Кейт Лаумер
Истории о Боло
Книгаизсерии "Боло",1990
Ночь троллей
1
На этот раз все было по-другому. В легких была сухая боль, в костях — ломота, а в животе — такой огонь, что хотелось свернуться калачиком и мяукать, как котенок. Во рту у меня был такой привкус, словно в нем поселились мыши, и когда я сделал глубокий вдох, в моей груди заскрежетали деревянные ножи.
Я сделал мысленную пометку высказать Маккензи кое-что о его любимом аквариуме с контролируемой средой обитания — как только выберусь из него. Я покосился на панель управления: давление воздуха, температура, влажность, уровень кислорода, уровень сахара в крови, пульс и дыхание — все в порядке. Это было уже что-то. Я щелкнул клавишей интеркома и сказал:
— Хорошо, Маккензи, давай рассказывай. У нас проблемы...
Мне пришлось остановиться, чтобы откашляться. От напряжения у меня застучало в висках.
— Как же долго вы, птички, выполняете этот проклятый тест? — прокричал я. — Я чувствую себя паршиво. Что тут происходит?
Никто не отвечает.
Предполагалось, что это будет заключительная серия тестов. Не могли же они все пойти пить кофе. В оборудовании было больше "жучков", чем в двухдолларовом гостиничном номере. Я нажал на рычаг аварийного отключения. Маккензи это не понравилось бы, но к черту все! Судя по тому, как я себя чувствовал, на этот раз я пробыл в камере довольно долго — может быть, неделю или две. И я говорил Джинни, что это займет самое большее три дня. Маккензи был отличным техником, но человеческих эмоций у него было не больше, чем у продавца подержанных автомобилей. На этот раз я бы ему это высказал.
Защелкали реле, оборудование отреагировало, крышка резервуара отодвинулась. Я сел и развел ноги в стороны, внезапно вздрогнув.
В испытательной камере было холодно. Я оглядел унылые серые стены, шкафы для записи данных, деревянный стол, за которым Мак часами перезапускал тестовые профили.
Это было забавно. Катушки с пленкой были пусты, а красная подсветка на приборах не горела. Я встал, чувствуя головокружение. Где был Мак? Где были Бэннер, Дэй и Мэллон?
— Эй! — позвал я. У меня даже не получилось четкого эха. Должно быть, кто-то нажал на кнопку, чтобы запустить цикл моего восстановления; и где они теперь прячутся? Я сделал шаг, споткнулся о тянущиеся за мной кабели. Я отстегнул и снял ремни безопасности. От этого усилия у меня перехватило дыхание. Я открыл один из стенных шкафчиков, скафандр Бэннера безвольно висел на вешалке рядом с какими-то тряпками, видимо бывшими когда-то одеждой. Я осмотрел еще три шкафчика. Моя одежда исчезла — даже халат. А еще мне не хватало обычной миски горячего супа, глумливых ухмылок технарей и даже кислой физиономии Мака. Здесь было холодно, тихо и пусто — больше похоже на морг, чем на исследовательский центр высшего уровня.
Мне это не понравилось. Что, черт возьми, происходит?
В последнем шкафчике лежал защитный костюм. Я надел его, установил температуру, открыл дверь и вышел в коридор. Светане было, если не считатьтусклогосвеченияаварийныхмаршрутных указателей. В воздухе стоял слабый неприятный запах.
Я услышал сухой шорох, заметил мимолетное движение. Крыса размером с рыжую белку села на задние лапы и посмотрела на меня так, словно я был чем-то съедобным. Я сделал угрожающее движение ногой, и она убежала, но не очень далеко.
Мое сердце забилось немного сильнее. Так бывает, когда начинаешь понимать, что что-то не так — очень не так.
Поднявшись наверх, в административную секцию, я покричал еще раз. Здесь эхо было чуть лучше. Я прошел по коридору, заваленному бумагами, мимо открытых дверей тихих комнат. В кабинете директора посреди ковра стояла почерневшая мусорная корзина. Воздухозаборник кондиционера над столом был покрыт слоем пыли толщиной почти в дюйм. Кричать снова было бесполезно.
В помещении было пусто, как в разграбленной могиле, если не считать крыс.
В конце коридора была открыта внутренняя дверь охраны. Я прошел через нее и обо что-то споткнулся. В слабом свете мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это было.
Он был MP[1], в стальной каске и ботинках. От него не осталосьничего, кромераскрошенныхкостейинесколькихкусочковкожииметалла.Рядомлежалревольвер38-го калибра.Яподнялего,проверилбарабанисунулвнабедренныйкарманкостюма.Покакой-то причинеэтозаставиломеняпочувствоватьсебянемноголучше.
ЯпрошелпокоридоруВиобнаружил, что дверьлифта запечатана. Неподалекубылааварийнаялестница.Янаправилсякнейиначалдвухсотфутовыйподъемнаповерхность.
Тяжелые стальные двери туннеля были выбиты взрывом.
Я перешагнул через обугленный проем и посмотрел на низкое серое небо, раскаленное докрасна на западе. В пятидесяти ярдах от меня грудой ржавой стали лежал резервуар для воды емкостью тысяч в пять галлонов. Что же случилось? Саботаж, война, революция или несчастный случай? И где вообще все?
