В эту командировку Анжелина ехать не хотела. Не просто не хотела, а никак не хотела, упиралась изо всех сил, пыталась увернуться от поездки с использованием всех женских хитростей, бывших в ее богатом арсенале. Но ни ее обычное обаяние, ни просьбы о помиловании, ни мнимая болезнь дочери не помогли ей на этот раз. Босс (по совместительству ее периодический любовник) был неумолим. Она должна была ехать.
И если подумать, что же так не пускало ее в эту командировку, так ничего такого и не было! Не было больной дочки (мамы, бабушки, мужа, брата или сестры), не было плохого самочувствия, не было ничего, кроме какого-то неприятного, жгучего ощущения того, что ей сюда, в эту чертову дыру, ехать нет никакой необходимости.
Все началось с того, что она выехала на два с половиной часа позже. Ехать было далеко, Анжелина рассчитывала нагнать время в дороге, но ничего из этого не получилось: вместо пяти с половиной часов дороги ей удалось уложиться только в пять. Потом ее продержали на КПП намного больше, чем было бы нужно. Прорвавшись внутрь, Анжелина все поняла: начальник тюрьмы был слишком пьян для того, чтобы соображать, что ему надо сегодня подписывать. Более того, он был не в состоянии вообще что-нибудь подписывать.
Их фирма специализировалась на поставках продовольствия исправительным учреждениям по всей стране. Работа была не пыльной, но достаточно муторной. Командировок было более чем достаточно, иногда больше, чем хотелось бы. Анжела практически не работала с поставщиками, шеф предпочитал выводить ее на потребителей собранной ими продукции: руководителей исправительных учреждений. Появление эффектной молодой женщины всегда производило на грузных мужчин, которыми, в большинстве своем, оказывались начальники колоний, просто разительный эффект. Со временем они привыкали, но далеко не все, и далеко не всегда.
Но в Разумихино, где располагалась колония под номером 88113, Анжелина не ездила еще ни разу. Надо еще сказать, что колония располагалась не в самом селе, а в километрах пяти, на берегу небольшой речушки. Наверное, чтобы расположить там это заведение пришлось вырубить роскошный ивняк, которым так были богаты берега речушки с ласковым названием Скалка.
На пути в колонию Анжела сумела село обогнуть, но теперь, чтобы дождаться, когда поутру начальник колонии сумеет подписать договора, надо было где-то переночевать. Достаточно быстро темнело, в желудке уже чувствовалась мерзкая пустота, признак запущенного гастрита. Анжелина всегда ела мало, но ела регулярно и следила за своей фигурой и здоровьем. Это ее брат, парень полутора сотен килограммов весом, Артем, был полной ее противоположностью — с самого детства.
И черт ее дернул двинуться по дороге в село! Надо было ехать в райцентр, пусть там десяток километров в объезд! Тоже не фонтан, но кто сказал, что село будет лучше? Во всяком случае, добралась бы намного проще. Но Анжела не привыкла себя обманывать: по дороге в колонию она проезжала улочками этого страшного запущенного райцентра. Там все было чертовски паршиво. Старенькие дома, в подавляющем своем количестве деревянные, попадались даже доме из теса, такие страшные, что это становилось уже неприличным. И почему она решила, что в селе дома будут получше? Только потому, что не проезжала селом? Наверное…
Анжела тяжело вздохнула, повернула ключ, вырубив мотор. Теперь надо было выйти, чтобы оглядеться и решить, как ей действовать дальше.
Вечерело. В этих местах и в это время вечереет намного быстрее, чем обычно, кажется, так ей говорил Петруша, который уже бывал в этой чертовой колонии. И чего это его не послали подписывать эти все бумаженции? Да нет, она все знала: Петруша не был человеком, который мог добиться того, чтобы условия контракта соответствовали пожеланиям шефа. Как ей надоели эти морды, в глазах которых читался всегда только один и тот же вопрос: какая будет сумма отката? Надоели их липкие взгляды, концентрирующиеся на чаще всего на ее ладных коленках, старающихся еще издали раздвинуть ей ноги. Надоели эти постоянные ритуалы распития, нет уничтожения коньяка в немыслимых количествах, как обязательная прелюдия неизвестно к чему, и просто так, без повода, в качестве водопроводной воды к контракту. Надоело все это, верно, но что еще делать? Анжела вышла из машины, тут же угодила в скопление грязи, чуть поскользнулась, судорожным движением размазала неожиданную грязь по голени, вот к чему приводят отвлеченные мысли! Сумела выбраться на обочину, смогла как-то найти островок относительно не так скользкого пространства, оглянулась — мокрые ветви кустов принялись буквально хлестать по лицу и груди. Вода попала в глаза, Анжелина поморщилась, вытерла глаз платком, отметила прискорбный факт растекания туши по плоскости лица и только после этого вспомнила, что Петюня говаривал, что наткнулся недалеко от этого села на вполне приличный ресторанчик. А кушать хотелось, и еще как!
Анжела наметила маршрут прохождения колеи, прошлась чуть за пределы заболоченного участка, заметила дома и огни села, а так же дорожку — достаточно заметную, к тому же присыпанную гравием. Дорожку не так давно выравнивали грейдером. И вела она к домику, совсем не похожему на жилища местных поселян.
