя. — Кругом же лес!
— Ничего страшного, там впереди дорога.
— Дорога? А куда она ведёт?
— Никуда. Точнее, куда хочешь, туда и приведёт, — ответил медведь. — Прощайте! Надеюсь, ещё увидимся. Я всех предупрежу, чтобы вам помогали, р-р-р-р. — И медведь улыбнулся.
— Умбертус, постой, Умбертус! — вскрикнул Тау, кинувшись к нему.
— Ря-а-авк! — рыкнул медведь и скрылся в чаще.
Луна, которая тоже хотела поучаствовать в происходящем, высветила дорожку среди непроглядного леса. Дорожка была такой белой, что казалась протоптанной в снегу. Слово «белый» начисто стёрлось из памяти Майи и Тау: для них дорожка была серебряной, как монета или звезда, отражённая в море.
— Тау, нам надо держаться за руки, — строго сказала Майя.
Интересно, куда ведёт эта незнакомая дорога? А может, это и есть та самая, о которой говорил Умбертус? Тут дети заметили, что чуть поодаль, за ежевичником, белеет ещё одна тропинка, которая тоже убегает в глубь леса.
— Что делать, Майя? — растерялся Тау. — Куда нам идти?
— Понятия не имею. Вот бы спросить у кого-то, — вздохнула Майя. — Если бы мы были в сказке, то повстречали бы говорящую сову, лису или ещё какую-нибудь зверюшку. Она бы загадала нам загадку, а потом ответила на наш вопрос. А может, просто взяла бы и показала, в какую сторону идти.
— Сова, а сова? — позвал Тау.
Майя прыснула. И брат, и сестра очень любили всякие смешные шутки.
— Куда ты ведёшь, дорога? — спросил Тау. Он это сказал нарочно, чтобы Майя ещё посмеялась.