А скольким людям он отказал! И каким людям! Даже гинеколог жены был в пролете! Но самый комичный случай произошел за пять дней до концерта. В кабинет к Христофрову ввалились трое: Семен Рукавишников, Лаврентий Харин да Павел Оренбургский. Все они были музыкантами, да еще какими! Лучшими в городе! Все самые крутые свадьбы и практически все похороны без их участия не обходились! Одеты они были кто во что горазд, но достаточно прилично, что было фактом удивительным. Было видно, что они стесняются, даже приняли немного для храбрости, но разговор начать не решаются.
— Ну… чего надо… говорите и выметайтесь! — Степан Никодимович с музыкальной «братвой» решил не церемониться.
— Значится так, Степан Никодимович! — начал по привычке первая скрипка Рукавишников. — Узнали мы, что у нас в городе интересный концерт намечается.
— А из музыкальной общественности на концерте гулькин хрен! — поддержал Рукавишникова, спрятавшись за его худую спину, толстячок флейтист Харин.
— А раз дело такое… непорядок это… мы за контрамарками пришли. — Подытожил разговор широкоплечий красавец Оренбургский, чьим постоянным уделом были ударные.
— Все трое?
— Да… — грустным дружным хором ответили посетители.
— За тремя контрамарками?
— Да… — еще более грустно и как-то более тихо ответили городские музыканты.
— Значится так, господа хорошие. На этот концерт никаких контрамарок не существует. Есть только пригласительные. Цену знаете?
— Мы же музыканты, народ небогатый! — завела первая скрипка.
— Где нам такие евро найти? — заныла флейта.
— Войдите в положение! — ухнули ударные.
— У нас только на этой неделе пять похорон было. Так что, господа, или деньги, или концерт без вас.
Господа музыканты помялись, а потом стали мять в руках бумажки с вожделенными евроденежными знаками. И тут в голову Христофорову пришла замечательная мысль! Он открыл ящичек стола, в котором держал пригласительные, дрожащей рукой вытащил один единственный билет, после чего произнес трагическим голосом:
— Господа! У нас проблема! Остался один пригласительный. Только один! Последний!
— А нам-то что делать? — недружным хором спросили музыканты-просители.
— Есть один выход, господа музыканты, из уважения к вашей профессии, я этот последний пригласительный не зажилю, а отдам вам. Только вы выйдите, поговорите, решите сами между собой, кому он достанется. А я ему и передам пригласительный. Чего остолбенели? Вон из кабинета, бля!
От крика руководителя филармонии музыкальная братия очнулась и вывалила на улицу. Примерно минут через сорок-сорок пять в кабинет Христофорова ввалился Оренбургский. Видно было, что красота и молодость победили. Правда, победа не далась молодости так просто. Оба глаза цвели наливающимися фингалами, правый рукав пиджачишки был оторван почти весь, а левый отсутствовал как исторический факт, шишка на лбу и испачканные брюки завершали общую картинку.
— Вот!
И музыкант выложил на стол перед Христофоровым долгожданные евро.
Степан Никодимович отдал тот самый пригласительный билет, и весь день настроение у него было лучше лучшего.
В эти два месяца не было в Нижнем Вьюганске человека более влиятельного, чем Степан Никодимович Христофоров.
Каким-то чудом было закончено строительство его загородного дома, из ложной скромности именуемого «дачей». Все, даже отделочные работы, которые провели в самый сжатый срок. А мебельщики за смешные деньги не только сделали прихожую и кухню, а даже умудрились их смонтировать как раз за два дня до концерта! О других благах цивилизации, которые сыпались на Христофорова, как из рога изобилия я промолчу. Каждое кресло в зале, каждый приставной стул был оплачен потом и кровью, а не только деньгами!
Но вот наступил он — день концерта. Ранним утром директор филармонии присутствовал при встрече дорогого гостя. На военном аэродроме приземлилась реактивная Сесна — юркий быстроходный лайнер, придназначенный для комфортного полета частных лиц. Обслуга аэродрома тут же присоединилась к встречающим. Дверца открылась, и вот оно… вышли, он прибыл в сопровождении адвоката, аккомпаниатора и струнного квартета, именно этим музыкантам предназначался гонорар, обусловленный договором. Гость был в классической черном итальянском пальтишке, его голова была замотана бинтами, так что только нижняя часть лица оставалась видной. Круглый подбородок, взлохмаченная борода. Он казался не таким высоким, как на телевидении, да и вес его куда-то подевался. Тут Христофоров вспомнил, чем Лучано болел и перестал удивляться. С великим тенором пообщаться не удалось, он как-то быстро скользнул в машину Абрамова, они сразу же уехали в дом народного целителя. А с директором филармонии остановился побеседовать адвокат. Он забрал пачку с гонораром, что-то пробормотал на неплохом английском, из чего Христофоров ни бельмеса не понял. И остальные итальянцы тут же куда-то отправились.
