Алена отхлебнула еще немного коньяка. Она любила армянский коньяк не меньше, чем французский. А тут еще вспомнила, как Елпа, ее мучительница-похудительница, вдалбливала, что коньяк для худеющего организма намного полезнее водки. Наверное, потому что дороже стоит.
— Ну что же, продолжим? — Алена старалась не раскиснуть, но почему-то киснуть захотелось до чертиков.
— Конечно. После катастрофы и лечения я вышел в люди. Но меня в мире никто не ждал. Вернуться в мир бизнеса. Но мои деньги растаяли, их просто украл Сергунчик. Претензии, как понимаешь, предъявлять было не к кому. А что-то начинать — без финансового толчка, глупости. Сказки, причем самые наивные. А работать так, как я работал раньше, на государство или на дядю, не мог, просто не мог.
— Понимаю. Но жрать-то надо было?
— Вот именно. Я стал искать какие-то варианты. Организовал одно дело, оно прогорело, взял в дело товарища — через полгода мы стали врагами. Третья попытка хоть что-то организовать кончилась полным провалом. И вот, у меня наступили паршивые времена. Я не успел заработать на жилье, поэтому оказался без средств к существованию, крыши над головой и надежды. Меня посещали самые черные мысли и я стал перебирать различные способы самоубийства, так, чтобы выбрать то, которое окажется самым простым и безболезненным. Знаешь, хотелось уйти в мир иной красиво!
— Глупости.
— Почему? Ты пойми, я был в таком отчаянии, что ничего другого в голову не приходило. У меня были долги. И большие долги. Часть возникла из-за моего хорошего знания особенностей работы банковской системы. Но большинство наших частных банков имело тесные связи с криминалом, так что мои долги банкам были в зоне серьезного риска. По бизнесу тоже шли проколы, а это опять же вылилось в долги. Я не знал, как найду деньги на еду, разве что украду. Но и это было для меня неприемлемым. Лучше уж умереть. И тут мне показалось, что что-то засветилось, появился выход. У меня в Киеве был дядя. Так получилось, что к тому времени, когда он умер, мои родители оказались его единственными наследниками. Трехкомнатная квартира, не так далеко от центра, да еще и в Киеве. Совсем неплохо! Мама ничего против не имела, чтобы я оформил наследство на себя. Знаешь, родители ведь тонко чувствуют, когда у детей наступают тяжелые времена.
— Знаю ли я, конечно знаю! — Алена обхватила колени ногами и устроилась удобнее слушать Виктора. В конце-концов, сколько таких историй приходится выслушивать в жизни? То попадется случайный попутчик, то слишком разговорчивый шофер, то домработница начнет рассказывать историю своей ближайшей подруги, а через полгода окажется, что в ее лучших подругах ходит половина Бирюлева.
— В Киев я поехал на последние деньги, которые смог найти. Вот только в городе меня ждал сюрприз. И сюрприз самого неприятного толка. Оказалось, что мой дядя завещал свою квартиру… квартирантам. За год до смерти у него поселилась старшая медсестра реанимационного отделения их участковой больницы вместе с мужем и сыном. Понимаешь, за неделю до смерти у старика появляется завещание, а потом он впадает в кому и за шесть дней гаснет, как свеча. Тихо и незаметно ушел из жизни товарищ Н., который нам всем и не товарищ вовсе… Н-да. Инсульт. И это у человека, который обладал отменным здоровьем для своих семидесяти пяти лет! Понимаешь, у меня были серьезные сомнения в его смерти, и, тем более, в законности этого завещания. Думаю, дяде Мише помогли уйти из жизни, а завещание появилось тогда, когда он уже потерял сознание. Подкупить нотариуса в некоторых случаях возможно. Особенно, если знаешь, кого подкупать.
— Мутная история.
— Верно. А, самое главное, у меня не было денег, чтобы хоть как-то эту историю раскрутить. Я обращался в прокуратуру, искал адвоката, чтобы подать в суд. Но работать за гонорар от суммы выигрыша дураков не оказалось. Любой адвокат понимал, что дело это слизкое, и славы на нем не добудешь, и денег, скорее всего, тоже. Так что плати вперед… А судья сказал мне прямо, что у меня шансов на положительное решение суда нулевые. С моими ресурсами, само собой разумеется.
— И что, без вариантов?
— Абсолютно. На всю эту метушню ушли не только последние деньги, но и те, что выслала матушка, в надежде, что у меня хоть что-то получиться. Ноль. И вот тут меня прижало окончательно. Свет стал мне не мил. А что ты хочешь? За мной уже тянулся след неудач. Он стал таким мощным, что я был уверен в обреченности на неудачу. Все, к чему я прикасался, рассыпалось в прах, все, что я задумывал, кончалось пшиком… Денег не было вообще. И шансов расплатиться с долгами — тем более. Скрываться от кредиторов? Глупо. За такие деньги они меня найдут не только в Киеве, но и на обратной стороне луны. Конечно, когда я так себе говорил, я льстил себе, деньги не были такими уж и большими, но и немалыми. И я прекрасно понимал, что моя последняя карта в этой игре, которую все называют жизнью, была бита. Что оставалось делать?