Опель-кадет утробно зарычал. Хорошо, что умудрилась заправиться еще на трассе, теперь было как-то спокойнее выбираться из этой передряги, а если бы ко всему закончился бы бензин? Дождь, который недавно совсем-совсем прекратился, начал накрапывать снова, судя по небу, он должен был припустить снова, и припустить хорошо, этот дождь собирался портить настроение очень и очень долго. Дождь — он хорош, когда ты сидишь в теплой мансарде и стихи строчишь. Писать стихи под ритм дождя очень даже приятное и благодарное дело. А вот работать, да еще и перемещаться за рулем самоходного автомобильного агрегата как-то не самое лучшее в дождь времяпровождение. Машина дернулась, двигатель стал набирать мощность, наконец, медленно-медленно потащился через грязь и колдобины, выбираясь на более-менее твердое место. Она почти проехала тот поворот, но все-таки свернула, вспомнив ноющее чувство опустошенности в желудке. Опелек заворчал, недовольный таким изменчивым управлением, а ведь за последние годы мог бы и привыкнуть к такому стилю общения со стороны хозяйки, ан нет, все ему мужская рука требуется, все ему логику подавай вместо эмоций и желаний!
Анжела постаралась вести машину аккуратнее. Небольшое кирпичное строение в два этажа вылетело из темноты на резком повороте влево. Девушка хотела взять с собой папку с документами, но потом передумала. Пусть полежит на сиденье, ничего с ней не станется. В предчувствии еды девушка замурлыкала свой любимый хит, точнее, одну из песен группы «Корни». Она прекрасно знала, что это песни-однодневки, но ничего с собой поделать не могла. Навязчивые фразы не выходили из ее головы, она решила не сопротивляться и просто перепевала все, что помнила, а помнила весь диск, а на диске было шестнадцать композиций.
— Лалалала, лала. Лалала…
Промурлыкала она вместо слов, которые почему-то улетучились из памяти. Здание не производило особого впечатления. Большой сарай с достроенным вторым этажом и с пластиковыми окнами. Но могли бы отштукатурить все вместе, а то тон краски первого и второго этажа отличается так же, как Красная площадь с Кремлем от Зимнего дворца с Дворцовой площадью. Экономисты! А вот вывеска, на которой красовалось блюдо с отрезанной головой, из стиля явно выпадало. В наше время такие вывески считаются признаком дурного тона. В веке шестнадцатом это было бы авангардизмом, в семнадцатом — самое то, а вот сейчас, в двадцать первом — форменный нонсенс.
И слово «экономисты» Анжела произнесла явно с негативным смыслом. Впрочем, главное в этом деле не внешность, а содержание. Главное, чтобы еда была свежей, чтобы не отравиться, а вкус — это уже дело второе.
Что-что, а поесть Анжелина любила. И, хотя ела она мало, еда должна была быть вкусной и свежей. Количество уступало место качеству. Конечно, это касалось питания домашних условиях. В командировках приходилось питаться тем, что удавалось найти. И не всегда самого лучшего качества. Как ни странно, но внутренний интерьер ресторанчика произвел на девушку приятное впечатление. Он был в меру стильным. Без особых излишеств, но стильным. По стенам были развешаны картины — репродукции мастеров восемнадцатого-девятнадцатого веков из Англии, тяжелые шторы, аккуратная барная стойка, столики не из пластика, а хорошего добротного дерева и стулья с высокими спинками из того же дерева, наверняка, тяжелые, так удобно, чтобы никто не видел, кто где и как располагается. Действительно, очень удобные стулья. Чувствовалось сразу, что в интерьер было вложено предостаточно денег. Анжела заняла место за столиком у окна, скорее по привычке, чем из желания полюбоваться полем и рекой — за окном быстро темнело, так что пейзажами любоваться не было никакого смысла. Официант — невысокий, изморщенный, лысый, как яйцо, появился сразу же, как женщина заняла место за столиком. Анжелине его бегающие, бесцветные глазки сразу же не понравились. Официант склонился как-то по старорежимному, примостил на краешек стола меню и собирался по-быстрому смыться. Ну уж нет. Анжеле сегодня не удалось пообщаться с начальником исправительного учреждения, так что теперь официанту придется страдать за все.
— Молодой человек, минуточку. Давайте-ка вы расскажите мне что у вас есть тут на хозяйстве.
— Все, что в меню, то и есть.
— Все абсолютно? Знаете. У меня такая карма… Ткну в меню, а вы скажете, что блюда нет.
— У нас меню каждый день меняют.
— А это что, гарантия того, что все будет возможно заказать?
Официант попался какой-то слишком уж немногословный. Он в ответ только равнодушно пожал плечами.
— Хорошо, а что это у вас за фирменное блюдо?
Официант еще раз пожал плечами, но, уловив по бешенному блеску глаз посетительницы, что покоя ему не видать, коротко буркнул:
— Оно вам не понравится.
— Подождите… Я имею в виду то самое блюдо, что у вас на вывеске значится: «Голова твоего врага».