— А ты? — спросила Эхри, бросила окурок на землю и тщательно придавила ногой.
Сило уловил напряжение в ее тоне и догадался о причине. Восстание организовывала именно она. Как же он сразу не понял расстановку сил? Возможно, она радовалась его возвращению, но случилось это некстати.
— Мне нужна карта, — сказал он.
— Мы слышали. Ты ищешь Гагрииск.
— И что ты намерен делать, когда получишь ее? — вмешался в разговор Фэл.
— Помогу капитану.
— Ты необходим нам! — изумленно вскинулся Фэл. — Ты — живая легенда. Ты — все то, чем не является Аккад. Он не позволял нам устраивать набеги на лагеря саммайцев, чтобы добыть медикаменты! Но ты же безжалостен.
— Он прав, — непринужденно подтвердила Эхри, ее глаза были твердыми, как кремни. — После того, как мы покончим с Аккадом… если ты будешь с нами, они объединились бы вокруг тебя.
— Я не гожусь в лидеры, — вымолвил Сило.
— Верно, — согласилась Эхри. — А я гожусь. И хотела бы иметь тебя рядом с собой. Народ к тебе потянется.
Сило затянулся окурком, и у него запершило в горле. Он загасил самокрутку, смял ее и сунул в карман. Старая привычка. Бросать окурки в джунглях — верный способ сообщить врагу о своем присутствии.
— Однажды так уже было. Я не вынесу такого бремени повторно.
Эхри оступила от него на шаг. На ее лице проступило какое-то новое выражение. Какая-то уродливая тень во взгляде.
— Значит, ты вернулся не ради нас?
— Да, — ответил Сило и указал на Фрея. — Ради него.
— Вардийца? — ехидно ухмыльнулась она.
— Старого друга.
— А как же мы? — произнес Фэл.
Эхри отвернулась от Сило. Она излучала разочарование. Он не станет исправлять положение в лагере и вдохновлять людей. Он пришел за картой и исчезнет, как только получит ее. Снова бросит их. Снова изменит делу.
— Зачем тебе понадобился Гагрииск? — осведомилась она отчужденно и недружелюбно.
— Чтобы освободить заключенного.
— Муртианина?
— Йорта.
Эхри фыркнула.
— Сило, что с тобой случилось?
— Я попробовал и потерпел неудачу.
— Ты сдался, — злобно и презрительно поправила она. Ее настроение резко изменилось.
— Эхри… — проговорил Фэл, всегда выступавший в роли миротворца. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, но она сердито отмахнулась.
— Ты обещал Аккаду лекарства и еду, — отчеканила она Сило. — Привези их, и мы дадим тебе свою карту.
— Справедливо, — кивнул Сило.
— У тебя есть транспорт? Для пятидесяти человек?
— Поместятся.
— Эхри! — воскликнул Фэл. — Гагрииск? Ты, наверно, шутишь.
— Эта каторга была страшной легендой для муртиан еще до нашего рождения, — рявкнула она, срываясь на муже. — Сотни наших братьев и сестер гибнут от непосильного труда!
Ее слова задели Фэла, и он будто окаменел.
— И ты хочешь напасть на Гагрииск?
— Да! И каждый свободный муртианин услышит о нашем налете. Молодежь последует за нами. Жизнь будет совсем не такой, как при Аккаде.
Фэл покачал головой.
— Чистое самоубийство.
— Так поступил бы Сило, — гневно произнесла она.
Сило уставился вниз и кивнул своим мыслям. Он заслужил ярость, которую она обрушила на него.
— Забирай своего капитана, — сказала она. — Возвращайся на свой корабль. К рассвету все будет закончено.
— Как насчет Аккада? — спросил он. — Вы его пощадите?
— Это тебя не касается. Ты здесь вообще ни при чем.
Сило отвернулся.
— Время дорого. Я надеюсь вернуться завтра или, самое позднее, послезавтра.
Он подошел к Фрею. За спиной он слышал голос Эхри, отдающей команды. Сейчас они проскользнут в лагерь. А Сило направится в другую сторону.
Когда он приблизился, Дариан поднял голову и, похоже, лишь сейчас обратил внимание на общее оживление.
— Что стряслось? — обратился он к Сило.
Сило потребовалось несколько мгновений, чтобы вновь переключиться с муртианского языка на вардийский.
— Расскажу на обратном пути, — пробормотал он.
— Мы не с ними?
— Нет.
Фрей нахмурился.
— С тобой все в порядке?
— Да, кэп, — кивнул он.
Дариан не задавал дополнительных вопросов, и Сило был ему благодарен. Возможно, он до сих пор оставался с капитаном лишь по одной причине. В глубине души он верил, что Фрей поймет его, если прошлое Сило когда-нибудь вскроется. Наверное, Дариан был единственным человеком, способным на это.
Обнаружив в разбитой «Кэтти Джей» умирающего Фрея, он, конечно же, нашел в трюме и труп молоденького дака. Поблизости от солдата валялась винтовка с окровавленным штыком. Никого из других членов экипажа на борту не оказалось. Сило моментально догадался о том, что произошло.
Они оба потерпели провал. Они не смогли быть лидерами и помалкивали об этом. Но отреагировали на свои трагедии они по-разному. Сило твердо решил, что никогда больше не поведет людей за собой, он считал себя недостойным брать ответственность за жизни других. Фрей же оставался капитаном с тем условием, что ему не будет дела до своей команды.
