«В какую чудесную страну я попал!» — сказал он себе и преспокойно отправился тратить награбленные деньги.
Через несколько минут ему надели наручники и привели в суд. Естественно, он тут же сослался на закон.
— Господин судья, — запротестовал он, — это несправедливо, вы нарушаете городское законодательство!
Откуда было знать бедняге, что самым большим удовольствием горожан именно и было нарушать закон? Что в этом городе все его нарушают: и те, кто не должны были заявлять в полицию на предъявителя ворованных купюр, и полицейские, которым было запрещено арестовывать преступника, и судья, который не должен был его осуждать.
Уникальный памятник
При въезде в этот город — по-моему, он называется Эдинбург — находится памятник, перед которым останавливается каждый туристический автобус и экскурсовод сообщает:
— Здесь, дамы и господа, вы можете полюбоваться уникальным, единственным в своем роде памятником…
Подходит другой автобус, и повторяется та же самая фраза:
— Здесь, дамы и господа, вы можете полюбоваться уникальным, единственным в своем роде памятником…
Короче говоря, нет такого автобуса, который не остановился бы перед этим памятником, нет экскурсовода, который не объявил бы о нем, и нет туристов, которые не сфотографировались бы на фоне единственного в мире памятника и не растрогались бы до слез.
Зрелище это собирает огромные толпы. А между тем монумент крайне прост: мраморная колонна высотой примерно два метра и на ней — небольшая скульптура, изображающая — кого бы вы думали? — собаку. Сидит мраморная собака с тоскливой мордой, и каждый экскурсовод объясняет:
— …посвящен собаке, которая после смерти хозяина четырнадцать лет не отходила от его могилы, пока сама не умерла. Перед нами возвышенный пример любви и самопожертвования!
Эти слова никого не оставляют равнодушным.
— Какая преданность! Какое самоотречение! Вот если бы и моя собака…
Туристы фотографируются у памятника, утирая слезы, садятся в автобус, а тем временем подъезжает следующий — в общем, сплошной поток растроганных туристов. Людской поток — собак там не бывает. В целом мире ни одна особь этой породы не пользуется таким признанием, но собаки этого города, который, по-моему, называется Эдинбург, не удостаивают памятник даже взглядом. Только ночью, бывает, кто-нибудь из них приближается к колонне и поднимает заднюю лапу.
— Дура! — обращается этот пес к статуе. — Какой пример щенкам подаешь! Вместо того чтоб четырнадцать лет убиваться о хозяине, радовалась бы лучше свободе.
Бум
Промышленность была на крутом подъеме, специалисты назвали это явление «бум», и это действительно был бум, мощный, как канонада.
Фабрики выпускали несметное количество кофеварок, у каждого в доме было по меньшей мере три — на одну, на две и на шесть чашек. Производилась масса холодильников и стиральных машин, и потребители, подхлестнутые рекламой, считали своим долгом приобрести хотя бы по одной штуке. Магазины были завалены телевизорами, и каждый гражданин пусть в кредит, но покупал один с экраном в полметра и один переносной. С конвейера сходили автомобили, и все, подписывая векселя, хватали — уж один-то обязательно. Наступил момент, когда промышленность уже не знала, что бы ей такое еще произвести. Как выражаются эксперты, назревал кризис.
Хозяева предприятий собрались обсудить сложившуюся ситуацию.
— Бум должен продолжаться, иначе не получим прибыль.
— Чтобы получить прибыль, надо продавать…
— …и сокращать расходы. Подумайте, сколько мы тратим на зарплату рабочим и служащим!
Один промышленник поднял руку.
— У меня мысль. Уволим рабочих и сэкономим на зарплате. Сконструируем роботы, и они будут трудиться бесплатно.
— Прекрасно! — одобрили все.
Промышленность начала выпускать безукоризненных роботов, живая рабочая сила больше не требовалась.
Вскоре предприниматели собрались снова.
— Теперь буму зеленая улица.
— В самом деле, производи все что душе угодно.
— Но кто будет покупать? Рабочие и служащие не зарабатывают, значит, у них нет денег.
Один промышленник поднял руку.
— У меня мысль. Создадим роботов, которые будут покупать все, что мы производим.
— Правильно! — поддержали все.
И действительно: если кроме бесплатной рабочей силы появятся еще и роботы-потребители, скупающие все товары подряд, даже ненужные, тогда можно будет производить и продавать до бесконечности.
Запустили в производство роботов-потребителей, и начался супербум. Чего только не производили: металлическую траву, двухэтажные автомобили, куски хрустального неба, консервные банки с искусственным мясом, бутылки с туманом, — и все шло нарасхват.
Бум в этой стране продолжается до сих пор, он все набирает силу, ведь там живут теперь одни роботы. Роботы-эксперты металлическим голосом постоянно твердят:
— Такого бума не было во веки веков!
Скандал в Академии
После минутного замешательства все академики в один голос возмутились: да как он посмел, новоиспеченный профессор, юнец, только-только принятый в Академию, произнести подобную ересь?
