Тринадцатилетнему Константину Сергееву, казалось бы, безнадежно опоздавшему (детей принимали в училище с 9–10 лет), очень повезло. Именно в этом году открылись вечерние курсы, которыми руководил замечательный педагог, танцовщик Мариинского театра Виктор Александрович Семёнов (первый муж великой балерины Марины Тимофеевны Семёновой, они с ней были однофамильцами). Александру Семёнову было 32 года, он был сложен как бог, гармоничен, с большим и легким прыжком, «освещающим своим блеском и яркостью любое движение», по словам Слонимского. Вторым призванием Семёнова стала педагогика.
Открытие курсов, видимо, было связано с тем, что в бывших Императорских театрах после революции наступил кадровый кризис – многие эмигрировали, а вечерние курсы давали возможность получить образование бесплатно с перспективой стать артистом. Такая перспектива привела на курсы не только Сергеева, но и будущего прославленного танцовщика Сергея Кореня (родившийся в 1907 году, он был даже старше Сергеева), тоненькую и хрупкую Фею Балабину (через несколько лет она станет первой супругой Сергеева). Из Тбилиси на курсы приехал еще один «переросток» – Вахтанг Чабукиани (ровесник Сергеева), будущий лауреат трех Сталинских премий, Ленинской премии и Герой Социалистического Труда. Сложилась команда талантливых, неординарных ребят, они осваивали программу, которая обычно растянута на восемь лет, всего за три-четыре года.
Костю Сергеева, от природы красивого, стройного, с ногами чудесной лепки, отмеченного врожденной грацией, приемная комиссия отметила сразу и приняла его единогласно. Сначала он занимался у мамы будущей балерины Татьяны Михайловны Вечесловой – педагога Евгении Петровны Снетковой-Вечесловой. В этом классе занимались одни девочки, но Костю это не огорчало, скорее, наоборот. А потом Сергеев перешел в класс Александра Семёнова. Это был следующий шаг на пути к мастерству: начались трудные уроки дуэтного танца. Очень быстро стало понятно, что Костя Сергеев не зря пришел на курсы – он был создан для балета. Почти всё у него получалось с первого раза. Вскоре он станцевал в учебной постановке «Тщетной предосторожности», классическом балете в двух действиях, поставленном Жаном Добервалем в 1789 году, – сначала характерную роль дурачка Никеза, а потом и главную партию Колена.
Как педагог, Семёнов идеально подходил Сергееву: в обоих было природное благородство, и Семёнов ещё больше развил это качество в своем ученике. В классе Семёнова невозможно было позволить себе ни одного неряшливого жеста – всё должно было существовать в пространстве гармонии. Но молодым ребятам, посещавшим вечерние курсы, хотелось не только поскорее получить профессию – им хотелось уже начать зарабатывать, ведь балетные питаются отнюдь не амброй, к тому же и сцена влекла. И когда знакомый хореограф Кости Сергеева Вася Вайнонен (будущий великий Василий Вайнонен) пригласил его поучаствовать в спектаклях-ревю на сцене Народного дома, Костя с радостью согласился. Спектакли были отнюдь не глубоко содержания, с названиями в духе «Гоп-ля, мы живем!», но это нисколько не смущало. Вместе с Сергеевым в авантюру ввязались Корень и Чабукиани. Всё было хорошо – аплодисменты, действующие на юных артистов, как наркотик, пусть небольшие, но деньги, но потом об этом узнал Семёнов. Он был категоричен: «Ребята, выбирайте, или класс, или халтура». И все они вернулись в класс, чтобы закончить программу вечерних курсов.
К сожалению, курсы не давали выпускникам шансов сразу устроиться в театр, сколь бы талантливы они ни были. А Сергееву очень хотелось танцевать – и хотелось помочь маме, не сидеть же век на ее шее. Балетный мир тесен – на красивого мальчика, когда до окончания курсов оставалось чуть больше месяца, обратил внимание Иосиф Кшесинский, брат бывшей примадонны Императорского театра Матильды Кшесинской. Он пригласил Константина в небольшую труппу, которую собирал для того, чтобы гастролировать по стране. Предложение было заманчивым – на позицию ведущего танцовщика, а это означало, что ему сразу доверят главные партии. Конечно, был тяжелый разговор с Семёновым. «Знаешь что, Костик, бродячая труппа есть бродячая труппа, ты уедешь из Ленинграда, а потом по шпалам вернешься обратно. И еще хорошо, если вернешься. Подумай, не торопись». Костя подумал и… принял решение отправиться на гастроли с труппой Кшесинского. Семёнов рассвирепел и издал приказ о его отчислении с курсов. Впрочем, это уже ничего не меняло – юноша был подготовлен.
Впереди – Сибирь и Дальний Восток, однако дебют Константина Сергеева в главной роли состоялся всё-таки в Ленинграде, на сцене Народного театра, где была открытая (в присутствии публики) репетиция балета «Жизель». Сергеев танцевал графа Альберта – и снова рука судьбы: через тридцать лет он попрощается со сценой в этой же роли.
Начались поездки по стране – Свердловск, Омск, Новосибирск, Хабаровск, Владивосток… Молодежь не смущало, что под ногами плохо сколоченный пол – танцевали в Домах культуры, местных театрах, не приспособленных для балетных спектаклей. На плохом полу легко получить травму и, как следствие, потерять профессию. Но начинающих танцовщиков, а таких было большинство в труппе, это не останавливало. Пусть кругом сквозняки, а после спектакля – снова переезд, они не роптали на судьбу, наоборот, были ей благодарны. Ведь у них были не только номера в концертной программе, но и возможность участвовать в настоящих спектаклях – «Лебедином озере», «Жизели», «Шопениане», «Фее кукол» – был такой старинный одноактный балет на музыку австрийского композитора Йозефа Байера, поставленный Йозефом Хасрайтером в 1888 году. Выступать часто приходилось перед публикой, не имеющей понятия, что такое балет, но тем более было приятно слышать шквал аплодисментов.
