Ну так привлеки! Привлеки к себе внимание тоже! Сядь на велосипед – и в стену с разгона. Головой о кирпич. О тебе тоже заговорят.
Нет, сам он так не хочет. Он не ищет дешёвых путей. Он выше всего этого.
Но если ты выше – будь выше, стой на своём высоком холме и не обращай на нас внимания.
Разобраться, из чего складывается удача, – трудно. Мы знаем одну или две составляющие успеха: ну, допустим, работоспособность и смелость. На самом деле этих составляющих – наверное, сто. Очень много.
По моим скромным наблюдениям, удача может миновать тех, кто её элементарно не переживёт. Господь милостив, он бережёт людей. Бережёт тех, кто при первых признаках успеха теряет рассудок, ломает жизнь близких, оказывается в пустоте, а то и в психушке.
Он бережёт тех, кто думает, что удача – это такая прогулка по цветущему лугу, где тебя овевают пряные ароматы, а если упасть в траву-мураву, тебе будет мягко и ласково.
Между тем успех – это постоянная нервотрёпка, и чем выше твоя удача, тем больше мерзости и дерзости сопровождает тебя.
Цветущие луга тоже встречаются на пути, но порой бывает так, что ты прилёг в травку – а проснулся в непролазной грязи, посреди канавы.
Кинорежиссёр Авдотья Смирнова рассказывала мне, что до какого-то момента сильно переживала, сколько на свете людей – ей неизвестных – желают ей зла, хамят и разносят подлые сплетни. Однажды, рассказала Смирнова, она обмолвилась о своих заботах режиссёру Михалкову. Никита Сергеевич и говорит: «Свет мой, Дуня, зайди в поисковик, и набери фамилию «Михалков» в разделе «блоги»». Смирнова так и сделала. Прочитала сорок страниц отборнейшей брани, сыплющейся по поводу и без повода на, прямо скажем, не самого последнего режиссёра на свете, – и как-то сразу успокоилась.
Всякий, кто хочет быть как Михалков или как Авдотья Смирнова, и уверен, что они украли чей-то велосипед, должен осознавать, что состояние успеха – это когда ты стоишь расхристанный, посреди людей, а в тебя то камушек кинут, то дротик, то яичко. И многие норовят сделать побольней, попасть в самое незащищённое место, ткнуть так, чтоб синяк был большой, сиреневый, во всё лицо или на полживота.
Господь, говорю, милостив – и многих жалеет, избавляя от подобных ощущений. Для того, чтоб стоять в свете софитов, надо иметь не только белоснежную улыбку, но и крепкую челюсть – потому что бить по улыбке будут с размаху, с оттягом, много раз подряд. Собственно, всегда будут бить.
Пока успех не оставит тебя.
Тогда тебя оставят в покое.
Ещё бывает, что удача минует людей, которые ни о чём, кроме себя, думать не в состоянии, и ни с кем, кроме себя, жить не хотят. К ним тоже относятся милостиво: хочешь жить только с самим собой – живи на здоровье, один и наедине. Можешь целыми сутками разглядывать себя в зеркале, но другим это не предлагай, им не надо.
Удача – это всё-таки открытость к миру, интерес к миру, распахнутость людям навстречу. А многие думают, наоборот: удача – это когда мир обращён к тебе и на тебя любуются, сна и покоя не ведая.
Имеются третьи персонажи, которые убеждены, что удача – это когда ты идёшь по головам и не считаешься ни с кем. Знаю и литераторов, и музыкантов, и политиков, и всяких прочих других представителей публичных профессий, которые, скажем, вообще не плодятся – принципиально. Потому что их прекрасное творчество, их небывалая общественная деятельность – всё это важнее всяких там пелёнок и сосок: пелёнки и соски отвлекают их от великих свершений, от тех образцов высокого искусства, которые они обязаны явить миру.
И вот они являют свои образцы – а на них никто не смотрит.
Казалось бы: при чём тут дети?
Разве неродившееся дитя может иметь отношение к качеству того или иного продукта или прожекта? Вроде бы нет – никакой прямой связи не просматривается. Но она всё равно есть, я думаю. А если вы с этим не согласны, то можете написать свою колонку на ту же самую тему, где с лёгкостью докажете, что наличие детей – личное дело каждого, и вообще не стоит даже касаться подобных тем.
Мы все – свободные люди, имеем право на высказывание; однако подростков, которые выбирают себе путь, мальчишек и девчонок, которым за последние годы уши прожужжали – «сначала карьера, потом всё остальное!» – вот их хочется остеречь.
Удача не растёт в пустом сердце. Успех не приходит туда, где царит тотальная алчность и цветёт буйным цветом исключительное себялюбие, самообожание и самообслуживание.
Чем больше ты должен близким и дальним – тем больше ты работаешь. Человек, который ничего никому не должен, – ему и трудиться незачем. Удача любит щедрых, упрямых, сильных. Не любит – иссохших от зависти и желчи, презирающих всех и вся, болеющих о себе и только о себе, видящих себя осью мироздания, вокруг которой должны вертеться звёзды и планеты.
