й превосходства. Я решила выйти подышать.
Рядом со мной оказался миллионер.
— Классное шоу, хочешь косячок? — сказал он.
— Нет-нет, — ответила я.
Я вообще не люблю говорить по-английски, а сейчас мне больше всего хотелось побыть одной и подумать о том, как плохо я играла.
Потом вышел Микаэль.
Мы долго молчали.
Наконец он сказал:
— Сколько все-таки на свете разных мест и людей.
— Да, — согласилась я. — Так много мест, и так много людей.
Из Вены мы отправились напрямую в Умео, поделили трассу по-братски, высадили Юрга в Берлине.
Дайя предложила остановиться в каком-нибудь уютном отеле Берлина, отоспаться и поужинать в одном хорошем вьетнамском ресторанчике, но нас дома ждала работа, да и Хуго истосковался по своему малышу.
— Значит, вот как, — сказала Дайя.
Пижон и Хуго всю дорогу не спали и тихонько переругивались на заднем сиденье. На этот раз они вспомнили историю о том, как в 2005 году играли музыку в стиле инди в группе под названием Hey.
— Ты заставил меня надеть ожерелье, — пожаловался Пижон.
— Потому что стремился к единообразию стиля, — ответил Хуго, который в той группе пел, а также отвечал за эстетику и название. — Это же важно, черт возьми.
— Мне всегда было все равно, как выглядит группа снаружи. Либо они умеют играть, либо нет, — проворчал Пижон.
— Вот как! — вскричал Хуго. — А Ramones? А Devo? А BEATLES?
— Слушай, как называлась та группа из города, в осиных шапочках, которые чья-то мама связала? — вдруг оживился Пижон.
— А, у них еще у ударника лишний палец на руке?
— Да прямо палец, там скорее какая-то культя.
— Вроде у его сестры то же самое?
— А откуда они, помнишь? Из Нурдмалинга?
Снова настало утро. Мы приближались к средней шведской полосе. Природа вокруг изменилась, стала более узнаваемой. Снова появились таблички с выбегающим лосем. Увеличилось расстояние между заправками. Местность обнажилась и посуровела. Вдоль обочин красовались сосны.
Мы остановились в лесу сходить в туалет. Вдыхая чистый морозный воздух, я чувствовала, как сознание расширяется. Слушала, как где-то поодаль Хуго жалуется на Пижона, который якобы встает слишком близко, когда писает.
Вернувшись в город, мы остановились у помещения, где обычно репетировали, чтобы выгрузить инструменты. Дайя отправилась домой, решив, что это ее уже не касается. Мы слышали, как она вызывает такси. Потом мы поехали возвращать машину.
— Тут какой-то бутерброд лежит, — сказал мужик из проката.
— Простите, — промямлил Микаэль.
— А здесь три комочка снюса.
— Извините, — сказала я.
— А это что такое? — спросил мужик.
— Это мои концертные брюки, они в таком состоянии, что мне было противно засовывать их в сумку, — признался Пижон и поспешил забрать брюки из багажника, предварительно надев на руку пластиковый пакет.
— Тут две свежие вмятины, — не унимался арендодатель. — Вот здесь и вон там.
Он показал на левую переднюю часть машины.
— Черт бы побрал этого Юрга, — проворчал Пижон, забыв, что Юрг всю неделю возил нас бесплатно.
— Скинемся, — сказала я, мысленно представляя, как ежемесячный пивной запас уменьшается вдвое.
— Да ладно, я заплачу, — тут же встрял Антон и достал свою Visa.
Потом он притянул нас всех к себе и сказал:
— А теперь групповой портрет, обнимаемся!
Он попросил мужика из проката автомобилей сфотографировать нас («Сделайте пару кадров, мы потом выберем») и тут же выложил фото, где он сам получился лучше всего, на страничке «Сеньора» в социальных сетях с подписью: «Последнее турне с моей командой… Люблю вас, ребята».
Голова Хуго в кадр не вошла.
Отсыпаться пришлось днем. На вечер у нас были другие планы.
Одна группа в последний момент отказалась выступать, и «Личному бренду» предложили ее заменить.
Нам даже обещали заплатить, но при условии, что на этот раз мы не будем выключать свет (похоже, среди зрителей оказалось немало людей с подтвержденными психическими заболеваниями).
Перед выступлением я повернулась к Микаэлю.
— Ну что, толстяк хренов, — ласково обратилась я к нему.
— Старая перечница. Ты что, собралась в этом выступать?
Потом мы поднялись на сцену. Среди публики не было ни одного незнакомого лица. Мы знали, кто уйдет домой, кто постарается пробраться поближе к сцене, кто просто тусуется на всех концертах независимо от стиля музыки, а кто будет внимательно слушать просто из вежливости.
Я увидела, как Хуго поднял руки над микшерным пультом — значит, он готов. Потом я повернулась к Микаэлю. Он улыбнулся мне, я улыбнулась в ответ, и он начал отбивать ритм «К черту рок», и мы принялись потихоньку напевать. А потом мы сделали все так, как планировали: Пижон стоял на сцене вместе с нами, он заиграл и запел своим глубоким басом, и вот тогда на сцену выпрыгнула она, Дайя, и все встало на свои места, потому что в составе «Личного бренда» наконец появился участник, не испытывающий к себе ненависти.
