— Мы сами позаботимся об этом и ежедневно будем доставлять тебе целую кучу ягод, корешков, зеленых побегов, клубней и тому подобного. Вот увидишь, какие они питательные!
— Выходит, — недовольным тоном сказал Мур Ав Ед, — вы из меня вегетарианца хотите сделать!
— Ну и что? Подумай, польза-то какая! Прежде всего тебе станет легче опорожнять кишечник. Всем ведь известно, какие у тебя запоры. Когда ты ходишь в уборную, от твоих стонов и кряхтенья весь лес содрогается.
Мур Ав Ед сделал вид, будто он не слышал этих слов, и ответил:
— Ладно, согласен. Но имейте в виду: ягоды и корешки должны доставляться регулярно и своевременно.
— Не сомневайся. Можешь на нас положиться.
— А когда состоится церемония коронации?
— Очень скоро. Как только мы закончим необходимые приготовления.
И вот в один прекрасный день, когда Мур Ав Ед, набив брюхо ягодами и корешками, дремал в своем логове, до его слуха донесся чей-то ехидный смех. Смех был странный; Мур Ав Ед догадался, что насмехаются над ним. Он огляделся по сторонам. На поляне, где находилось его логово, не было ни души. Лишь среди травинок сновали туда-сюда муравьи, провозгласившие его архиимператором и чувствовавшие себя теперь в безопасности. Мур Ав Ед спросил:
— Кто тут смеется надо мной?
Ехидный голосок отозвался:
— Я.
— Кто это — я?
— Твой двоюродный братец, личинка Муравьиного Льва.
Мур Ав Еда покоробило. Ему было прекрасно известно, кто такой Муравьиный Лев: личинка этого ничтожного насекомого пряталась обычно в песчаной норке. Когда в эту норку падал какой-нибудь муравьишка, личинка Муравьиного Льва хватала его и тут же пожирала. Мур Ав Ед презирал Муравьиного Льва: сколько всяческих ухищрений и терпенья ему надо, чтобы сцапать какую-нибудь дюжину муравьев за день, тогда как он, Мур Ав Ед, выбросив свой длинный язык, за один только раз мог слизнуть их целую тысячу. И он буркнул раздраженно:
— Между прочим, никакие мы не двоюродные. И вообще, над кем ты смеешься?
— Я смеюсь над тобой, — ответил тот. — Ради какого-то дурацкого титула ты отказался от самого лучшего, что есть на свете. Знаешь песенку?
— Не знаю и знать не хочу.
— А все-таки послушай:
Добрый жирный муравей
всяких титулов милей!
Мур Ав Ед в сердцах воскликнул:
— Кто такую глупость сказал?
— Неужели ты сам не понимаешь, до чего хорош муравей? Ты только подумай: жареный, пареный, в горшочке, запеченный на углях… Да и сырой неплох, особенно с оливковым маслом и лимончиком. Так-таки и не понимаешь?
Мур Ав Ед в ярости выбросил язык, чтобы слизнуть Муравьиного Льва, да не тут-то было: хитрец успел зарыться в свою норку. А у Мур Ав Еда на языке только песок остался.
Наконец наступил день коронации, и Мур Ав Ед уселся на трон, выгрызенный в стволе дерева и устланный мхом. Тут вперед выступил главный церемониймейстер.
— Ваше Величество, — воскликнул он, — сейчас мы вам торжественно представим обитателей всего нашего Муравейника. Парад откроют министры, являющиеся, как известно, первыми гражданами после архиимператора.
Церемониймейстер сделал шаг в сторону, и к трону с поклоном подошли министры. Мур Ав Еда поразило их количество: целых тридцать! Министры были самые разные: путей сообщения (муравьи ведь только и делают, что переправляют с места на место всякие грузы); жилых помещений и коридоров (в муравейниках всегда много клетушек и внутренних ходов); экономии (муравьи, как известно, очень скупы и бережливы); поставок (в муравейниках хранится огромное количество всяких припасов); военный министр (муравьи — народец очень воинственный) и так далее и тому подобное. Был там, представьте себе, даже министр по связям с Мур Ав Едом — должность в данной ситуации весьма важная. Мур Ав Ед посмотрел на них и подумал: к чему мне все эти министры? Мне лично необходим только министр поставок. Все остальные мне совершенно не нужны, а потому не лучше ли их съесть? Подумать это, молниеносно выбросить язык и сразу же слизнуть всех министров, кроме одного, было для Мур Ав Еда секундным делом. Ах, что за прелесть! Мур Ав Ед прищелкнул языком и воскликнул:
— Ну, теперь давайте остальных!
На глазах у церемониймейстера во рту Мур Ав Еда исчез весь совет министров. Но церемониймейстер — это, что ни говорите, церемониймейстер, его долг — выполнять свои функции, и потому он продолжал:
— А вот, Ваше Величество, ваша личная гвардия.
Под барабанную дробь вперед выступила сотня отборных солдат. Мур Ав Ед подумал: и зачем мне эта личная гвардия? Я и сам за себя постоять могу. В крайнем случае пусть останется барабанщик: будет возвещать барабанной дробью о моем появлении. Всех остальных мне на один хороший глоток хватит. Сказано — сделано. Мур Ав Ед выбросил язык и в два приема всосал в рот всю свою личную гвардию. Церемониймейстер едва не лишился чувств. Он даже многозначительно кашлянул, желая намекнуть архиимператору, что так дальше продолжаться не может. Пустое! Мур Ав Ед облизнулся и, потеряв всякий стыд, стал мурлыкать песенку:
Вперед, вперед, вперед!