Успех не любит ленивых и нелюбопытных. Знаю молодых писателей, которые собираются идти вперёд и вверх – но при этом чужие книги не читают: им не интересно. Помню, один такой писатель сказал: «Да, я не читаю – но и корова, она тоже ведь даёт молоко, а сама не пьёт».
Что за прелесть, подумал я. Молоко он даёт. Нет, голубчик, твоё молоко ты будешь сам пить, а то мы не знаем, откуда ты его надоил.
Есть и музыканты, которые любят только свою музыку. Художники, которые не знают других художников. Режиссёры, которым скучны все остальные режиссёры на свете. И, конечно же, имеются в большом разнообразии политики, которые считают население помехой в работе. Ах, какая была бы прекрасная политика, если б людей вокруг вообще не было. А то ходят, ходят. Просят, просят.
Впрочем, и это объяснение, и все предыдущие – всё равно не универсальны, увы. Можно любить искусство и людей, быть щедрым и смелым, легко переносить тяготы и справляться с ударами судьбы по голове, жить с любимой женщиной и гладить многочисленных детей, своих и усыновлённых, по головам, – а той удачи, на которую ты так надеялся, всё равно не иметь. Даже обладая даром – и многими основаниями на то, чтоб этим даром умело пользоваться всем на удивление.
Наверное, такое тоже случается. И вряд ли мы найдём тому объяснение.
Впрочем, объяснение и этому тоже наверняка есть. И если человек внимательно посмотрит в себя, оглядится в собственной душе, беспристрастно и честно, – он что-то такое там обнаружит. Какой-то узелок. Какую-то ошибку. Какой-то сбой. Не знаю что. Но если обнаружите – расскажите.
Бесконечный чудесный переезд
Родовой дом семьи Прилепиных, располагающийся в селе Каликино Липецкой области, был каменный, выложенный из могучего красного булыжника, крепкий. Вросший в землю – но ещё, если мерить человеком, не по колено, а по щиколотку.
Но мы там, увы, больше не живём.
Покойный мой дед, Семён Захарович, 1914 года рождения, рассказывал, что после революции 1917-го в доме жило 18 человек.
И всем хватало места.
Комната там была одна.
Вдоль стен стояли лавки. На лавках – кто с жёнами, а кто не женат и юн по одному, – спали Прилепины: мои дядья и тетки.
Никто не считал такое положение катастрофичным или унизительным. Понемногу строились рядом – все вместе возводили жильё – и посемейно съезжали в свои новые избы.
Род расходился по соседним улочкам.
По сей день на ржавых почтовых ящиках села видна одна и та же фамилия: Прилепины, Прилепины, Прилепины… Я никого из них уже не знаю. С тех пор как они разъехались, скоро будет сто лет.
Но в том доме я был очень счастлив.
Родители мои переехали в деревню Ильинка Рязанской области. Отцу – как директору школы – дали ведомственную квартиру в двухэтажном доме.
В детстве этот дом казался мне огромным.
Дом будто плыл. Он был самым большим в деревне. Два этажа имела ещё только деревенская школа. Даже сельсовет был одноэтажным.
В нашем доме были три комнаты. Лестница на второй этаж была деревянной, с деревянными перилами.
Мне дом казался волшебным.
Когда я сейчас возвращаюсь туда, мне его ужасно жалко. Он постарел, осип, ослеп.
Но в том доме я был очень счастлив.
Из деревни Ильинка мы переехали в общежитие при ПТУ города Дзержинска тогда ещё Горьковской области, а оттуда – в хрущёвку у дзержинского вокзала.
Хрущёвка была двухкомнатной – два, так сказать, вагончика, с маленьким тамбуром. На стенах моей комнаты висели многочисленные фотографии исполнителей громкой музыки.
У меня была своя комната.
Я был очень счастлив в той хрущёвке.
Следом нам дали ещё одну квартиру – в новом панельном заводском доме.
Там впервые в моей жизни появилась лоджия. На лоджии можно было курить и хранить множество стеклянных банок.
В эту квартиру впервые приехала моя будущая жена.
Вы даже не представляете, как я был там счастлив.
Потом я переехал к жене, в сталинский дом на улице Бекетова города Нижний Новгород.
В сталинских домах лестницы пахнут иначе: сурово и уверенно.
И там были очень высокие потолки.
Мне всегда нужны высокие потолки, потому что у меня в каждом моём доме была библиотека. Когда потолки высокие – в одну стену помещаются тысячи книг.
Сталинская квартира всем своим видом давала понять, что её надо было заслужить.
Её не просто давали работягам. Её давали в награду – инженерам, врачам, артистам.
Бабушка моей жены была инженер.
В эту двухкомнатную сталинскую квартиру один за другим въехали из роддома наши четверо детей, а затем – собака породы сенбернар.
Сталинка была местом нашего огромного, однако ставшего слишком тесным к какому-то моменту счастья.
И мы стали обживать новый дом.
У моей жены был дедушка. Дедушка служил полковником КГБ.
Как нам всем давно уже рассказали, в советские времена тоже было неравенство, и однажды народ против этого неравенства восстал.
Неравный всему остальному народу дедушка моей жены имел дом в деревне.
Ну, как сказать дом – бывшую баню.
Баня стояла на берегу реки Керженец, в глубоком лесу, куда не ходил никакой общественный транспорт.