Мы прожили в этом доме десять лет, но всегда называли его Домом Филлипсов. Его построили и выпестовали во всей его величественной красе с живыми изгородями, садами и тропинками Эллис Филлипс, унаследовавший фирму Long Island Electric Company, и Мэрион Грумман Филлипс, унаследовавшая авиастроительную компанию Grumman. Эта сказочно богатая семья владела несколькими домами, но во время финансового кризиса начала 1990-х годов этот дом решила продать. Когда мы его смотрели, цена уже упала до 575 тысяч долларов, что все еще было мне не по карману. Однако дом меня очаровал, и не только по очевидным причинам. Там был трактор John Deere в полном оснащении! В школе я хотел стать фермером и с тех самых пор питал слабость к тракторам. Мечта обзавестись собственным крепко засела в моей голове.
Риелтор, Сью Грин, была нашей доброй знакомой и женой любимого коллеги, психиатра Рона Грина. Думая о вермонтских зимах, я немного сомневался в разумности покупки дома в двадцати пяти минутах езды до Хановера, преимущественно по гравийной дороге. Можно было подыскать и другое, более скромное, жилье в городе – но без трактора. Наконец я собрался с духом и попробовал сбить цену. Я позвонил Сью и сказал: “Четыреста двадцать пять тысяч, с трактором”. Трубка немного помолчала, и последовал ответ: “Майк, с моей стороны было бы бессовестно идти к хозяевам с таким предложением. И убери трактор. Покупай его отдельно”.
Я немного подумал. Меня одолевали сомнения. Моя семья могла судить об этом доме только по видео, которое я снял во время предыдущей поездки. Но мне надоело искать, так что я решился. Неожиданно для себя я сказал: “Ладно, четыреста пятьдесят тысяч и пять за трактор”. Сью ответила, что посмотрит, чем она сможет мне помочь, но ничего не обещала. Через пять минут раздался звонок. “Майк, четыреста пятьдесят годится, но за трактор мистер Филлипс хочет семь тысяч”. Мне это вовсе не показалось сумасшествием. Я понимал, что значит трактор для человека. Безусловно, если бы не уговор о найме топ-менеджмента, ничего бы не вышло. Дом в Дейвисе еще не был продан, и наличных мне не хватило бы. Но Дартмут дал мне за него ссуду, так что я был готов к сделке. Дом Филлипсов пустовал года два, и надо было привести его в порядок. Мы содрали обои, сняли со стен огромные отвратительные ковры, настелили паркет и переоборудовали кухню. Кроме того, надо было отремонтировать неотделанную комнату над гаражом под мой кабинет. Я связался с Хэнком Сейвелбергом – он строил этот дом, а сам жил недалеко от Вудстока. Хэнк помнил дом – оказывается, дизайном тоже занимался он. Он тут же приехал, насладился плодами своего труда, с довольным видом выслушал наши комплименты, и мы ударили по рукам.
Через несколько месяцев из Дейвиса прибыл грузовик с мебелью, и мы приготовились переменить свою жизнь. За долгие годы я выработал процедуру переездов, чтобы обходиться без лишних хлопот. Я заселялся в новый дом на неделю раньше остальных, распаковывал мебель, обживал кухню и, как мог, наводил лоск. Что меня беспокоило – так это пруд. Франческа и Зак, мои дочь с сыном, выросли в доме с большим голубым бассейном изящной формы, от которого в жаркий калифорнийский день исходила спасительная прохлада. Они буквально жили в той чистой как слеза воде, без всяких лягушек, ныряли с мостика и плавали на прозрачных надувных матрасах. Что они скажут, когда увидят зеленоватый и мутноватый пруд с лягушками, пеной и прочими прелестями? У нас с Шарлоттой родилась идея. Франческа могла бы пригласить трех подружек из Дейвиса, а одна из них была просто помешана на лягушках! Эта девочка обожала природу и игры на свежем воздухе. Как знать, вдруг сработает?..
Жарким июльским днем, после долгого перелета из Сан-Франциско, они прибыли в Бостон. Сели в машину и через пару часов подкатили к дому по нашей новой подъездной аллее. Слева зеленели поля и мягко вздымались горы, справа до самой двери выстроились в ряд клены. Все пришли в восторг. Я скрестил пальцы в надежде на успех. Дверцы распахнулись, дети высыпали из машины. Не успели мы обняться, как Кирстен, подруга Франчески, подхватила свою сумку и крикнула: “Давайте наденем купальники и пойдем на пруд!” Через пять минут все уже переоделись и бежали к воде. Плюх, плюх, плюх – один за другим дети попрыгали в пруд, все как один! Кирстен тут же изловила лягушку и радостно улыбнулась своей добыче. Все было хорошо. Они плавали и играли два часа.
Мы с Шарлоттой успокоились и были вполне счастливы, однако надвигалось еще одно событие – моя старшая дочь Марин планировала меньше чем через месяц сыграть свадьбу прямо здесь, в нашем новом доме. И представьте себе, она собиралась замуж за брата Шарлотты! Вы спросите, как такое возможно? Надо было дважды жениться. С первой женой мы родили четырех очаровательных дочек, в том числе Марин. С Шарлоттой к тому времени мы прожили двадцать лет, так что семейных сборов было уже немало. Марин и Крис полюбили друг друга. Вот и весь секрет.
