Уложит его мама в постель и только отойдёт позвать папу, чтобы тот пожелал сыну спокойной ночи, а сын — юрк на шкаф, сидит там и ликует, глядя, как родители бегают, ищут его. А в школе и того хуже было. Вызовет его учитель отвечать, только соберётся задать вопрос, глядь, а Юрка нету: он уже сидит, скрючившись, под последней партой. А то, бывало, учитель пишет на доске, а Юрк юркнет к нему под кафедру и затаится. Да так ловко и неприметно он это проделывал, что никто в классе и заметить не успевал, когда он прошмыгнул. Все только удивлялись: «Куда подевался Юрк?» А уж он-то радовался.
Долго так продолжалось, и ни уговоры, ни наказания не могли отучить Юрка прятаться. Но постепенно стало это случаться всё реже, потому что трудней стало находить новые укромные места. Взрослые уже знали все его тайники — и в доме, и в саду, и в школе. Не было уже куста, под которым бы он хоть раз да не сидел, шкафа, в который бы не залез, двери, за которой бы не затаился. Стоило теперь Юрку спрятаться, как взрослые обходили все его тайники один за другим и в конце концов разыскивали. Разыщут и велят: «А ну, выходи!»
Вылезет он, а ему ещё и уши надерут, приговаривая: «Не смей прятаться! Не смей прятаться!»
Очень Юрк горевал, но не потому, что за уши драли (это не так уж и больно, да притом не слишком часто случалось), а потому, что не осталось у него такого местечка, где бы никто его найти не мог. Выдвинет он ящик из комода и думает: «Вот был бы я маленьким-маленьким — можно было бы сюда спрятаться». А то глянет на печную дверцу и размечтается: мол, хорошо бы стать крохотным, как кусочек угля, можно было бы забраться в печку. Но мечты — это только мечты, и проку от них мало: новых укрытий Юрк не находил. Совсем он от этого загрустил, до того дошёл, что печёные яблоки ел без всякого удовольствия, а однажды, когда лавочник хотел угостить его конфетой, хмуро ответил: «Спасибо, не хочется». Днём и ночью мечтал он только об одном: хоть бы разочек ещё так спрятаться, чтобы никто отыскать не сумел.
Как-то в воскресенье Юрк в одиночестве сидел дома. Мама и папа ушли в гости. Шёл проливной дождь, и играть на улице с ребятами было нельзя. Юрк сидел у окошка и уныло смотрел, как во дворе на лужах вскипают под дождём пузыри. Заодно он рисовал акварельными красками картинку: солнце весело улыбается, а месяц и звёзды ведут вокруг него хоровод. Рисовать звёзды было трудно: уж очень много у них зубчиков-лучей. Поэтому время от времени Юрк устраивал себе отдых, откладывал кисточку и глазел в окно.
И вот поднял он в очередной раз голову и видит: калитка открылась, как будто кто-то вошёл, но во дворе пусто. Собака рвётся с цепи, заливается лаем, словно во дворе чужие, и вдруг как завизжит, будто её ударили, и кинулась в будку.
Всё это показалось Юрку очень странным, он быстро юркнул за гардину и затаился, но так, чтобы можно было видеть всё, что происходит во дворе, а его нельзя было бы заметить. Но сколько он ни смотрел, видел только собаку, которая, скуля, опасливо выглядывала из будки, да дождевые пузыри на лужах. И всё-таки, несмотря ни на что, у Юрка было чувство, что во дворе кто-то есть.
Чуть погодя Юрку почудилось, будто в окошко кто-то заглядывает. Но как он ни всматривался, ничего, кроме прозрачных стёкол и дождевых капель, не увидел. «Интересно, — подумал Юрк. — Кто-то там есть, а кто — не видать. Похоже, он умеет прятаться ещё лучше, чем я».
И тут дверь, ведущая со двора в кухню, отворилась. Юрк так вытаращился, что даже слёзы на глаза навернулись, но вошедшего не увидел. Юрк решил: «В дом кто-то вошёл, хоть я никого не заметил. Ну, раз он прячется, спрячусь и я». И Юрк быстренько юркнул в шкаф и притворил за собой дверцу. Он знал, что через замочную скважину будет видно всё, что происходит в комнате.
Некоторое время ничего не происходило. Потом дверь, ведущая из кухни в комнату, медленно, осторожно раскрылась. Дверная ручка была опущена, но того, кто нажимал на ручку, мальчик не увидел. Всё это выглядело так удивительно и непонятно, что от волнения Юрк даже дыхание затаил.
Таинственный гость, вероятно, вошёл в комнату, потому что дверь закрылась, но продолжал оставаться невидимым. И тут Юрк услышал, как кто-то хриплым басом произнёс:
— Ух ты, как хорошо в человеческом доме! Тепло, сухо. Не сравнить даже с самой лучшей берлогой в лесу.
Ему ответил голос потоньше и повизгливей:
— А что я тебе говорила? Ты только посмотри, какая тебе на диване постель приготовлена! Сколько подушек!
«Вот это да! — подумал, сидя в шкафу, Юрк. — Оказывается, в дом пробралось целых двое! Вот ловкачи! Да к тому же их и не видно. Интересно: как это у них получается?»
— Да, хорошая у меня будет берлога, тёплая, — снова раздался хриплый бас. — Не придётся мёрзнуть зимой. Но сперва надо будет избавиться от людишек, которые тут живут.
— Ну, это проще простого, — ответил голос потоньше. — Когда вернутся хозяева со своим мальчишкой, ты их пришибёшь, и дом достанется нам. А хозяев мы закопаем в саду.
