…Но он еще не знает, что это будет его последний рассказ и фото станет документом его личной трагедии. Такое нельзя снимать, если не умираешь сам.
Да, были разные поездки. Великолепные кадры и не очень.
Но все предшествующие годы он жил ради той фотографии суданской девочки. Дальше жизнь потеряла смысл.
…Еще ему судьба подарит первые отзывы критиков о его жестокости в этой фотографии. Еще выяснится, что то был мальчик, а не девочка. Еще он успеет узнать, как он талантлив, и что он борец за права несчастного народа. Еще ему, журналисту, присудят престижнейшую Пулитцеровскую премию…
Но все это лишнее — его сердце навсегда осталось там, на выжженной солнцем земле, с тем ребенком.
В июле 1994 года, вскоре после получения премии, Кевин Картер выедет на берег реки и проведет от выхлопной трубы в салон шланг с выхлопными газами.
В его предсмертной записке прочтут:
«…Меня преследуют яркие воспоминания об убийствах, и трупах, и злобе, и боли… картины голодающих или раненых детей, психов, у которых пальцы на курках чешутся, многие из них — это полицейские, или же палачи…».
А что же будет с той африканской страной? Кевин так хотел пожелать ей больше думать о людях, которые умирают с голоду.
Ее ждут гражданская война и бесчисленные внешние вооруженные конфликты. В апреле 2019 года будет смещен и арестован Президент аль-Башир, правивший страной с того самого 1993 года. В июне 2019 года прокуратура Судана предъявит обвинения аль-Баширу во владении крупными иностранными активами и приобретении незаконным путём материальных ценностей. Окажется, что «жара коррупции» сильнее жаркого климата.
Видимо, фотографию того ребенка, что сделал Кевин Картер, Президент Омар аль-Башир не смотрел…
Динозавры из 90–х. Какими они были и какими ушли(Рассказ)
Путь Давида Ивановича Каретова в бизнес был очень непростым, как он любил выражаться: «с перевалами». Дальше, с особой интонацией он добавлял: «горы», «предгорья», «вершины», «сопки», «гейзеры», «ущелья». Его любимый вальс назывался «На сопках Манчжурии», а однажды он позвал меня, и мы вместе смотрели телепередачу о камчатских сопках. Он любил горы, хотя никогда не занимался альпинизмом.
Инженер Каретов работал в одном из тысяч НИИ, а когда Горбачев объявил перестройку — остался без работы. Лозунг «Перестройка неизбежна!» — вовсю оправдывал себя. Воодушевление от искренних встреч Генерального секретаря с народом в программе «Время», быстро прошло.
Как законопослушный гражданин, чтобы выжить и обеспечить семью, простой инженер с царской фамилией Каретов в конце 80–х прочел постановление Правительства, где разрешалось заниматься кооперативной деятельностью, а конкретнее — организацией общественного питания и бытовым обслуживанием населения.
Пока Каретов, сидя на кухне в своей пятиэтажке, строил планы, его жена не выдержала и выгнала его, но планов он не изменил.
Аренда помещения, мелкий ремонт из полученных через третьи руки стройматериалов и превратившийся в «стройку века», старое оборудование из какой — то столовой — все делалось за встречное получение права участия в кооперативе, где должно было быть не менее трех членов. Открытие забегаловки не заняло много времени. Так у Давида Ивановича закрутилось его первое собственное дело, так одного из шашлычников он пригласил в директора.
В харчевню стояли очереди, шашлычник умел готовить. Дневная выручка составляла более 15 000 рублей. Это при том, что средняя зарплата была 200–300 рублей, а автомобиль «Волга» стоил 8000 рублей, правда доставался по блату (на нем ездили только партработники, директора заводов, а также батюшки центральных приходов).
Законы в то время были скорее явлением моды, потому менялись с неимоверной быстротой. Все, как на скачках следили за каждым шагом властей в области законотворчества. Каретов не раз убеждался, что его перфекционизм и здесь приносит свои плоды — он чуть ли не каждого проверяющего (которые росли как грибы) тыкал носом в газету с последними поправками и дополнениями к закону. Те поначалу отбивались, но вернувшись в свои конторы, убеждались, что бесплатные консультации Каретова надо слушать.
Но все передовое в России вызывает недоумение и смех. Старинная русская забава в городки — поставить и развалить, желательно одним ударом. Правила этой игры оказались вполне применимы для кооперативного движения — кооперативы были разрушены, а среди них предприятие Каретова. Поводом стал один случай. В его закусочной из — под полы продавали водку. Так было принято во всех закусочных. Среди главных покупателей были сотрудники милиции, ездившие мимо на служебной машине «Дорожно — постовая служба». Но информация прошла куда — то выше. Звонок из Моссовета о приостановлении деятельности — милиция опечатывает двери — заседание комиссии по кооперативной деятельности — вынесение судьбоносного решения о закрытии кооператива Давида Ивановича как нарушителя принципов социалистической кооперативной деятельности.