Шарлотта поинтересовалась, сколько народу приедет на свадьбу. Человек двести, ответила Марин. Шарлотту таким не испугать. В течение следующих четырех недель все члены семейств Смайли (их клан насчитывал девять братьев и сестер) и Газзанига (всего-то шесть) дружно готовили дом и сад к свадебному торжеству. Надо было только добавить к нашим общим достижениям тент на случай капризов погоды. Снабжение едой взял на себя Рей, брат Шарлотты из Техаса, большой мастер по части техасского барбекю. Шарлотта попросила брата приготовить его знаменитую говяжью грудинку, аппетитно благоухающую ароматом мескитового дерева; он томит ее целые сутки в начищенных до блеска стальных цилиндрических жаровнях. Рей приготовил восемнадцать кусков и доставил на самолете из Ювальде.
В предсвадебной суете новый дом начал на нас потихоньку влиять. Вскоре музыкальные, театральные, литературные и организационные способности Франчески уже реализовывались в постановках мюзиклов на конюшне, которые вылились в десятилетний досуговый проект. Летние музыкальные представления в просторной конюшне постепенно превратились в полноценные спектакли. К пятнадцати годам Франческа уже устраивала мероприятия для детей из летнего лагеря на реке Коннектикут. Я вспомнил свои плотницкие навыки и соорудил сцену с занавесом, а также наладил свет и звук. С декорациями Франческе помог театральный художник из Дартмута (когда она училась в старших классах и ставила “Аиду”, он обратил внимание на ее группу “Шэрон Плейерс”). Детская двухнедельная летняя школа пользовалась успехом. Франческа назначила плату за занятия, подружилась с местным бизнесменом, и он консультировал ее по вопросам страховки и безработицы, а под конец положил ее прибыль на индивидуальный пенсионный счет. Франческа всегда ставила перед собой ясные цели, всегда добивалась их и подходила к решению задач с умом и творческим размахом. Сейчас она имеет ученую степень по молекулярной биологии.
Тем временем Зак со свойственным десятилетнему мальчишке азартом исследовал окрестные леса, и я вместе с ним. В конце концов мы поставили на задах наших владений сборный деревянный домик с одной комнатой. Летом мы добирались туда пешком, зимой – на лыжах или снегоступах, иногда на мотосанях. Зак отлично освоил территорию, обустроил зоны для пейнтбола, и жизнь на воле быстро увлекла его. Конечно, в немалой степени благодаря тому, что Шарлотта, когда они уезжали из Дейвиса, пообещала разрешить ему записаться в бойскауты – и слово свое сдержала. Однако в Шэроне не оказалось бойскаутов, и Шарлотта стала первой женщиной в Вермонте, возглавившей отряд. Поддержали затею и вермонтские мужчины, хорошо знающие лес. Было здорово. Каждое лето, пока Заку не исполнилось четырнадцать, они отправлялись в лагерь. У Шарлотты была собственная палатка, а сама она даже прославилась в нашей округе. Зак и два его приятеля в рекордные сроки достигли высшего ранга в иерархии бойскаутов и стали “орлами”.
На нашу с Шарлоттой жизнь Шэрон тоже оказал свое влияние. Те небольшие корректировки, которые мы внесли в умопомрачительный интерьер комнат, и обновленная кухня, позволявшая, если потребуется, накормить целую толпу, нравились не только нам, но и сотням ученых, за много лет побывавших на наших званых ужинах.
В Вермонте всегда казалось абсолютно естественным то, что присуще семейной жизни. Уют и красоту отмечали все, кто входил в наш дом. Однажды к нам приехал погостить Билл Бакли. Еще с порога он обратил внимание на большой рояль, стоявший в эркере с видом на Грин-Маунтинс. Он бросил свои вещи, подошел к роялю и заиграл. Франческа среагировала моментально – подсела к Биллу, и в следующую минуту они уже играли дуэтом. После ужина с коллегами мы всегда перемещались в гостиную пить кофе и коньяк, Франческа с Закари спускались из своих комнат помузицировать. Зак учился играть на тромбоне, а Франческа играла на фортепьяно, саксофоне и стальном барабане. Они всегда говорили со взрослыми и выступали перед кем угодно без тени смущения. Дом в Шэроне обладал какой-то магией. И, как мы еще увидим, отчасти дух этого места сподвигнул меня согласиться на не связанную с научными изысканиями работу.
Не выношу академическую рутину. По-моему, факультетские совещания стоят на первом месте по бессмысленности. Многим нравится весь день напролет “принимать безотлагательные, взвешенные решения”, ради этого они и готовы заседать с утра до вечера. Обычно обсуждаются такие “важные” вопросы: не надо ли увеличить количество часов в курсе статистики; одного поощрить, а на другого наложить взыскание; сколько закупить карандашей? Понятно, что кто-то должен решать все эти проблемы, но мне это было совершенно неинтересно. Как относиться к преподавательским собраниям в этой двойственной ситуации, я для себя решил еще на заре своей карьеры – прогуливать их. Мои коллеги, надо отдать им должное, не возражали. Вскоре про меня так и стали говорить: “А, Майк на собрания не ходит”. Так и постановили.
Само собой, такое поведение простительно только в том случае, если вы что-то делаете для коллектива (и коллектив это видит). Я прекрасно умел подбирать талантливых сотрудников и добывать крупные гранты на научную работу. Это требует изрядных затрат времени и знания не только самого предмета исследований, но и хитросплетений местной и общегосударственной политической жизни. В Дартмутском колледже, никогда не блиставшем амбициозными проектами, вдруг появилась программа государственного значения в области когнитивной нейронауки, и работа кипела вовсю. Вскоре на нас приходилось уже более половины всех средств на исследования, поступавших в колледж. Мы работали с полной отдачей.