у, дети!
Вечерами я несколько раз включал телевизор и всякий раз попадал на индийские фильмы. Индийцы там так страшно дерутся. Дыщ, тыдыщ, дыщщщ – лупят друг друга с чудовищной силой и громко рушат аккуратно расставленные кирпичные кладки. Потом встают как ни в чём не бывало, вытирают бисерный пот. На груди – лёгкая царапка. И опять – дыщ, тыдыщ, дыщщщ. Оп, один полетел, оп – трое.
Помню, в советском моём детстве мы с восторгом смотрели индийские фильмы – ради этих сногсшибательных (чудовищных на самом деле) драк. Индийцы казались нам самым сильным и смелым народом в мире. В советском кино таких сцен не было. С послевоенного времени за несколько десятков лет всего-то и появились одни «Пираты XX века».
Только теперь, годы спустя, видя на пляже добрейших индийцев – особенно их мужчин, которые очень часто идут, держась, не поверите, за руки, и беззлобно улыбаясь всему белому свету, – я вдруг понял, что этому народу подсознательно нужны подтверждения своей маскулинности – оттого и кино такое у них. В то время как русскому человеку, только что прошедшему через самую страшную войну в истории человечества, – это было не нужно вовсе, совсем, категорически. Если что-то подобное русскому человеку понадобилось бы – он бы во двор вышел посмотреть, как там пацаны общаются, и всё.
В Индии в этом смысле порой всё куда умиротворённее. Ни днём, ни ночью никто здесь не смотрит на тебя волком, не пытается помериться с тобой силой, не несёт через толпу свои первичные и вторичные половые признаки, как будто он дикий вепрь, который готовится к охоте.
Девушки у них, правда, не столь радуют взгляд, как у нас. Они, конечно, тоже добрые и крайне скромные, но уж слишком непритязательны на вид. Самые красивые женщины у них живут в телевизоре, а по улицам не ходят. Видимо, их выращивают в особых пробирках, чтоб потом эти – лунатические, с миндалевидными, космической глубины глазами, с невозможными, статными формами – создания прямо из лопнувшей пробирки немедленно шли вести программу новостей или что-нибудь подобное. В миру им не место.
С другой стороны, это обстоятельство тоже в целом положительно сказывается на отдыхе: никто не отвлекает тебя от моря, от ветра, от нежданного вечернего, такого южного, такого бурного, такого нечернозёмного грома и вдруг нахлынувшего, тоже слишком торопливого и огромного дождя.
…мои дети купались в бассейне под дождём…
…я сидел на балконе и растворялся в горячем воздухе, с которым даже дождь не мог справиться…
Давно уже разучился путешествовать – мне ничего не хочется, только бы сидеть на балконе, или у воды, или под деревом. Хорошо не там, где нас нет, а там, где тебя самого будто бы и нет.
Тебя нет там, где тебя почти ничего не отвлекает. Тогда ты тихо исчезаешь. Море в этом смысле – почти идеальный вариант. Оно настолько всегда, что его как бы уже и нет. Его настолько много, что это уже не имеет значения. Главное, чтоб море было тёплое, одинаковое, предсказуемое.
В Индии меня почти и не было – только дети вокруг, только смешные беззлобные мужчины, только незаметные женщины, ну, мусор на дорогах – но разве нас мусором удивишь, – а дальше всё такое мелкое: даже собаки мелкие, одинаковые, и ещё это птичье разноголосье утреннее – которое тоже не имеет значения, я всё равно ни одной местной птицы по голосу не узнаю. И меня здесь никто не узнаёт: ни дерево, ни птица, – только полюбившийся нам приветливый официант, всегда радующийся нашему приходу и приносящий ром завёрнутым в газету: сухой закон, нельзя же. Ага, понимающе киваю я, нельзя. Ещё сто, милый. Во славу закона.
Всё равно нам скоро домой – к суровым мужчинам, к заметным или слишком заметным женщинам, к недобрым подросткам, к почти вечной зиме и строптивому ветру. Домой, где все эти сквозняки, все эти мужские недобрые взгляды и женские оценивающие, все мои знакомые птицы и дворовые собаки, все эти дожди и неожиданные снегопады – вновь слепят, соберут меня в то, что я есть и чего мне не избежать. А я ведь почти исчез. Почти уже дотлел на солнце, почти залип в янтаре.
…Вылезайте из своего янтаря, любезный. Встать в строй.
Нормальный танец в смазных сапогах
Это всё анекдотично, карикатурно, но выглядит именно так.
Что нужно, чтоб попасть в приличное либеральное общество?
Нужно совсем не многое.
Брезгливый антипатриотизм. Неприязнь к православной церкви. Презрение по поводу донбасской истории и сирийской авантюры. Скепсис в отношении русской истории как таковой и русского человека со всеми его крепостными привычками. Радение по поводу однополых браков и борьба за право гомосексуалистов на усыновление всех российских сирот сразу или по одному. Непрестанный хамоватый социал-дарвинистский стёб. Тотальная убеждённость в том, что Россия – Европа, а тот, кто тут «не Европа», он вообще не человек.
Всех своих объявлять «совестью» и «честью» страны, золотым интеллектуальным запасом, а всех чужих по настроению называть то «несчастными людьми», то просто «быдло».
Собственно, всё. Можно поперчить или посолить. Или плюнуть в тарелку, по вкусу.
Для разнообразия интеллектуальной позиции: Шолохов не писал «Тихий Дон».
