– Сахиб-джи, дядя Нариман, – неуверенно заговорил кто-то из них, и Нариман кивнул, не сбиваясь с насвистываемой мелодии и сверкая носом картошкой. Его вытянутые губы на время приподнялись и изменили форму усов, подстриженных в стиле Кларка Гейбла[136]. Подошли еще ребята, и один из них спросил:
– А сегодня будет история, дядя Нариман?
В этот момент глаза Наримана заблестели, и он с удвоенной энергией принялся тереть эмблему «мерседеса». Просьбу подхватили другие:
– Да, да, дядя Нариман, расскажите историю!
Нариман перешел к коде марша. Потом его губы разжались, свист прекратился, и усы Кларка Гейбла опустились. Тряпка была отложена, и Нариман начал:
– Вы, ребята, знаете великих игроков в крикет: Контрактора, Полли Умригара, а из недавних молодого Фароха Инженера. Aficionados[137]крикета – вот кто вы такие.
В своих историях Нариман любил употреблять незнакомые слова, особенно длинные, полагая, что его долг – открывать юным умам многоцветный и разнообразный словарь человечества. Если мальчишки не способны проводить свои дни в Мемориальной библиотеке имени Кавасджи Фрамджи, то он, по крайней мере, может принести кусочек этой библиотеки к ним во двор.
Мальчишки кивнули, имена игроков были знакомы.
– Но знает ли кто-нибудь из вас о Савукше, самом великом из всех великих?
Ребята дружно замотали головой.
– Тогда вот вам история про Савукшу, про то, как он спас индийскую команду от позорного поражения во время серии матчей в Англии.
Нариман присел на ступеньки корпуса «А». Двое ребят, упрямо продолжавших играть на площадке, не выдержали и, как только увидели собравшийся кружок, тоже прибежали послушать. Они шепотом спросили других, о чем будет история, и им ответили: о Савукше, величайшем игроке в крикет. Шепот стих, и Нариман начал рассказ:
– Команда Индии должна была сыграть в Англии с непобедимым МКК в рамках серии матчей. Капитаном нашей команды был Контрактор. Поскольку МКК считалась самой сильной командой, с которой им предстояло сразиться, Контрактор почти не сомневался в поражении. Вдобавок к прочим проблемам один из лучших его отбивающих Надкарни в самом начале игр заболел гриппом и явно не успевал поправиться к матчу с МКК. Кстати, кто-нибудь знает, что означают эти буквы? Ты, Керси? Ты ведь тоже хотел когда-то профессионально играть в крикет.
Керси покачал головой. Никто из мальчиков не знал, хотя в комментариях по радио звучало это сокращение, но полностью название практически никогда не употреблялось.
Тогда заговорил Джахангир Бальсара, или Бальсара Книжный Червь, как прозвали его ребята. Кличка, придуманная Песи-падмару, пристала к Джахангиру, хотя прошло уже больше четырех лет с тех пор, как Песи отправили в школу-интернат, и два года после смерти доктора Моди. Мальчишки Фирозша-Баг по-прежнему не любили Джахангира, хотя научились мириться с его отчужденностью и уважать знания и ум. Никто не удивился, что он знал ответ на вопрос Наримана – «Мэрилебонский крикетный клуб».
– Совершенно верно, – подтвердил Нариман и продолжил свою историю: – МКК выиграл жеребьевку и решил, что их команда будет отбивающей. В первом иннингсе они получили четыреста девяносто семь ранов, прежде чем наши спиннеры смогли их выбить. На второй день в начале игры наша команда выбыла из игры со ста девятью ранами, а запасной, занявший место Надкарни, получил травму от коварного баунсера[138], раскроившего ему лоб. – Нариман показал место и длину раны на собственном морщинистом лбу. – Наихудшие опасения Контрактора оправдывались. МКК отказался от своего второго иннингса и объявил для индийской команды фоллоу-он, чтобы в иннингсе добиться ее поражения. И на этот раз Контрактору пришлось выставить второго запасного игрока. Этим вторым запасным оказался Савукша.
Младшие ребята внимательно слушали. Некоторых из них, например двух сыновей дипломированного бухгалтера-эксперта из корпуса «В», только недавно родители сочли достаточно взрослыми, чтобы отпускать играть на дворовую площадку. Эти двое еще не были знакомы с историями Наримана. Но другие, такие как Джахангир, Керси и Вираф, уже хорошо знали его стиль.
Однажды Джахангир услышал, как старшие ребята обсуждают рассказы Наримана, и не мог не высказать собственного мнения: непредсказуемость – это кисть, которой Нариман рисует свои истории, а неопределенность – палитра, где он смешивает краски. Ребята посмотрели на него с восхищением, а Вираф спросил, что именно он имеет в виду. Джахангир сказал, что иногда Нариман рассказывает о смешных происшествиях в серьезной манере, а важные вещи, наоборот, выражает легким и игривым языком. Но это очень приблизительное разделение, в промежутке есть множество более тонких градаций, связанных с тоном рассказчика и построением сюжета. Тогда какая же из историй смешная, а какая серьезная? Мнения разделились. «Но в конце концов, – сказал Джахангир, – слушателю придется решать самому».