Давид Иванович изменил устав старого кооператива и пришел в Моссовет регистрировать новый, но для регистрации нужна была подпись того самого чиновника, который решил судьбу прежнего кооператива. Началась бюрократическая тягомотина: очереди с раннего утра и сухой ответ секретаря под вечер всем просителям: «Петр Петрович сегодня больше не принимает» или «Петр Петрович заболел» или «Петр Петрович вызван к начальству». Давиду Ивановичу несколько месяцев давали понять, что кооператив его не зарегистрируют.
Давид Иванович все понял — от власти ничего не дождешься. Но Каретов не был бы Каретовым если бы не использовал драгоценный опыт детальной проработки документов для бизнеса и процедур легализации бизнеса, полученный в очередях на прием к чиновникам.
В 1992 году Каретов — это консультант, знающий абсолютно все. Дальше становится понятным, что «к нему не зарастет народная тропа», — предприниматели буквально стадами шли к нему за советом по решению разных вопросов своего нехитрого малого бизнеса, а еще налогам, лицензированию, сертификации, патентованию, аренде, менеджменту и многому — многому другому. Секрет Каретова был в том, что он умел слушать. Ему удавалось распознать, в чем главная проблема клиента и кому с этой проблемой надо шепнуть словечко. А дальше выдача полезных советов была «делом техники». Но все реже предприниматели могли использовать советы — все сильнее становилось противодействие бюрократии и криминала.
Как Давид Иванович стал заниматься «крышеванием», история умалчивает. Да он и сам бы не смог припомнить. Но когда ты говоришь к кому нужно подойти, то резонно, что однажды тебя попросят подойти самому, замолвить за просителя. А это дело не безвозмездное. Да и меня он однажды выручил. Подставили меня просто — бери иномарку за десять тысяч косарей, вчера из Германии пригнали — посмотрел — нет, говорю, старье — а все, мне говорят, ты обещал, гони сумму. Давид Иванович предложил только вложить мои баксы в его дело, и рассчитаться процентами, которые я должен через год получить. Мы задружили. Ходили в лес, за грибами. Давид Иванович подбирал дерево потолще и говорил: «Смотри, кора. Одна из извилин показывает нашу судьбу, но мы не знаем, которая из них».
Возвращались, и обожаемая им новая жена Катя не успевала нам печь пироги.
Забавным было, как на каждое торжество Давид Иванович приносил мне книгу с иллюстрациями Дюрера к Библии. Один раз, другой, и в третий раз — на день рождения.
Все закончилось в один момент. Где — то полгода мы не виделись, и вдруг от него я услышал: «рак» — оказалось, судьба приготовила удар, — пожалуй, самый неожиданный в его жизни — неизлечимую болезнь жены. И их стало трое: он, она и болезнь. Но болезнь занимала все больше времени и пространства. Все у него пошло кувырком, все дела забросил, а деньги ушли на борьбу с болезнью. Они ведь до этого и года не прожили вместе, кстати, познакомились в церкви, на вечерней службе. Один раз увидев глаза этой женщины, Давид Иванович полюбил ее на всю жизнь. Но жизнь распорядилась иначе.
После путешествий по Европе, бессонных ночных гуляний по брусчатым набережным, букетов роз и теплых ветров Средиземного моря, боготворимая им женщина вдруг почувствовала себя плохо, быстро начала худеть. И первая медицинская проверка подтвердила самые худшие опасения. Давид Иванович ободрял свою Катерину, виду не подавал, держался. Врачи, колдуны, Израиль. Но ни операции, ни ритуалы, ни химия, ни ремонт храма, где они познакомились, не помогли.
Она не хотела ехать в больницу. Говорила: бесполезно, потом говорила: кот будет тосковать.
Из больницы он забрал ее на дачу, немного отрешенную? Немного смирившуюся со своей бедой. Она была в полном сознании, — просилась на лавку (у них с Давидом Ивановичем была своя лавка в лесу), но до нее они уже дойти не могли, Катя сидела под березами, слушала песни иеромонаха Романа «Ты не пой соловей…», «Если тебя неудача постигла…», гладила кошку и тихо плакала.
Настанет день, когда войдет Давид Иванович в дом, а Кати там уже не будет. Останутся память, одежда в шкафу, фильмы и фотографии, а еще кассета с песнями иеромонаха Романа в исполнении Жанны Бичевской. И тогда Давид Иванович выйдет из дома, и долго будет стоять перед той качелькой, что нелепо повисла на ветке, и нелепо держала на себе несколько сухой сор с дерева.
«Зачем, зачем мне эта жизнь?» — спросит себя Давид Иванович, и не найдет ответа, да и где ж его найти.
Кот куда-то пропал. Давид Иванович расклеит объявления. Будет обходить округу каждое утро.
— Ваш кот взял болезнь вашей жены на себя, — сказал кто-то сердобольный.
— Да как же? Он ушел, когда Кати уже не было.
— Животные охраняют нас от темных сил и часто жертвуют собой. И делают это незаметно и тихо.
— Не могу его забыть, — признавался Давид Иванович. — До последнего был со мной. заметил, что с котом что то не то. Выделения из пасти. Я к ветеринару, биопсия диагноз рак нижней челюсти, только усыплять. До прихода жены из больницы оставалось дней десять. Все это время не мог решиться усыпить кота. А ему было все хуже и хуже. За два дня пришлось поехать к ветеринару.