И – готово.
Сразу становишься своим, во всех отношениях приятным человеком.
Все твои прошлые выходки тебе простят, и будут смотреть на тебя ласково, влюблённо.
На примере бывшего журналиста, а теперь коновода Невзорова, с недавних пор замечательно совмещающего в себе Ржевского и Смердякова, это легко понять. То никого он не интересовал, вообще отсутствовал в природе, жил там со своими лошадками, и чёрт бы с ним.
А тут вдруг заговорил, да как красиво: «…черносотенцы в смазных сапожках… кипящий гной патриотов… винегрет из распятых мальчиков…»
Ушки у определённой публики задрожали: а это чей такой приятный голосок? О, да это наш юноша в кожаной курточке!
«А он вроде позавчера заступался за кровавый рижский ОМОН?»
Да мало ли, растёт человек, зови его скорей к нам, смотри, какой он хорошенький вдруг стал.
Я могу ради шутки такую же историю, когда все забудут эту статью, провернуть. Через месяц или через год. И мгновенно сработает. Тут же все приличные люди скажут: ну, наконец-то, а то мы уже подумали, что ты окончательно рехнулся. Ну-ка повтори, что ты сейчас сказал.
«Объевшиеся попы! Святые девчонки из “Пусси райот”! Страна Сталина и Шойгу!» – прокричу я.
Ай, молодца! А ещё?
«Патриотические бредни, донбасские зомби!.. В Крыму тоска, люди поняли, что́ потеряли! Они присоединились к Северной Корее! Стремились на свободу, а пришли в тюрьму!»
Ой, красавец! Умеешь ведь, если захочешь! Всегда в тебя верили!
«Крепостное сознание в русских людях неистребимо! Совок проел души совков!.. А что со мной самим было ещё позавчера? Стыдно вспомнить!»
Да. Да. Ещё. Ещё, пожалуйста.
«Семья может быть какой угодно, из двух мужчин и ребёнка, из трёх мужчин и ребёнка, из сына полка и полка!»
Ох, а так долго ждали твоего прозрения, так долго. И своих отдашь в семью любого состава, если с тобой что-то приключиться?
«И своих отдам! И меня пусть усыновят тоже!»
А что там с Лениным?
«Вон из Мавзолея!»
А с принятием православия, опричниной, кавказскими войнами, сибирскими завоеваниями, советскими стройками?
«История России – история пыток и грабежей! Владимир Святой – маньяк! Курилы – японцам! Сибири – автономию! Вместо Мавзолея – памятник Сахарову! Украинским снайперам – свободу, русским ополченцам – тюремную клетку!»
Ладно-ладно, всё, верим! Молодец!
…Тех либералов, которые просто нормальные либералы, – их от такого салата не тошнит? От того, что либерализм в нынешней России – это копыта и моржовый взгляд условного «невзорова», напудренный носик условного «носика» и «славяне против террора Москвы» в гостях у официального Киева, убившего десять тысяч человек?
В ответ мне скажут, что у патриотов такой же элементарный суповой набор.
Ну да, элементарный. Крымнаш, Сириянаша, янки – враги, олигархов на нары, рабочих на Канары, широкое крестное знамение, обнять берёзку, водка из горла. Шолохов написал «Тихий Дон». Валентин Григорьевич Распутин, царствие небесное, великий писатель, а ваш Владимир Сорокин – порнограф.
И, чуть не забыл, всех своих объявлять «совестью» и «честью» страны, а всех чужих обзывать плохими словами.
Всё понятно и с патриотами, скрывать не станем.
Но, знаете, перечитал оба варианта, и второй набор мне всё равно как-то приличнее кажется.
Потому что с патриотическим набором ещё можно жить здесь, невзирая на, и на, и на, – а с «прогрессивным» надо либо всё тут выкосить на тысячу лет вглубь, либо валить на.
Разница только в этом.
Поэтому я здесь живу, в смазных сапожках, истекаю патриотическим гноем.
То есть, считаю, что почтенное отношение ребёнка к родителям – норма, уважительное отношение гражданина к истории его Родины – норма, патриотическое воспитание – норма, поддержка очередного Майдана в бывшей республике – ну-у-у… обсуждается, но поддержка русского движения в Крыму, на Донбассе или в любой прибалтийской стране – норма, умение мальчиков и тем более мужчин пользоваться оружием – норма, воспитание женщин как будущих матерей – норма, воспитание ребёнка семейной парой из мужчины и женщины – норма, уважение к институту церкви – норма.
А непрестанный поиск в истории своей страны язв – аномалия, смакование этих язв – аномалия, поддержка чужого патриотизма и презрение к патриотизму сограждан – аномалия, воинствующее неприятие церкви – аномалия, тотальный пацифизм и гедонизм – аномалия, воспитание ребёнка не матерью и отцом, а однополыми субъектами – аномалия.
Позиции ясны? Идите в свой угол тогда. И стойте там лицом к стене, пока не позовут. Шучу, шучу.
О деталях можно спорить.
К примеру, по поводу коррупции, мздоимства и прочего скотства – мы все тут согласны. Но наличие сытых бонз вовсе не означает, что Крым надо вернуть Украине, Курилы отдать японцам, церкви закрыть, а детям преподавать сказку про принца и принца, и правду про тысячелетний ГУЛАГ, маньяка Владимира и прочую мерзость, мерзость, мерзость.