– Итак, – продолжал Нариман, – Контрактор сначала выставил двух своих обычных отбивающих, убежденный, что дело безнадежно. Но, после того как были разрушены пять калиток всего за тридцать восемь ранов, на поле вышел запасной игрок Савукша. И больше уже ничто не имело значения.
За периметром двора зажглись уличные огни и осветили чугунные ворота с охранником. У того гора падала с плеч, когда Нариман начинал рассказывать свои истории. Это означало, что беспорядочная суматоха на площадке скоро закончится и охраннику уже не надо следить, чтобы никто из детей не выбежал на проезжую часть или не попытался перемахнуть через стену. Потому что, хотя главной его задачей было не пускать на территорию всякий сброд, следить за мальчиками тоже приходилось, если, конечно, он не собирался лишиться работы.
– Первый мяч, который летел к Савукше, был уайд-бол, просвистевший далеко от офф-стампа. Савукша его проигнорировал, лишь слегка приподняв биту. Но как стильно это выглядело! Как элегантно! Словно он хотел сказать: «Ну, что, сапоги, не хотите ли сыграть в достойный крикет?» Второй мяч тоже летел слишком высоко, но не так, как первый, и чуть не задел офф-стамп. И вновь Савукша только приподнял биту, всем своим видом выражая скуку. Теперь уже зрители следили за ним во все глаза. Подающего рассердила заносчивость Савукши, и третья подача стала резким и быстрым ударом сверху вниз прямо на мидл-стамп.
Савукша, быстрый, как молния, не зевал. Никто даже не увидел удара биты, но мяч полетел, как пуля, к позиции сквер-лег. Там стоял парень, гигант двухметрового роста и весом больше ста килограммов. Настоящий житель Бробдингнега[139], с руками, словно ветви деревьев, и с ладонями, словно огромные сапаты, – такие как у доктора Моди. Помните, какие большие ноги были у доктора?
Джахангир был единственным, кто помнил. Он кивнул.
– Даже когда этот парень просто стоял, и то было страшно смотреть. Мимо него не мог проскочить ни один мяч, некоторые он ловил с потрясающим искусством. Савукша нарочно нацелил свой удар прямо в великана. Но тот оказался таким же быстрым, как Савукша, и сразу же выставил свою ручищу-сапат, чтобы перехватить мяч. И что вы думаете, ребята, случилось тогда?
Старшие мальчики знали, какие слова в этом месте истории хочет услышать Нариман.
– Что случилось, дядя Нариман? – спросили они. – Что случилось?
Довольный Нариман продолжал:
– Случился вопль. Вопль игрока-великана, вопль, разнесшийся по всему стадиону, вознесшийся, как крик банши[140], к самым дешевым зрительским местам далеко наверху, вопль, отразившийся эхом от табло и влетевший в павильон, на кухню, где заставил вздрогнуть паренька, готовившего чай и коржики для перекуса после матча; в результате парень пролил на себя кипяток и получил серьезную травму. Но не такую сильную, как гигантский полевой игрок у сквер-лега. Никогда еще на английском стадионе не слышали такого вопля, да и во всей истории крикета тоже. А почему он так вопил, как вы думаете, ребята?
– Почему, дядя Нариман, почему? – хором повторили мальчики.
– Конечно, из-за удара Савукши, пославшего мяч, точно пулю. Рука, которой великан хотел остановить мяч, теперь была выставлена на всеобщее обозрение, и – вжух-вжух, вжух-вжух – кровь полилась из нее, как из фонтана на итальянской пьяцце, как водопроводная вода из водохранилища Вихар-Повай; она хлынула на его рубашку, белые брюки и забрызгала зеленую траву. Только благодаря огромному росту игрок не свалился сразу же в обморок от потери крови. Но все равно он долго не продержался. Вскоре ему стало плохо, и его увели с поля. А где, как вы думаете, оказался мяч, ребята? Тот, по которому Савукша так врезал.
И хор голосов со ступенек уже скрытой сумерками лестницы снова повторил:
– Где, дядя Нариман, где?
– За линией границы, конечно. Лежит себе у забора. Разодранный. Развалившийся на два идеальных кожаных полукружия. Все его швы порвались, кое-где вывалился наполнитель. Судьи послали за новым мячом, и игра продолжалась. Теперь полевые игроки уже не решались дотрагиваться до мяча, посланного Савукшей. Каждый его мяч все время летел к границе за четыре рана. Савукша в одиночку сократил разрыв, и, если бы не потерянное из-за дождя время, он привел бы команду Индии к безоговорочной победе над МКК. А так матч закончился вничью.
Нариману было приятно смотреть на благоговейное восхищение, написанное на лицах самых маленьких слушателей. Керси и Вираф посмеивались и что-то шептали друг другу. Из какой-то квартиры повеяло запахом жареной рыбы, который смешался с вечерним воздухом, и у Наримана защекотало в носу. Он с удовольствием втянул этот запах и понял, что исходит он со сковородки его дорогой жены Хирабай. Утром Нариман видел морского леща, которого жена купила у приходящего рыбного торговца. Лещ с открытым ртом и вытаращенными глазами, как у некоторых из собравшихся вокруг Наримана малышей, ждал, когда его почистят. Пора было заканчивать рассказ.