— И это есть та твоя новая, из-за которой ты отменил наш Новый год?
Она осмотрела Алену еще более презрительно.
— А не слишком ли она для тебя молодая? — девушка попыталась вложить в последнюю фразу максимум презрения и негодования.
Виктор молчал.
— Ну, знала я, что мужчин тянет на зрелых женщин, но чтобы на перезревших.
— Блядь, — сказала Алена и попыталась встать. Это ей не удалось.
— Что? А ты кто? А ты? Ты?
Девушка всматривалась в лицо Алены, по которому перебегали блики каминного огня.
— Так вот в чем дело? Решил для коллекции заграбать еще и ее? Скажи, это что, она? Действительно она. Сволочь ты, Витька. И подлец. Решил от меня откупиться, выбросить на хер на помойку. А сам… Я-то думала, он страдает, а он!
Виктор молчал, смотрел на девицу из-под насупленных бровей — и молчал.
— И что тебе в ней, кроме имени? Скажи, что ты нашел в этой упившейся суке? Это же ходячая рухлядью Ну что в ней? Ноги? Посмотри! — и она задрала юбку. Трусики на ней были обозначены. Ножки у девицы росли где-то от ушей, и были действительно хороши.
— Перестань.
Виктор наконец не выдержал и выдавил из себя хоть что-то.
— Или грудь? У нее что, большая и красивая грудь? Я не верю!
— Грудь.
— Лучше, чем у меня?
— Лучше.
Тут девица рванула вечернее платье так, что ее грудь среднего размера с крупными розовыми сосками совершенно вывалилась из одежды.
— Так лучше? Лучше, говори, лучше?
Алена попыталась заметить, что ничем не хуже, но потом вспомнила, что похудевшая грудь утратила свою неотразимость и решила промолчать, правда, если бы и попыталась что-то проскрипеть, вряд ли у нее что-то вразумительное получилось.
— Так ты считаешь, что лучше?!
Это было начало хорошо спланированной истерики. И тут девица рванулась к каминной полке, нацеливая свой удар на скульптуру Родена. Жесткий захват остановил ее на полпути к цели.
— Как ты сюда проникла?
— Охрана праздновала, я спокойно проехала. Понятно?
— Понятно.
— Ну, отпусти.
— Сядь, приведи себя в порядок, и закрой рот. — Виктор говорил так властно и спокойно, что девица затихла и уселась на небольшой пуфик. Алена же попыталась встать, и это ей удалось.
— Я тут, да? — с трудом сложила сколь-нибудь вразумительную фразу Алена.
— Вторая дверь налево. Проводить?
— Нет. Сама.
Между двумя словами произошла пауза с пять минут, наверное, а Алена вспотела так, как будто произносила речь перед президентами Франции, Англии и Соединенных Штатов, вместе взятыми.
— Леонид, с Новым годом тебя. Слушай, тут на третьем посту два лоха. Пропустили гостью. Не ту. Да. Говорит, что они упились. Быть того не может? Говорил с ними? Когда? Две минуты назад? Тогда сейчас выясним правду.
— Пятьсот баксов, — буркнула девица.
— Пятьсот зеленых, — проворчал куда-то в трубку Виктор. — Угу. Давно пора. Совсем окозлели. Будь.
— А теперь ты оставишь меня. Ясно?
Алена вывалилась из комнаты, и, увидев дверь туалета, рванулась туда с прытью и грацией сильно выпившей лани. Споткнулась, удержала равновесие, боднула головой стену, поняла, что чуть-чуть промахнулась мимо двери. Наконец, попала туда и склонилась над унитазом. Через секунду ее стало рвать.
— Выпей.
— Что это?
— Лекарство. Через пять минут попустит. Нельзя же так, сидеть на диете, а потом вот так сразу налечь…
— Нельзя. Но если бы ты знал, как оно заеб…о, все эти диеты, все эти психологи и диетологи, паразиты, которые из тебя сосут и сосут…
— Но все ради твоего блага…
— Да… Мне надо бы себя в порядок привести.
Алена проглотила таблетку и запила ее водой. На нее смотрело из зеркала какое-то незнакомое чудовище…
— Ну вот, ты хотел выплакаться мне, а я тут плачусь тебе.
— Бывает. Ванная напротив. Я пока уберу в зале. Там Элка разгром попыталась устроить.
— Элка? Жена? (В досье Мусика про жену не было ни слова).
— Девушка. Мы только две недели назад расстались. Все еще переживает.
— А ты?
— А я нет. Там, в ванной, халат. Твою одежду все равно надо приводить в порядок.
— Если водитель приехал, там у меня запасной вариант.
— Пока никого не было. Я могу вызвать шофера, он поедет — привезет.
— Да ладно, не порть человеку праздник. Мой подъедет — даст знать.
Алена прошла в ванную и с наслаждением избавилась от одежды. Вместо ванны она решила принять душ, тем более тут душ был со всеми прибамбасами, вплоть до циркулярного душа, выбирай — не хочу. Для начала Алена врубила холодный душ, такой холодный, что аж вскрикнула, когда ледяные струйки побежали по коже. И тут же врубила горячущую воду. После троекратного повторения контрастной процедуры Алена намылилась, потом стала под приятный, чуть горячий душ и стала смывать с себя пену, массируя кожу специальной рукавичкой. А вроде ничего грудь, зря я так. Может, отожрала ее? Да нет, просто грудь — это грудь! И ничем моя не хуже! Пусть мне уже и огого сколько! Да и ножки у меня. Не такие длинные. Но ровные и форма классическая! Мне так скульптор Мюраделли говорил: классические формы. Клялся, что я богиня. Ну, снизошло на него божественное вдохновение той же ночью. А что он? Оказался самым обычным импотентом. Одна только фамилия потентная, а вот сам он — пшик, а не мужчина.
