Груз этой печали становился особенно тяжелым, когда вечером доктор Моди возвращался с работы домой. Когда машина заворачивала во двор, он успевал увидеть Песи раньше, чем тот замечал отца. Открывавшиеся его взору сцены вызывали отчаяние – сын вечно кого-нибудь обижал, с кем-то дрался или показывал неприличные жесты.
Но доктор Моди старался не демонстрировать окружающим своих чувств. Пока машина медленно ехала по неровным плитам площадки, мальчишки расступались, давая ему дорогу. Они не возражали, если он с веселым видом и шутливыми комментариями прерывал их игру. Совсем иначе они вели себя с владельцами двух других машин, священником из корпуса «А» и дипломированным бухгалтером-экспертом из корпуса «В», которые обычно кричали из своих автомобилей на сыновей банковских клерков и бухгалтеров, потому что те своей игрой мешали проезду. Одни и те же ругательства становились настолько предсказуемыми и бессмысленными, что иногда мальчишки весело кричали хором вместе со своими хулителями: «Вы хуже, чем грязные животные!», или «Дикие собаки и кошки и то умнее!», или «Вам, чертям, что, уроков делать не надо?!».
Но один паренек всегда держался в стороне от сверстников – мальчик из семьи Бальсара, проживавшей на одном этаже с семьей Моди. Джахангир каждое утро сидел на каменных ступеньках лестницы, когда легкий ветерок дул с суши на море, высушивая и освежая потных от игр ребят. Он долго сидел в сумерках один и у остальных вызывал лишь раздражение. Ребятам не нравился его грустный вид отстраненного наблюдателя.
Доктор Моди тоже обратил внимание на Джахангира, сидящего на каменных ступеньках корпуса «С», – худенького мальчика со слишком хрупким телосложением для своих лет. Рядом со здоровенным Песи он казался совсем крошечным, но его субтильный вид подчеркивался не только ростом: у него были изящные руки и покрытые нежным пушком предплечья. Хотя у большинства мальчиков его возраста на лице уже начинали появляться первые признаки растительности (а у Песи уж точно была щетина), подбородок и верхняя губа Джахангира оставались гладкими, как у молодой женщины. Но доктору Моди было приятно каждый вечер смотреть на паренька. Спокойная задумчивость мальчика на ступеньках в каком-то смысле уравновешивала шумную возню игравших во дворе ребят. Такого баланса доктору Моди всегда не хватало, и он быстро его оценил.
Джахангир, в свою очередь, наблюдал за доктором Моди, когда этот крупный мужчина каждый вечер проходил мимо него. Припарковав машину, доктор подходил к лестнице, Джахангир здоровался с ним: «Сахиб-джи»[90] и робко улыбался. Мальчик видел, что, несмотря на постоянную веселость, в глазах доктора была какая-то щемящая пустота. Он заметил, как тот необычным жестом, скрестив на груди руки, чешет серовато-красные бляшки псориаза на обоих локтях сразу. Иногда Джахангир поднимался со ступенек, и они вместе шли на четвертый этаж. Однажды доктор Моди спросил его:
– Тебе не нравится играть с другими ребятами? Просто сидишь и смотришь?
Мальчик покачал головой и покраснел. Больше доктор Моди к этой теме не возвращался.
Постепенно между ними возникло нечто вроде дружбы. Джахангир затронул в душе доктора какую-то струну, которая слишком долго молчала. Симпатия к мальчику росла и стала постепенно заполнять то место, где до тех пор жила печаль по имени Песи.
II
Однажды вечером Джахангир сидел на каменных ступеньках и ждал, когда появится машина доктора Моди, а Песи в это время организовывал игру нарголио[91]. Он разделил ребят на две команды, но выяснилось, что одного человека не хватает. Он позвал Джахангира, который ответил, что не хочет играть. Нахмурившись, Песи передал мяч одному из игроков и подошел к Джахангиру, схватил его обеими руками за воротник и одним рывком поставил на ноги.
– Аррэ, чусия![92] – заорал он. – Хочешь получить как следует?
И потащил его за воротник туда, где мальчишки, чтобы играть в нарголио, сложили горку из плоских камней.
В этот момент на площадку въехала машина доктора Моди, и он увидел своего сына в одной из сцен, которые неизменно повергали его в отчаяние. Но сегодня отчаяние доктора было вытеснено яростью, стоило ему заметить, что жертвой Песи стал кроткий и тихий Джахангир Бальсара. Доктор Моди, не выключая двигатель, оставил машину посреди площадки. Глаза его гневно сверкали. Не разбирая дороги, он пошел к Песи, по пути поддав ногой горку из семи плоских камней. Увидев отца, Песи отпустил Джахангира. Слишком часто тот ловил его на неблаговидных поступках, и парень знал, что лучше всего просто стоять и ждать. Джахангир между тем еле сдерживал слезы.
Доктор Моди остановился напротив сына и с размаху ударил его по лицу, сначала по одной щеке, а потом по другой внутренней и тыльной стороной правой ладони. Затем немного подождал, словно размышляя, достаточно ли, обнял за плечи Джахангира и повел к машине.