Мы с Микаэлем замолчали, теперь мы только играли, а Пижон с Дайей пели дуэтом:
К черту рок,
К черту роль,
К черту деньги
И контроль.
Я хочу заткнуться и лежать,
Дайте мне немного помолчать.
Тут Дайя опустила микрофон и издала первобытный крик «А-а-а-а!» — и теперь они стали стаей, все слушатели, точно как они хотели и как мечтала я. Дайя кинулась в зал, все подняли руки, подхватили ее, и она начала перекатываться над головами, Дайя, настолько уверенная в том, что следующий человек тоже поднимет руки, что даже не смотрела вниз, а оказавшись на середине, она взглянула на меня, а я взглянула на Микаэля, и мы вместе взглянули на Пижона и на Хуго за микшерским пультом, и как захохочем все дружно, а потом, вернувшись на сцену, Дайя снова взяла микрофон и спела «К черту все, если я не могу быть с тобой», а я усилила бас, а Микаэль все продолжал стучать, и под конец слышались только восторженные крики и барабаны, крики и барабаны.
А потом мы собрали инструменты, отнесли их в машину, отвезли их в наше помещение для репетиций и поехали домой.
Аннели Ругеман«Булиден — образцовое общество»(Отрывок из книги)В переводе Юлианы Григорьевой
Пролог. Улица Финнфорсвэген, 47
Улица Финнфорсвэген делит городок Булиден на две части, верхнюю и нижнюю. В верхней стоят прекрасные особняки, над которыми возвышается вилла управляющего. В нижней находится все остальное: магазины, школа, церковь, коттеджи мелких служащих, дома и квартиры шахтеров. Финнфорсвэген проходит через весь Булиден. Улица начинается прямо перед рудниками, затем поднимается вверх по холму к городку и продолжается строго на юг в сторону соседних поселков.
Я живу на Финнфорсвэген, на краю Булидена. Наш дом располагается на правильной стороне — верхней — но об этом мне расскажут позже. Пока я ничего не знаю о существовании правильной и неправильной сторон улицы. И слово «класс» означает для меня только одно: «класс в школе».
Дом моего детства большой и красный. В нем два входа. Одна дверь для членов семьи и в первую очередь для нас, детей, и наших друзей. Вторая дверь предназначена для гостей. Еще ею обычно пользуется папа. Гостей родители принимают часто: мы со старшим братом Андерсом стоим в просторном холле, куда ведет гостевой вход, и забираем их тяжелые шубы и заснеженные галоши. В гостевом холле есть огромное зеркало, перед которым дамы поправляют прически. Затем они проходят в гостиную и пьют коктейли.
Мы с Андерсом, а иногда и с моей лучшей подругой Анне, обслуживаем гостей. Нам нравится выносить тяжелые серебряные блюда с говяжьей вырезкой, копченой ветчиной и обжаренными шампиньонами. Мы чувствуем себя важными, гости обращают на нас внимание, благодарят и хвалят. Нам платят. Сколько? Может, кроны три, но этого достаточно, чтобы накупить развесных ирисок в киоске на углу улиц Ринген и Скульгатан. Вином гостей угощает папа. Мама ведет записи обо всех обедах и ужинах, которые они с папой устраивают. Готовит она всегда сама. Все тщательно документируется в ее «Книге хозяйки»:
16 ноября 1963 года: Званый ужин, приглашения по карточкам (дальше имена всех приглашенных): коктейль, пирог с креветками и икрой, жаркое из маринованной лосятины с запеченным в духовке картофелем с тмином, соус, желе, брюссельская капуста, красное — мерло, инжир со взбитыми на коньяке сливками, херес, кофе с миндальным печеньем, белая скатерть, праздничная голубая лента, пять белых подсвечников, четыре синие чаши с цветами. Вечерний перекус: бульон, крекеры, сыр, голландская настойка — женевер.
19 августа 1965 года: Воскресенье, поздний ужин, коктейль с креветками, салат из цикория с сардинами в масле, майонез в соуснике, шампиньоны, запеченные с ломтиками оливок, рис и зеленый салат на гарнир, кофе с коньячными веночками. Темно-синяя скатерть, оранжевые салфетки и ваза с мандаринами.
15 апреля 1967 года: Небольшой ужин с Соней и Юнасом Юнссонами, кукуруза в початках с взбитым маслом и тостами, стейки из свиного филе со спаржей и тушеными почками, отварной рис, кофе с рулетом. Темно-синяя скатерть, большие белые салфетки и белый фарфор.
Рядом с заметками — наброски рассадки гостей. Сюда же мама вклеила карточки, которые мужчины берут с серебряного блюда на столе в холле: «Соблаговолите сопроводить к столу…»
Мамина хозяйская книга содержит только списки приглашенных и описания блюд и сервировки стола. Но пятница 22 ноября 1963 года является исключением: Сегодня в Далласе, штат Техас, был застрелен президент Джон Ф. Кеннеди.
«Вероятно, я написала это потому, что мы волновались — вдруг смерть Кеннеди коснется и нашего городка далеко на севере Швеции. Что пострадает рудная промышленность, а значит, и компания „Булиден“. Но, к счастью, этого не произошло», — говорит она, когда я расспрашиваю ее пятьдесят семь лет спустя.