Вытерев воду и закутавшись в большой белый махровый халат, Алена обнаружила фен и тут же стала сушить свои роскошные непослушные волосы.
Виктор сидел на той же шкуре, в том же месте, только свитер поменял: вместо ослепительно-белого одел довольно будничный гольф темно-синего цвета. Мужчина держал в руке широкий бокал с коричневатой жидкостью, которая приятно плескалась в бокале под блики огня, скорее всего, это был коньяк. Алена явилась на шкуры в халате, в тапочках на босу ногу, но волосы были уже высушены и уложены более-менее аккуратно.
— Простите меня за мою прическу. Что могла. Продолжим?
— Глупости, какие извинения. Да, ваш багаж сейчас только что доставили. Лимузин отремонтируют где-то через час-второй.
— Не возражаешь, я так пока побуду.
— Нет, не возражаю. В принципе, мы и не начали.
Виктор отпил коньяк.
— Прости, ты что-то будешь?
— Вряд ли.
— После этого лекарства можно…
— Пока воздержусь.
— Ладно.
Пока Алена устраивалась на шкуре снежного барса, Виктор наполнил два бокала из пузатой бутылки с армянским коньяком. Он поставил один около Алены, жестом прервав ее начавшееся было возмущение, мол, это на всякий случай, не хочешь, не пей.
— Ну, так вот. Деньги всегда меня привлекали. Потому я и пошел заниматься банковским делом. Поступил в Москве. В Москве же и остался работать. Студентом я был не самым блестящим, но анкета у меня была — не придерешься. Так я попал на банковскую госслужбу. А когда пошли развиваться коммерческие банки, все изменилось. Я тогда уже занимал немалую должность на государственной службе, а тут стал руководителем целого банка. Мне тридцати не было. Банк быстро развивался. И вот, с какого-то момента хозяева резко изменили политику банка: у меня появились три зама, каждый из которых был сыном хозяина. Они делили ресурсы банка и вливали деньги в свой бизнес. В такой ситуации я понял, что надо валить. Но уже тогда я задумал грандиозную аферу. Было боязно. Но я решился. Я был уверен, что до такого додуматься мог только я один. И переоценил себя. Всегда найдется кто-то, кто ничуть не глупее тебя. Если помнишь, был такой вор в законе, Сергунчик? Кто-то из его окружения пронюхал о моей афере, а кто-то умный раскусил ее. Мне дали возможность провернуть аферу, но уйти с плодами ее — не дали. Сам Сергунчик предложил мне работать на него. Я отказался. Ненавижу работать на кого-то. Надоело. Сначала надоело работать на государство, потом еще больше надоело работать на хозяина. Я отказался. Был уверен, что меня закатают в бетон — и на дно. Мне дали возможность пару дней подумать. Потом позвонили еще раз. Я отказался опять. Во мне проснулся проклятый упрямый хохол. И если стою на своем — не сдвинуть меня с этого ни за что.
— И не боялся, что убьют?
— Боялся. Кто смерти не боится? Только не хотел становиться пешкой в чужих руках.
— И что потом?
— А потом три месяца в реанимации. На мое счастье покушение на меня и на Сергунчика случилось в один день. И те, кто шел на Сергунчика были более удачливыми. Они выкосили из автоматов и самого вора, и его охрану, и его окружение. Было не до меня. И это меня устраивало больше всего.
— А не боялся, что еще кто-то догадается?
— Нет, не боялся. Думаю, Сергунчика люди на меня напали тоже абсолютно случайно. Я по своей природе волк-одиночка, и в стае охотиться не буду ни за какие коврижки.
— В наше время в одиночку ничего не провернешь.
— Нет, когда я проворачивал аферу, у меня были помощники. Только они были как маленькие детальки в игрушечной машине. Каждый делал свое дело, и никто не видел общей картины.
— Умно.
— А я не дурак.
— Заметно.
Алена не выдержала, и пригубила напиток. Коньяк был приятным и мягким на вкус. Долька лимона лежала тут же, на небольшом блюдце. Алена схватила дольку, скривилась от кислоты и решила в который раз, что лимон — это неправильная закуска под коньячок. Ей было интересно.
Нет, не то, как и чем закончиться эта история. Ей было интересно вообще! Так ее давным-давно не интриговали. А про Сергунчика она не только слышала, она была с ним знакома. Как-то сей тип решил вложиться в шоу-бизнес и начал именно с топовых артистов. Если бы не Мусик! Ведь от ребят Сергунчика так тяжело было отбиться. Как тесен наш мир! — почему-то подумала Алена.
— Тогда за тебя, — произнес Виктор бархатным голосом.
Только сейчас Алена осознала, что они перешли на ты. Это произошло слишком естественно и незаметно, получилось, что какую-то грань, которую она никогда никому из клиентов переходить не давала тут была скомкана и отброшена, как использованная салфетка. Господи! Ну зачем я пила этот чертов самогон!