Они доехали до места парковки. Джахангир уже справился со слезами, и они подошли к лестнице корпуса «С». Лифт не работал. Оба поднялись на четвертый этаж и постучали в дверь. Доктор остался ждать с мальчиком.
Им открыла мать Джахангира.
– Сахиб-джи, доктор Моди, – сказала эта маленькая женщина средних лет, очень аккуратная, всегда с собранными в пучок волосами. Она никогда не появлялась без матхубану. Удивительные вещи могла она проделывать с этим отрезом тонкой белой ткани, завязанным в узел и надетым на голову, как шапочка, плотно закрывающая пучок. Вечерами, закончив домашние дела, она разматывала матхубану и носила его в более традиционной манере, как шарф.
– Сахиб-джи, – сказала она и тут заметила следы слез на лице сына.
– Аррэ, Джахангу, что случилось? Почему ты плакал?
Ее рука машинально потянулась к матхубану, стала его теребить и поправлять – она так делала, когда беспокоилась или нервничала.
Чтобы избавить паренька от неловкости, доктор Моди заговорил первым:
– Пойди умойся, а я пока побеседую с твоей мамой.
Джахангир вошел в квартиру, а доктор вкратце рассказал, что случилось.
– Почему он не играет с другими мальчиками? – спросил он под конец.
– Что я могу сказать, доктор Моди? Сын даже не желает выходить из дома. Худаи саламат ракхе[93], хочет сидеть дома и читать книжки. Даже вечером мне удается ненадолго выгнать его на улицу, только когда говорю ему, что без свежего воздуха он не вырастет. Каждую неделю он приносит из школы все новые и новые книжки. Поначалу в школьной библиотеке ему выдавали только одну книгу в неделю. Но он пошел к отцу Гонзалвесу, заведующему библиотекой, и получил особое разрешение на две книги. Бог знает, зачем тот разрешил.
– Но ведь чтение полезно, миссис Бальсара.
– Знаю, знаю, но чтобы у ребенка была такая постоянная мания…
– Некоторые ребята по характеру бывают «уличные», а некоторые «домашние». Вам не стоит волноваться о Джахангире, он очень хороший мальчик. Посмотрите на моего Песи, вот где надо волноваться, – сказал он, надеясь ее подбодрить.
– Нет-нет, не говорите так. Запаситесь терпением, Худаи[94] велик, – сказала миссис Бальсара, в свою очередь утешая его.
Джахангир вернулся с немного красными, но сухими глазами. Умываясь, он намочил прядь волос, и она теперь свешивалась со лба.
– А вот и наш герой-домосед, – улыбнулся доктор Моди, похлопав Джахангира по плечу и откинув назад его мокрую прядь.
Джахангир его не понял, но все равно улыбнулся. Веселость доктора была заразительной. Доктор Моди снова обратился к его матери:
– Пришлите его ко мне в воскресенье в десять. Мы немного поговорим.
После того как доктор Моди ушел, мать объяснила Джахангиру, что ему очень повезло, потому что такой важный и образованный человек, как дядя Барзор, проявил к нему интерес. Она втайне надеялась, что доктор поспособствует формированию у ее сына более широкого взгляда на жизнь и на занятия других мальчиков. И, когда пришло воскресенье, она отправила Джахангира к доктору ровно в десять.
Доктор Моди принимал ванну, поэтому дверь открыла миссис Моди. У нее было хмурое лицо и тощая, костистая фигура – она казалась прямой противоположностью мужу и по внешности, и по настроению, хотя что-то осталось в ней от былых времен, говорившее, что она не всегда была такой. Джахангир никогда с ней не пересекался, за исключением случаев, когда миссис Моди и его мать обменивались вежливыми фразами, делая на лестнице покупки у торговцев овощами или фруктами.
Не ожидая прихода Джахангира, миссис Моди остановилась в дверях, не приглашая его внутрь, и спросила: «Да?», подразумевая: «Это еще что за явление?».
– Дядя Барзор попросил меня прийти в десять часов.
– Попросил прийти в десять часов? Зачем?
– Просто сказал прийти в десять.
Скрепя сердце миссис Моди отошла в сторону.
– Тогда проходи. Сядь вон там.
И она указала на стул, куда следовало сесть, бормоча что-то про отца, у которого есть время на чужих детей, а на собственного сына нет.
Джахангир сел на самый неудобный стул в комнате. Он впервые оказался в квартире семейства Моди и стал с любопытством оглядываться. Правда, очень скоро его взгляд сосредоточился на квадрате пола под ногами, потому что заметил, что миссис Моди за ним наблюдает.
Под этим бдительным оком тянулись минуты, и Джахангир почувствовал облегчение, когда из спальни наконец появился доктор Моди. Было воскресенье, поэтому доктор сменил свои обычные шорты цвета хаки на свободные и удобные белые пижамные штаны. Судра была надета навыпуск. Он вошел, шагая широко и энергично в огромных сапатах[95]. Он улыбнулся Джахангиру, который с радостью заметил, что в уголках глаз доктора появились «гусиные лапки». Мальчика провели в комнату доктора Моди, и, казалось, оба они, и мужчина, и мальчик, обрадовались, что им удалось удрать от зоркого женского глаза.