Александр Горский
Имя балетмейстера Александра Алексеевича Горского по праву можно связать с такими понятиями, как «московский балет», «московская балетная школа» и «московская манера танца», а время его работы в Большом театре называют эпохой Горского. Приехавший из Петербурга в Москву, чтобы обновить репертуар, Горский поставил свой лучший балет – «Дон Кихот» на музыку Людвига Минкуса. Этот спектакль не покидает афишу Большого с начала ХХ века, и его смело можно назвать наряду с «Лебединым озером», «Спящей красавицей» и «Щелкунчиком» визитной карточкой театра. С удовольствием отмечу, что лучше, чем в Большом, его не танцуют нигде. По глубине, по гармоничному соединению классических и характерных танцев «Дон Кихот» – это Большой балет Большого театра.
Родился Горский под Петербургом, недалеко от Стрельны, в 1871 году. Его отец служил бухгалтером и зарабатывал достаточно, чтобы семья, в которой было двое детей – сын и дочь, существовала безбедно. В свободное от работы время Горский-старший занимался совершенно необычным для мужчины делом – вышивал шелком, и вышивал не узоры и виньетки, а картины, и получалось у него настолько хорошо, что одну из его работ – портрет Пушкина – приобрели для Зимнего дворца, а другую работу купило Итальянское собрание. Сын подолгу стоял рядом с отцом, смотрел, как летает игла, как, стежок за стежком, оживают сюжеты. Не тогда ли зародились в нем качества, столь необходимые для настоящего творца? Самые главные из них – продумать всё в мельчайших деталях и терпеливо воплотить свой замысел.
Однажды Сашеньку с сестрой мама привела в театр на оперу «Аида». Для них это было настоящим потрясением, и дома брат и сестра пытались повторить то, что видели на сцене. Сколько детей открывали для себя искусство через театр, и эта традиция конечно же не должна прерываться.
Когда Александру исполнилось восемь лет, родители решили отдать его в коммерческое училище, правда, их беспокоило здоровье сына – мальчик болезненный, нервный. И тут вмешался случай. Сестра Саши, она была младше на два года, мечтала стать артисткой. Совсем еще кроха, но мама привезла дочку в Петербург, в Императорское театральное училище – просто чтобы показать и присмотреться, а сына взяла с собой за компанию. И стройный белокурый и голубоглазый мальчик сразу привлек внимание инспекторов и педагогов.
Так Саша Горский попал в балетную школу, причем его взяли на казенный счет. Мальчик быстро привык к строгому распорядку, более того – ему нравилось заниматься, и он с гордостью носил темно-синюю форму с двумя вышитыми на лацканах лирами. Саша относился ко всему ответственно, сосредоточенно. В то время воспитанников обучали игре на скрипке, а Горский вдобавок напросился на уроки фортепиано.
Но и в балетном классе он делал явные успехи, коль скоро на него обратил внимание сам мэтр – Мариус Иванович Петипа, который совмещал работу в театре с преподаванием в школе.
Окончив школу в 1889 году, Горский был принят в Мариинский театр, в кордебалет. В то время ему нравились характерные танцы, даже больше, чем классика.
Хореограф Федор Лопухов вспоминал танцующего Горского: «Маленького роста, худой, юркий, нервный, он на сцене напоминал сатира. Его стихией были игровые характерные партии, в них-то и можно было увидеть и темперамент его, и характер под маской академической выучки».
В 1889 году Петипа работал над постановкой «Спящей красавицы», и репетиции безумно увлекали молодого Горского. С разрешения мэтра он мог на них присутствовать в качестве наблюдателя, и вполне возможно, именно тогда Александр задумался о своем призвании: ему мало просто выходить на сцену, ему нужно большее. В своих записных книжках он отмечает: «Я принадлежу к тем, кто уже на школьной скамье хотел чего-то нового, пускался в искания».
В качестве эксперимента Горский сочинил свой собственный балет с длинным названием «Клоринда – царица горных фей». Но что самое удивительное – он сочинил его на бумаге! И здесь самое время рассказать о Владимире Ивановиче Степанове (1866–1896), танцовщике Мариинского театра (он, кстати, тоже был артистом кордебалета), создавшем собственную систему записи танца. Балетные нотации существовали и раньше, но Степанов предложил так называемую нотнолинейную систему записи, при которой каждое движение фиксировалось на нотном стане, и именно он ввел термин «хореографическая партитура». Свое изобретение он представил в книге «Азбука движений человеческого тела», вышедшей в 1892 году в Париже. По этой системе в Мариинском театре было записано 27 балетов. Разумеется, Горский был знаком с системой Степанова и не раз ею пользовался.
Если бы не нотации, многие балеты были бы утрачены. Это – уникальная возможность восстановить оригинальную хореографию. Помню, когда мой брат Андрис в рамках проекта «Русские сезоны – XXI век» взялся возобновить балет «Болеро», в Россию приехала дочь Брониславы Нижинской – Натали и привезла тетрадь с записью хореографии, сделанной рукой самой Брониславы Фоминичны. Это был настоящий ребус, который мы расшифровывали.