Ему первый раз предоставили слово на этой высокой кафедре, и он высказался так:
— Глубокоуважаемые коллеги, я против науки…
Не только в Академии, но и во всей стране ничего подобного еще не слыхали: в этом высокоразвитом, технически организованном и экономически запрограммированном обществе все граждане обладали безупречной научной подготовкой.
Во всех сферах царила автоматизация. В каждом доме обязательно имелись посудомойка, автоматическая кухарка, машина для выполнения домашних заданий, пылесос и электронный мозг. Нажимаешь кнопку — и он выдает тебе комплексную программу воскресного отдыха, в том числе наиболее удобный маршрут и встречающиеся по пути достопримечательности; или, скажем, засосало у тебя под ложечкой, нажимай другую кнопку, и сразу узнаешь, какой бутерброд тебе лучше съесть — с ветчиной, сыром или колбасой. Электронный мозг подскажет, какой фильм больше соответствует твоему сегодняшнему настроению. Если у тебя возникнет сомнение, куда свернуть на перекрестке, — пожалуйста, на каждом углу кабина общественного электронного мозга на случай затруднения: он мгновенно тебя направит куда надо, и мало того — определит, чего тебе в данный момент больше хочется — потанцевать, навестить приятеля или, к примеру, отправиться в игровой зал. Игровых залов множество, и в них широчайший ассортимент электронных аппаратов: одни развивают интеллект, другие выявляют и корректируют твои склонности…
Пользоваться электронным мозгом обучают с самого раннего возраста, поэтому дети всегда знают, какой гимнастический комплекс выполнять для укрепления бицепсов или икроножных мышц и какие игры тренируют способность научно прогнозировать исход спортивных матчей. Нет девушки, которая не выяснила бы у электронно-вычислительной машины, какими качествами должен обладать ее избранник.
Из жизни людей были полностью исключены импровизация и случайность, научно-технический уровень страны был так высок, что граждане по праву считали себя авангардом человечества. Можете себе представить, какой скандал вызвала такая фраза в стенах Академии наук. Ученые мужи пришли в крайнее негодование.
— Он не в своем уме! Как он смеет? Вон его, вон!
Президент с трудом восстановил тишину.
— Коллега, — сказал он сурово, — извольте объясниться.
Юный профессор несколько раз открыл рот, но не вымолвил ни слова. Было ясно: на душе у него такое накипело, в голове был такой вихрь мыслей, что выразить это ему трудно. Красный от напряжения, он наконец излил все в одной фразе:
— А как же быть с фантазией?..
В зале воцарилась гробовая тишина.
После продолжительного, тягостного молчания президент, сраженный таким открытием, едва слышно прошептал:
— Уважаемые коллеги, я полагаю, необходимо коренным образом пересмотреть всю систему нашей научной организации.
Стефано Бенни
Золушек
Был когда-то на свете шикарный бар.
За шикарными столами сидели шикарные посетители и пили из больших бокалов зеленый напиток с ломтиками лимона. У всех посетителей лица загорелые, пиджаки сидят как влитые, в баре приятно пахнет лосьоном после бритья, хвойным экстрактом для ванн и сумками из крокодиловой кожи. Официанты — в белоснежных куртках, баки у них аккуратно подстрижены, улыбки лучезарные, но без тени фамильярности. Зовут официантов Тони, Руфус и Луис.
Единственным диссонансом в этом шикарном баре был низкорослый, невзрачный официант по имени Антонио Золушек, уроженец Трапани. Он носил не белоснежную куртку, а грязный-прегрязный передник, сандалии на босу ногу и кулек вместо шапочки. Владелец бара, синьор Оттавио, строго-настрого запретил Антонио показываться на глаза клиентам — больно уж он неказист.
— Ты, Золушек, — говаривал он, — судомойка, судомойкой и останешься. Куда тебе в официанты, не тот у тебя фасад! Твое дело — вставлять зубочистки в маслины, раскладывать семгу по бутербродам, выносить ведра, мыть ложки и тому подобное.
Золушек был очень добрый малый и делал все, что прикажут, за тридцать пять тысяч лир в месяц, двухразовое питание и матрас, втиснутый между ящиками с пивом. Он работал с удовольствием, напевая «Неблагодарное сердце» таким приятным тенорком, что все воробьи и ласточки слетались его послушать, а потом, восхищенные, оставляли визитные карточки.
Тони, Руфус и Луис издевались над ним, для забавы брызгали на него сельтерской водой из сифона, выдергивали из его густых бровей волоски, чтобы сделать свои редкие усы попышнее. Но Золушек не обижался. Он даже любил Тони, Руфуса и Луиса, потому что они были всегда элегантно одеты и умели носить много-много рюмок между пальцами. Ах, вот бы и ему разливать кока-колу в стаканы клиентов, не давая ей пениться, и носить белоснежную куртку с карманами, оттопыренными от бутылочных пробок! Но стоило ему замечтаться, голос синьора Оттавио возвращал его к действительности.