Костя Сергеев сразу стал любимцем публики. Этот стройный парень танцевал с обаянием и задором, у него всё так ловко получалось, и никто даже не догадывался, что однажды «Лебединое озеро» пришлось танцевать, когда у Сергеева была высоченная температура. А как-то, поскользнувшись на деревянном полу, он упал и получил травму спины, которую залечивал на бегу. Он танцевал 25–30 спектаклей в месяц, и это стало для него потрясающей школой.
Его постоянной партнершей была милая Фея Балабина, виртуозная и живая танцовщица; «определяющей краской ее творческой палитры была заразительная жизнерадостность», говорится о Фее в «Энциклопедии русского балета» Между молодыми людьми вспыхнуло чувство, они поженились, позже у них родился сын Коля, который продолжил балетную династию. Как и отец, Коля начал заниматься балетом поздно, в 14 лет, как и отец, он танцевал в Кировском театре, и даже те же партии: Вацлав в «Бахчисарайском фонтане», Принц в «Щелкунчике» и «Золушке». Но его лучшей ролью стал Актеон в «Эсмеральде», балете, написанном итальянским композитором Цезарем Пуни на либретто Жюля Перро. Он мог бы много достичь, но погиб в автомобильной катастрофе, когда ему было 28 лет.
Первый сезон закончился, артисты вернулись в Ленинград, и наступили нелегкие дни из-за отсутствия постоянного заработка. Приходилось танцевать в Зеленых театрах парков, в кинотеатрах и даже в цирке. Но труппа не распалась, впереди была поездка на Северный Кавказ и в Среднюю Азию. Для гастролей готовился балет «Красный мак», где у Сергеева было сразу три партии: в первом акте он Кули, во втором – Китайский божок, в третьем – Уличный артист. Словом, он много, с жадностью и удовольствием работал.
Во время вторых гастролей Сергеев получил важную телеграмму от матери. В ней сообщалось, что в Ленинграде при хореографическом училище открылся техникум, дающий право выпускникам работать в театре. Ого! Сергеев и Балабина покинула гастроли и прямо с вокзала побежали на просмотр. Фея Ивановна Балабина позже вспоминала об этом так: «Мы прибежали на улицу Росси, экзамен уже шел. Костя вошел в зал, а я смотрела в замочную скважину. За столом сидит комиссия во главе с Вагановой. Его просят что-то сделать – он выполнил, потом прыгнул и легко сделал в воздухе два тура. Ваганова заулыбалась – всё было ясно: он – принят». Потом отсматривали девушек.
Фея попала на стажировку в класс к Агриппине Яковлевне Вагановой, а Сергеев – к Владимиру Ивановичу Пономарёву. Владимира Ивановича называли строгим ревнителем школы мужского исполнительства: сколько бы ни был прекрасен принц, он прежде всего мужчина, а не бесполое аморфное существо. Из класса Пономарёва вышло много прекрасных танцовщиков, среди которых Вахтанг Чабукиани (он тоже поступил) и Алексей Ермолаев. Однажды на занятия пришла Ваганова, посмотрела, как водится, своим острым профессиональным глазом на Константина и вынесла вердикт: «Пойдет по лирическому пути. Надо попробовать Костю в паре с моей Талей Дудинской». Ваганова поставила их в пару на уроках дуэтного танца, и никто, понятно, не знал тогда, как спустя годы пересекутся их жизни.
Окончив техникум при Ленинградском хореографическом училище, Константин Сергеев стал артистом бывшего Мариинского театра, который с 1920 года именовался Государственным академическим театром оперы и балета (ГАТОБ), а в 1935 году ему было присвоено имя С. М. Кирова. Десятого сентября 1930 года Сергеев впервые вышел на легендарную сцену, с которой с этого момента была связана вся его жизнь. Публика увидела состоявшегося гармоничного артиста. В его облике ощущалась особая благородная красота, как у настоящего принца. Добавить к этому изящность и легкость движений, выразительность жестов… Очень скоро все это стали назвали «сергеевским», а позже его манера стала канонической для танцовщиков лирического амплуа. Дебютировал он в партии Кавалера в балете «Спящая красавица»; публика замирала во время па-де-де Голубой Птицы и принцессы Флорины; а четверка кавалеров в «Раймонде» вообще была потрясающей: Константин Сергеев, Леонид Лавровский, Вахтанг Чабукиани и Семён Каплан!
За первые полтора года работы в Кировском театре Сергеев перетанцевал все классические вариации в разных балетах – в постановках Петипа, Фокина, Федора Лопухова, в новых балетах Якобсона и Вайнонена. Его творческая индивидуальность не вызывала сомнений – лирический герой. Представьте, высокий и стройный блондин с серо-голубыми глазами и великолепной техникой. Самые сложные движения давались ему, как казалось, без труда, в его танце не было бравады и лишних, рассчитанных на публику эффектов. И еще этот летящий мягкий прыжок – профессионалы говорили, что Сергеев родился с двойными турами в воздухе. Удивительно, что такая сценическая органика была у человека, который, по сути, не получил системного балетного образования. Разве это не чудо?