Я немного отдохнул, затем направился через невинно выглядящие поля на запад, Они были усеяны фиктивными зданиями, которые должны были придать этой территории с воздуха вид обычных сельскохозяйственных угодий с амбарами, сараями и заборами. За пределами угодий город казался нетронутым: тут и там мерцали огни, поднимались клубы дыма. Я взобрался на груду щебня, чтобы лучше видеть.
Что бы здесь ни случилось, по крайней мере, с Джинни все должно быть в порядке — с Джинни и Тимом. Джинни бы с ума сошла от беспокойства, через... сколько времени? Месяц?
А может, и больше. От того солдата мало что осталось...
Я повернулся, чтобы посмотреть на юг, и почувствовал пустоту в груди. Четыре половинки крышек двух шахт были открыты; гигантские ракеты “Колосс” ударили в ответ — по чему-то. Я подтянул себя на фут или два выше, чтобы взглянуть на Главный Участок. В сумерках земля казалась гладкой и нетронутой на том месте, где лежал наготове в своем подземном убежище “Прометей”. Может быть, там, внизу, он был в целости и сохранности. Он был создан для того, чтобы выдерживать нагрузки, связанные с прямым запуском на внесолнечную орбиту; если повезет, несколько попаданий не повредили бы его.
Мои руки уже болели от напряжения. Я спустился вниз и сел на землю, чтобы перевести дух, наблюдая, как холодный ветер шевелит сухие стебли сухого кустарника вокруг упавшего резервуара.
Джинни должно быть одна дома, напугана, возможно, даже в серьезной беде. Невозможно сказать, насколько сильно разрушены муниципальные службы. Но прежде чем отправиться туда, я должен был быстро проверить корабль. "Прометей" был мечтой, которой я — и многие другие — жил в течение трех лет. Я должен был был убедиться.
Янаправилсякбункеру, в которомнаходилосьначалотуннеля, маловероятно, но там могла быть машина.
Почти стемнело и идти было трудно; бетонные плиты под дерном были выворочены и наклонены. От чего-то по земле пробежала рябь, как от камня, брошенного в пруд.
Я услышал звук и замер как вкопанный. Из-за обесцвеченных стен блокгауза, в сотне ярдов от меня, послышался лязг и грохот. Взвыл ржавый металл; затем в поле зрения появилось нечто размером с выброшенный на берег сухогруз.
Два тускло-красных луча, светящихся в верхней части высокого силуэта, качнулись, вспыхнули малиновым и остановились на мне. Оглушительно взвыла сирена — ууууу! ууууу! УУУУУ!
Это была беспилотная боевая единица “Боло Марк II”, несущая автоматическую караульную службу, и ее системы обнаружения нарушителей следили за мной.
Боло резко развернулся; снова раздалось “ууууу! ууууу!”; робот-сторожевой пес поднял тревогу.
Я почувствовал, как у меня на лбу выступил пот. Стоять перед Боло Марк II без электронного пропуска было равносильно тому, чтобы оказаться запертым в одной комнате с разъяренным динозавром. Я посмотрел в сторону Основного Блокпоста: слишком далеко. То же самое касалось и ограждения по периметру. Лучше всего было вернуться ко входу в туннель. Я повернулся, чтобы броситься к нему, зацепился ногой за плиту и тяжело рухнул вниз.
Я поднялся, в голове у меня звенело, во рту ощущался привкус крови. Казалось, что выщербленный тротуар качается подо мной. Боло быстро приближался. Бежать было бесполезно. Мне нужна была идея получше.
Я распластался на земле и переключил управление костюмом на максимальную теплоизоляцию.
Серебристая поверхность стала тускло-черной. Двухфутовый клочок рваной бумаги трепетал на выступающем из бетона краю; я потянулся к нему, оторвал, затем, пошарив в кармане, достал спичку и поджег его. Когда бумага разгорелась как следует, я отбросил клочок подальше. Он отлетел на несколько футов и застрял в зарослях травы.
— Продолжай двигаться, черт бы тебя побрал! — прошептал я. Ругательство подействовало. Порывистый ветер развернул бумагу. Я прополз несколько футов и вжался в неглубокое углубление за плитой. Боло приближался; разболтавшаяся гусеница с ритмичным стуком шлепала по земле. Горящая бумага была уже в пятидесяти футах, мерцая оранжевым светом в густых сумерках.
В двадцати ярдах, возвышаясь, как пагода, Боло остановился, загрохотал и повернул свою покрытую прожилками ржавчины башню, ища источник излучения, который впервые заметил его IR[2]. Горящая бумага привлекла его электронное внимание. Башня качнулась, затем развернулась обратно. Оно озадачено. Оно снова взвизгнуло, затем приняло решение.
Орудийные порты распахнулись. В цель попал залп противопехотных пуль; клочок бумаги исчез в облаке взметнувшейся грязи.
Я прижался к земле, как золотая скань обтягивает бедро певицы, и ждал; ничего не происходило. Боло сидел на месте, тихо урча сам себе. Затем я услышал другой звук, перекрывающий шум работающего на холостом ходу двигателя, отдаленный гул, похожий на полет бомбардировщиков на низкой высоте. Я приподнял голову на полдюйма и взглянул. За полем двигались огни — спаренные лучи автоколонны, приближающейся из города.