— Начать новую жизнь. Попроще, без амбиций, ну, не знаю, просто новую жизнь. — Алена попыталась вставить своих пять копеек в историю Виктора, но он только пожал недоуменно плечами.
— Но тогда это был бы не я. И это была бы не моя история.
— Скорее всего так. Знаешь, я ведь поднималась с нуля. И не раз. И не только с нуля. У меня тоже были долги. Впрягалась и отпахивала. И снова зарабатывала, а потом разорялась и снова поднималась… Это жизнь такая — горбатая. То найдешь, то потеряешь…
— У кого как. А вообще-то ты права. Горбатая. Я ведь не сразу понял это. Для меня падение было очень жестким. Не было соломки, которую можно было бы подстелить. Не было ничего, чтобы помогло мне выжить. Я был в таком отчаянии, что поперся к мосту Патона. Правда, не доперся. Меня перехватили буквально в сотне метров от моста.
— Кредиторы? — Алена старалась избегать иронии, но в этом слове ирония чуть пробивалась.
— Да нет, скорее, доктор Мефистофель. Извини, это доктор Фаустус, а Мефистофель так, мастер, не более. В общем, я встретил довольно странного человечка. Настолько странного, что эта странность заставила меня задержаться не только возле моста, вообще задержаться. Тут, в этой жизни.
— Такое возможно?
— Возможно. Это когда ветер рвет тебе в глаза, и когда дождь начинается.
— Но не депрессивный, а настоящий, ливень, когда струи дождя хлещут по тебе так, что не вода это, кажется, а розги. А ты идешь. Идешь к мосту и знаешь, что именно с этого моста надо сигануть вниз, чтобы расстаться с жизнью. И тут ты видишь человека, который сидит на раскладном стульчике посреди этого безумного разгула стихии, и поджидает тебя, и начинает с тобой разговаривать, и ваш покорный слуга вместо того, чтобы броситься от него прочь, слушает, разинув рот, как мальчишка.
В это время лимузин Разиной наконец-то выбрался из западни и доехал к особняку Виктора. Палыч, старый верный Палыч, постоянный водитель певицы Алены Разиной притормозил у ворот, подумал, стоит ли попытаться въехать во двор или она сейчас работает и на его звонок отреагирует слишком бурно. Палыч знал, что характер у Алены тот еще. Взорвется так, что потом будет жарко. То, что было на дороге, тоже не взрыв, а так — маленькая прелюдия к взрыву. А так пойдет матюки гнуть, да говорить тебе всякие колкости да мнения о твоих умственных способностях, да еще и родителей помянет. Нет, не стоит ее сейчас трогать. Так решил умудренный опытом Палыч. И был абсолютно прав.
Алену нельзя было трогать. Не то, чтобы она всецело была поглощена историей Виктора, она честно отрабатывала свои деньги, не замечая, что личность или личина этого молодого миллионера заинтриговала ее до чертиков.
— Итак, Витя, тебе сделали предложение, от которого ты не смог отказаться? И что же это? Безумный спонсор, который выделил тебе оборотку, пару лимонов?
— Ну вот, Алена, ты слушаешь замечательно, а вот предположения строишь, лучше не надо…
— Ладно, не буду.
— Жизнь проще и в тоже время удивительнее любых наших фантазий. Вот мы представляем себе ситуацию, нафантазировали то-то, даже свои фразы в уме расписали, как и в зависимости от чего что буду говорить. А тут хлоп! И от твоих умопостроений остается мокрое место. И только потому, что ты и не мог предположить, как оно сложится на самом деле. И остается стоять с открытым ртом и понимать, что ты просто жуткий придурок. Так и со мной получилось. Знаешь, что происходит с машинистом, когда надо быстро остановить поезд? Он все делает на автомате, так, как его учили на тренировках, почти не думая, а потом впадает в ступор. Тоже произошло и со мной. Я шел с твердым намерением с моста в реку. А тут меня остановили. Остановили, и я уже понял, что не дойду до моста. Дождь лупит по лицу, а он с такой издевательской улыбочкой говорит: что, отчаялся, с моста в реку? И из-за чего, из-за дурацких денег? Давай, я тебе дам не рыбу, но удочку… А у меня-то и рыба и удочка — все в одном лице. Я стою и глупо улыбаюсь.
— И что он тебе предложил? Деньги в обмен на бессмертную душу?
— Опять…
— Ой, извини, я действительно бываю беспросветной дурой.
— Конечно, не это. Он предложил мне сыграть в игру. Мы дошли до ближайшего макдональдса, он объяснил мне правила игры, напоил за свой счет горячим кофе, и мы подписали договор.
— Кровью? Ой! — И Алена смешно, по-детски зажала себе рот обеими руками. Виктор улыбнулся.
— Ну, у него был паркер, так что кровь не понадобилась. Нет, договор был про то, что через год я выплачу ему миллион долларов. Если у меня все получиться. Я только должен был соблюдать нехитрые инструкции. И все. Я был не просто удивлен, я был поражен. Я просто не понимал, почему и как должно произойти чудо. А он ничего больше не объяснял. Знаешь, когда врач дает таблетку, он же не объясняет как и на что она действует, и как потом из организма удаляется. Он говорит — пей, и говорит, как принимать лекарство, чтобы оно действовало как можно лучше.
— И в чем суть этой игры? Или это страшный секрет?