Но вернемся к «Клоринде – царице горных фей». Расписав балет на бумаге, Горский разучил его с учениками Петербургского императорского театрального училища, и в 1889 году «Клоринда» была показана на сцене Михайловского театра как выпускной спектакль.
После этой удачи Горский пошел дальше и начал работу над записью «Спящей красавицы». Он считал этот балет лучшим в наследии Петипа.
Нотация была сделана, и, познакомившись с ней, Дирекция Императорских театров командировала молодого человека в Москву, чтобы перенести спектакль на сцену Большого театра.
В 1898 году Горский переступает порог Большого. Можно считать, что это и есть тот самый символический рубеж, с которого начинается отсчет новой эпохи московского балета. В то время московский балет переживал не лучшие времена, потому что подлинная балетная жизнь кипела в столице – в Петербурге, в Мариинском театре, где законодателем был Мариус Петипа. В Большом не было лидера, и труппа в буквальном смысле влачила жалкое существование. Да иначе и быть не могло, ведь Дирекция Императорских театров выделяла крайне мало средств на развитие.
Горский приступает к репетициям. И тут происходит печальное событие, которое, казалось, должно было положить конец едва начавшейся работе: после первой же репетиции бесследно исчезает тетрадь с нотациями. И тогда за две ночи хореограф восстанавливает по памяти все свои записи! За три недели он делает постановку, которая стала грандиозным событием сезона.
В Москве Горский окунулся в насыщенную художественную жизнь. Он снял квартиру напротив Большого театра, от дома до работы – всего несколько метров, а сразу за углом – опера Мамонтова, немного подальше – любимый Московский художественный театр. Конечно, молодого хореографа интересовало всё. В частной опере Мамонтова в то время шли спектакли с участием Шаляпина, и Александр познакомился с певцом. Спектакли шли в оформлении Врубеля, Коровина… Для Горского всё это было настоящим потрясением, и очень скоро эти люди станут его соавторами.
Своим приездом в Москву Горский, по сути, проложил путь для многих петербуржцев – балетмейстеров и артистов, которые потом будут работать в Большом. Приедут хореографы – Лавровский, Вайнонен, Григорович, приедут балерины – Семёнова, Уланова, Ермолаев, Тимофеева, Семеняка…
После успеха «Спящей красавицы» Горский возвращается в Санкт-Петербург. Но вскоре снова засобирается в Москву, для того чтобы перенести на московскую сцену балет «Раймонда» – последнее творение Мариуса Петипа. Эти две командировки позволили Александру Алексеевичу оценить возможности балета Большого театра, а балетной труппе – убедиться в том, что Горский – человек талантливый. Всё сложилось – труппа приняла его. Кроме того, сборы в Большом существенно выросли, и директор Императорских театров Владимир Теляковский предлагает Горскому возглавить балет Большого театра. Без долгих раздумий он соглашается, в 1900 году переезжает в Москву и берется за новую постановку, которой суждено было прославить его имя. Конечно же «Дон Кихот» с «горячей», по-настоящему испанской музыкой Минкуса. Это бы звездный час Горского, он сумел создать совершенно новый балет, какого в Москве еще не видели.
Впервые «Дон Кихот» был поставлен в Большом за три десятилетия до Горского, и не кем-нибудь, а специально выписанным из Петербурга Мариусом Ивановичем Петипа. Пригласили известного балетмейстера, чтобы привлечь публику, плохо посещавшую балеты. В Москву Петипа ехать не хотел: оставить труппу в Петербурге на помощника и ассистентов – рискованное дело, но всё-таки согласился. Музыку к балету написал постоянный соавтор Петипа Людвиг Минкус. Из-под его пера вышло немало балетных партитур, но «Дон Кихот» – особое дело, «Прелес!» – как говорил Мариус Иванович. И действительно, музыка была невероятно удобна для танца; даже если просто слушать ее, она переносит каждого под южное небо на жаркую площадь, в ней чувствуется напор и веселье. Балет Петипа был переполнен испанскими танцами – и сегидилья, и болеро, всё это присутствовало. Характерные артисты выходили на первый план и имели огромный успех. Удача была настолько очевидной, что Петипа решает перенести свой балет на сцену Мариинки.
Горский, взявшись за «Дон Кихота», решает не просто освежить спектакль, но переделать по-новому. Он приглашает в Большой замечательных художников – Головина и Коровина. Александр Яковлевич Головин в то время оформлял жилые интерьеры, работал с мозаикой, позже, в 1917 году, он сделает вместе со Всеволодом Мейерхольдом легендарный «Маскарад» в Александринском театре. Его можно было назвать снобом – всегда элегантно одетый, тщательно причесан, на мизинце – кольцо с бриллиантом; деликатен, учтив, но ни с кем не был близок, предпочитая держать расстояние. Полная противоположность ему – Константин Алексеевич Коровин: открытый, дружелюбный, быстро зажигающийся. Работа над декорациями «Дон Кихота» увлекла обоих – они захотели создать сценографию, которая стала бы «музыкой для глаз», как они говорили. Художники выполнили не просто задники кулисы – их декорации были настоящими картинами.