Ох и испугался Юрк, услышав, что задумали незваные и невидимые гости. Хотел он выскочить из шкафа и помчаться предупредить папу с мамой, но понял, что делать этого нельзя. Эти невидимки не выпустят его из дома — сразу схватят и прикончат. Стоит ему открыть дверцу шкафа, они его мигом увидят, а он даже не знает, кто они и как выглядят. Поэтому он решил тихо сидеть в шкафу и ждать: может, удастся незаметно выскользнуть и предостеречь родителей.
— Тебе легко говорить, — отозвался бас. — У тебя всё просто: «пришибёшь»… А кто пришибать-то будет? Ты, что ли? Вдруг у хозяина в кармане пистолет и он меня насмерть застрелит?
— Ты и впрямь не слишком умён, — насмешливо произнёс визгливый голос. — Ну как он тебя застрелит? Он же тебя не увидит. Ты что, забыл про наши шапки-невидимки? А ведь это мне, умнице, пришла мысль украсть их у гномов.
— Да будь ты семи пядей во лбу, — обиженно пробурчал бас, — без меня всё равно ничего не сможешь. Главное-то придётся делать мне. А эта твоя шапка-невидимка — вещь, конечно, полезная, но уж больно в ней жарко. Башка так и зудит, прямо мочи нет, как охота почесаться. Сниму-ка я её!
Юрк так и прилип к замочной скважине. Сперва он ничего не видел, потом увидел что-то большое и мохнатое, а потом всё опять исчезло. Затем раздался звук, словно что-то шлёпнулось на пол, и Юрк даже глаза зажмурил от изумления: посреди комнаты стоял огромный, чуть не до потолка, медведь и яростно чесал когтистой лапищей голову. У Юрка от страха дух перехватило. Ему ещё никогда не приходилось видеть такого большущего зверя. Медведь зевнул, и у мальчика, когда он увидел красную пасть и страшные клычищи, глаза сами зажмурились, а ноги от страха подкосились, пришлось ему схватиться за папин плащ, чтобы не вывалиться из шкафа. Но слышать он всё слышал. Визгливый голос произнёс:
— Раз ты снял шапку-невидимку, я тоже сниму. Хозяева раньше вечера не вернутся, так что можешь немножко вздремнуть. Смотри, медведь, и запоминай: шапки-невидимки я кладу на столик. Когда хозяева придут, ты только протяни лапу..
— Ладно, — пробурчал медведь, и мальчик услышал, как под тяжестью огромного зверя застонали пружины дивана. — Вздремну малость, наберусь сил, чтобы расправиться с людишками…
Тут Юрка снова разобрало любопытство, он приник к замочной скважине и вот что увидел: рядом с диваном, на котором расположился медведь, стоит рыжая лиса, остромордая, зеленоглазая, и помахивает пушистым хвостом.
— Только ты не очень храпи, — попросила лиса, — а то я не услышу, как возвращаются хозяева.
— Вот еще! — возмутился медведь. — Как это — не храпи? Когда я сплю, я должен храпеть. А ты садись у окошка и смотри во все глаза! Для того я тебя и взял.
Диван жалобно заскрипел, и Юрк решил, что он разваливается, но это медведь просто повернулся на другой бок и мигом задал такого храпака, что задрожали стены и задребезжали оконные стекла.
«Погоди, медведище! Ишь развалился, грязный, мокрый, на чистых наших подушках, все перепачкал! Погоди, я тебе покажу!» — думал Юрк, а сам жадно глядел на шапки-невидимки, лежавшие на столике недалеко от шкафа.
Но они были недостижимы: между ними и Юрком была дверца шкафа, да и лиса не собиралась выходить из комнаты, а судя по ее хитрющим зеленым глазам, она провести себя не позволит.
Лиса ходила по комнате, с любопытством осматривая вещи, и время от времени выглядывала в окно. Всякий раз у Юрка сжималось сердце: а вдруг папа с мамой уже возвращаются… Но лиса спокойно отходила от окна. Попробовала она открыть дверь в кухню, однако ничего у нее не вышло: сил не хватило, да и ростом она мала. Видно, такую работу за нее медведь исполняет.
Вдруг лиса обнаружила большое настенное зеркало, и оно ей ужасно понравилось. Дело в том, что все лисы — страшные кокетки и очень высокого мнения о себе. Встала она перед зеркалом в позу — точь-в-точь как Юрк, когда декламирует перед классом стихотворение, — прижала одну лапу к груди, второй разгладила длинные усы, лукаво подмигнула своему отражению и принялась нахваливать себя:
— Ай, лисонька, какая же ты красавица! Ай какая же ты умница! До чего же ты мне нравишься! Ах как я тебя, лисонька, люблю!
И, все так же прижимая лапу к сердцу, она отвесила себе глубокий поклон. Увидев это, Юрк не выдержал и фыркнул. Тут же он уткнулся носом в папино пальто, чтобы лиса не услышала его смеха, но у лис превосходный слух. Одним прыжком она очутилась около шкафа.
Юрк держал дверь изнутри, лиса пыталась открыть её лапой снаружи. Но ростом она невелика и едва дотягивалась до ручки. Тогда она бросилась к храпящему медведю и принялась его расталкивать, крича:
— Медведь, мне кажется, в шкафу кто-то сидит!
Медведь продолжал храпеть. Разбудить его оказалось не так-то просто. Лиса изо всех сил трясла его, кричала во весь голос. А Юрк, видя, что лиса стоит спиной к шкафу и занята только медведем, приоткрыл дверцу, протянул руку и — цап! — схватил со столика обе шапки-невидимки.