А руководитель филармонии поспешил проверить, все ли готово к концерту. На его счастье, настройщик, уже неделю возившийся с их стареньким концертным роялем заявил, что с полчаса как работу закончил, и теперь на рояле не стыдно было бы играть и самому Рихтеру. А Христофоров подумал, что приезд Рихтера он бы точно не пережил, а вот факту, что рояль готов, был, несомненно, рад. Тут настройщик, чтобы закрепить у заказчика уверенность в готовности сложного аппарата, нажал на какую-то клавишу. Клавиша скрипнула, раздался неприятный скрежет, и настройщик, побледнев, выдав порцию площадного крепчайшего мата, тут же погрузился в недра рояля. Степана Никодимовича пробил холодный пот. Окончательно рояль был готов за два часа до концерта.
Но за два часа до концерта Христофорову было уже не до рояля. В его кабинет вошла делегация из пяти человек. Увидев, кто к нему пожаловал, директор филармонии побледнел и чуть было не наложил в штаны от страха. Это был губернатор с супругой и тремя помощниками, один из которых, ни больше, ни меньше, как начальник областного ФСБ лично!
— Здравствуйте, Степан Никодимович! — И губернатор протянул мгновенно пропотевшему руководителю филармонии руку. Христофоров пожал руку начальства с должным благолепием, но что ожидать от визита, просто не знал.
— Прослышал я, Степан Никодимович, что у вас интересное мероприятие намечается. Так мы с супругой и несколькими помощниками хотим поприсутствовать. Не возражаете?
— Почту за честь, Вениамин Николаевич. Рад вас видеть, и вас, Нина Андреевна, рад…
— А вы уверены, Степан Никодимович, что он это он? — вкрадчивым шепотом прошелестел губернатор почти что на ухо музыкальному гуру Нижнего Вьюганска.
— Я сам сомневался до последнего. Но частный самолет из Италии… Нет, это исключено.
— А исполнение? Вдруг есть возможность провернуть весь концерт под фонограмму?
— Да что вы, упаси Боже! У нас ведь и аппаратуры такой нет, чтобы качественное фоно обеспечить. Он ведь от микрофонов отказался. Никакой усиливающей аппаратуры. Только живой оркестр и голос! Музыкантов привез с собой. Дама за роялем — это его постоянный аккомпаниатор!
— Ну что же, посмотрим… посмотрим…
А теперь уже громко:
— А на концерте что за публика будет? Музыкальная общественность представлена, или только избранные?
— Ну что вы, Вениамин Николаевич, будет музыкальная общественность — у нее слух особенно тонкий.
— Это верно… Да и у нас со слухом все в порядке, видите куда слух о вашем действе долетел, — пошутило начальство. Господин Христофоров мгновенно покрылся холодным потом, а где-то далеко, внизу, очень-очень низко, появились предательские ощущения быстро нарастающей тяжести… Но руководитель филармонии мужественно подавил вздох отчаяния, готовый сорваться с его быстро немеющих губ.
— А что журналюги? — поинтересовалось начальство столь же невинным тоном, что и ранее.
— Ни-ни-ни! Сам лично следил, чтобы даже среди некоторых родственников не попались. Всю аппаратуру и мобильные телефоны будут сдавать в гардеробе, я там даже спецсейф поставил.
— Предусмотрительно. Молодец. А пригласительные для нас найдутся?
— Ну что за вопрос, Вениамин Николаевич. Все будет в полном ажуре! Вот только…
И Христофоров немного замялся.
— Ну что там?.. — вальяжно поинтересовался губернатор.
— Вы почти перед самым концертом пожаловали. Для вас с супругой места рядышком, а вот для помощников… или поодиночке в зале, или рядом, но на приставных стульчиках… знаете, небывалый ажиотаж…
Извиняющимся тоном сообщил Степан Христофоров. Сам он проклинал свою жадность, из-за которой еще поутру сплавил последние билеты за фантастическую сумму, да добрым словом вспоминал свою супругу, Зинаиду Герасимовну, которая накануне закатила ему скандал, сообщив, что без двух лучших подруг на концерт не пойдет. А потому образовались пять мест в центре зала, два из которых на приставных стульчиках.
— Рядом! Все вместе рядом, — сообщил свое решение губернатор.
Тут в комнату ввалился городской голова Рахманов. Он был бледен, видимо, для него приезд губернского начальства был как снег на голову.
— А вот и вы, Мирсултан Рахмонович! А мы тут с вашим музыкальным руководством как раз плюшками балуемся!
— Рад видеть вас, Вениамин Николаевич… Извините, не ожидал…
— Ну да, у тебя тут такое творится, а ты не ожидал? Ну, извини, пригласить не догадался, так мы сами с усами. Нагрянули. Ну, время есть немного, так мы по городу пройдемся, не возражаешь?
Городничий (простите за ассоциацию с классикой) затряс головой, мол не возражает. Тут Христофоров вытащил пригласительные, и вновь начальника филармонии прошиб пот, ему показалось, что тучи сгущаются над ним и над головой сверкает меч правосудия. Губернатор сгреб билеты и широким жестом бросил на стол букет стоевровых купюр. Он попытался деньги вернуть, понял, что это глупо, стушевался, покраснел, растерялся, но тут голос губернатора привел его в нормальный вид.