Сожру весь мой народ.
Церемониймейстер едва выдавил из себя:
— Ваше Величество, позвольте вам представить вашу непобедимую, доблестную армию!
С другого конца поляны плотными рядами под развевающимися знаменами выступила муравьиная армия. Тут были все рода войск: танки, пехота, артиллерия, авиация, морской флот и так далее и тому подобное. Мур Ав Ед запел глухим басом:
Я — пацифист,
желаю мира всем,
поэтому всю армию
без промедленья съем!
Произнеся эти слова, он в три хорошо рассчитанных приема схрумкал муравьиную армию. Спасся один только муравьишка, рядовой, да и то потому, что пообещал каждое утро кончиком штыка хорошенько чесать пятки Мур Ав Еду. Церемониймейстер хотел было предупредить муравьиный народец, чтоб он бежал, если не хочет оказаться в желудке Мур Ав Еда. Но, увы, поздно спохватился! Муравьям не терпелось поглядеть на своего владыку вблизи, приветствовать его, и они, все как один, высыпали из муравейника на поляну. Мур Ав Еду только это и надо было. Слез он с трона и давай работать языком. Потом, насытившись, вновь расселся на троне и приказал церемониймейстеру:
— Зубочистку!
Бедный церемониймейстер поспешил выполнить приказание. Мур Ав Ед выковырнул из зубов двух или трех застрявших там муравьишек, потянулся и изрек:
— По-моему, церемония коронации прошла прекрасно.
Удрученный церемониймейстер ответил:
— Увы, Ваше Величество, вы правы. Вот только одна небольшая неувязка…
— Какая же?
— Муравьев не осталось. Вы — архиимператор, но все ваши подданные — это церемониймейстер, барабанщик, министр поставок и рядовой муравьишка.
— Ну и что?
— А то, что какой же вы архиимператор без народа и без армии, которая помогает им управлять?
Мур Ав Ед заорал:
— Ах так! Тогда я сейчас съем и тебя, и твоих друзей и снова стану тем, кем был всегда.
Сказано — сделано: он выбросил язык в сторону церемониймейстера и других оставшихся в живых муравьев и в мгновение ока разделался со всеми, можно сказать, подчистую.
С тех пор муравьеды бродят по бразильским джунглям и, завидев муравейник, подкрадываются к нему и тихо спрашивают:
— Вам случайно не нужен император? Или царь? Или хотя бы президент республики?
Муравьи, хорошо зная, что кроется за этим вопросом, отвечают:
— Ишь чего захотел!
И тогда муравьед пытается подобрать языком в траве тех муравьишек, которые, замешкавшись, не успели добежать до муравейника. Знаете пословицу:
Лучше один муравей сегодня,
чем целый муравейник завтра.
Но лучше муравейник завтра,
чем коренья и ягоды сегодня.
Когда мысли замерзали в воздухе
Надо вам сказать, что миллион лет тому назад на полюсе было куда холоднее, чем теперь. Температура там запросто доходила до миллиарда градусов. При таком холоде замерзало все, хотите — верьте, хотите — нет, даже мысли. Стоило кому-нибудь подумать, например: какой собачий, холод! — и над его головой тут же появлялось этакое облачко пара, внутри которого длинненькие, ледяные, похожие на сосульки, буквы складывались в слова: «Какой собачий холод!»
Из-за того, что мысли замерзали и, значит, становились видимыми, на полюсе никто, понятное дело, не осмеливался вообще о чем-нибудь думать. Каждый боялся, как бы другие не прочитали его мысли.
Вот так и получилось, что медведи, пингвины, тюлени, собаки, эскимосы — в общем, все — совершенно ни о чем не думали. И был полюс страной глупцов. Но глупцов вовсе не по причине полной неспособности думать, а из-за всеобщей вежливости и душевной чуткости.
В один прекрасный век (в те времена один век был все равно что для нас один день) некий М. Орж лежал себе на льдине и наслаждался холодом; лежал он неподвижно, жмурясь от удовольствия, и в мозгу у него не было ни единой мысли, кроме коротенького «м-да». И это составленное из ледяных букв «м-да» каждый мог прочесть у него над головой. Поди догадайся, что именно он хотел выразить своим «м-да».
Вдруг из воды высунулся У. Горь — такой живой, вертлявый — и закричал:
— Эй, М. Орж, послушай-ка!
М. Орж пробормотал:
— Чего тебе, У. Горь?
А тот в ответ:
— Ты только послушай, что со мной приключилось во время последнего путешествия. Представляешь, я побывал в краю, который называется Тро Пики. А жара там, ну, скажу тебе, и жара!.. И знаешь, в Тро Пиках этих мысли не замерзают.
— Не может быть!
— Истинная правда. Вот, например, кто-то посмотрит на тебя и подумает: до чего же у М. Оржа толстый зад! А ты этой мысли не узнаешь, потому что из-за жарищи мысли там не замерзают и, понятное дело, остаются невидимыми.