Но время заставило его изменить позицию. Все началось с Водопадов Возмездия. И теперь бремя грозило сокрушить его. Сило видел, как убийственно сказалась на Дариане необходимость втянуть их в свои проблемы. Кроме того, экипаж волей-неволей искупал его ошибку. Если кто-нибудь из них погибнет, Фрей сломается.
Муртианин сожалел, что не сможет убедить капитана в преданности экипажа «Кэтти Джей». Если надо, они встанут за него горой. И не важно, личная это проблема или общая. Они здесь. Один за всех, и все за одного. Но Сило больше не имел права что-либо советовать.
Девять лет, проведенных в полной пассивности. Рабство, на которое обрек себя по собственной воле. А сейчас круг замкнулся. Сило чувствовал, что он чего-то лишился.
Такой расклад ему очень не нравился, хоть тресни.
Пинн был совершенно подавлен.
Он сидел на грязном металлическом полу каюты, которую уже давно делил с Харкинсом. Перед ним на нескольких листах бумаги, испещренных неуклюжими чертежами, лежала самарланская безделушка. Проклятая штука сломалась через два дня после того, как он купил ее. Заводная птичка замерла в своей клетке, и ее щебет умолк навсегда. Но она все еще была таинственным шедевром, созданным мастерами, а точнее, настоящими волшебниками. И, конечно, его приобретение — совсем не «никчемное барахло, которому место только на помойке», как выражался Малвери.
Харкинс спал на нижней койке и отчаянно дергался, будто видел во сне, как его жестоко колотят. Аррис был рад покою. Джандрю терпеть не мог, когда он работал в каюте, и постоянно жаловался. Его раздражал яркий свет, скрип ручки по бумаге, и то, что Пинн громко пускал ядовитые ветры, от которых Харкинса тошнило. Но именно здесь Пинн занимался своими экспериментами. В общем, Харкинсу приходилось терпеть, и в конце концов он одурел от вонючих извержений и ускользнул в беспамятство.
Аррис знал, что у него на роду написано стать гениальным изобретателем. Он был самоуверен и считал себя великим во всем, к чему доводилось приложить руку. Ладно, пусть он не просек, как делать те хитрые штучки, которыми славились самми. Ничего страшного! Он — генератор идей.
Правда, беда состояла в том, что вдохновение исчезло.
Проверку теории бутерброда и Слага он отложил на потом, до тех пор, пока не сможет заполучить еще несколько кошек. Кроме того, прежде он не видел, как Слаг падал и приземлялся на лапы. Несомненно, Слаг — ненормальный кот. У него мозги не в порядке, и он должен быть странным и в других отношениях. Ему небось тысяча лет! Очень необычный котяра. И драчливый, как ман! Кстати, об этом напоминала добрая дюжина кусков пластыря, прилепленных к лицу и голове Пинна. Царапины еще побаливали.
Нет, Слаг определенно не подходит для научной деятельности.
Он попытался вспомнить, как создавал невероятную огненную слизь, но так и не смог. Повторные эксперименты закончились полным крахом. А как эффектно все получилось — даже хвастун Крейк признал! Но ему было весьма трудно придумать, как ее использовать.
Он долго бродил с кастрюлькой слизи по кораблю и пытался найти ей хоть какое-нибудь практическое применение. Сначала Пинн обмакнул в нее кончик сигареты, чтобы та подольше курилась, но после пары-тройки затяжек у него начались галлюцинации. Ему померещилось, что в темном трюме прячется железный монстр — помесь человека и собаки. В общем, что-то ужасное, но Пинн никогда не умел хорошо разбираться во всяких мелких подробностях. Поэтому он решил, что его огненная слизь немного ядовита.
Целую ночь, пока Сило и капитан шлялись по джунглям, он сидел в каюте, безуспешно стараясь родить новую идею. Он рисовал неопрятные каракули и множество стрелок, но успеха его чертежи не приносили. Дело портило и то, что теперь обе его руки висели на перевязях, и рисовать оказалось почти невозможно. Он чувствовал себя как буйно помешанный в смирительной рубашке или ощипанная индейка, дожидающаяся, когда ее сунут в духовку.
Он не без труда засунул руку в карман и вытащил сложенную ферротипию. Это был один из двух портретов его возлюбленной Эманды, которым он успел разжиться. Второй он вставил в рамочку и прикрепил к приборной панели «Скайланса». Аррис смутно помнил, что раньше там находилось изображение другой девушки — Ларинды? Лисандры? — но, так или иначе, она навсегда ушла из его жизни.
Белые складки делили портрет Эманды на четыре части. Ее возраст приближался к пятидесяти годам, значит, она была вдвое старше, чем Пинн. Эманда красовалась в шикарном платье с большим вырезом, открывавшим пышную грудь. На ее лице сияла широкая улыбка, выставляя на всеобщее обозрение восхитительно кривые передние зубы. Густые кудри, вероятно, имели рыжий цвет, а может, и каштановый. Он не знал точно. Ферротипия была черно-белой, а с тех пор, как он видел предмет своей любви, минуло уже несколько месяцев.
Обычно, любуясь на портрет, он вздыхал, но сегодня ему показалось, что в ее глазах застыла укоризна.