— Бабушка, оставайся у нас. — Вселенской глубины глаза Вареньки осветились надеждой.
Что я там только что плела? «Ожидание хорошего или плохого приводит именно к хорошему или плохому. Не строй отдельные планы, строй жизнь целиком. Ожидай только хорошее».
Несмотря на детскую наивность и глупость предложенного, ранее невообразимого мной в самом страшном сне… почему, собственно, нет? Что и кто ждет меня дома? Муж сбежал, не дождавшись даже рождения дочери, родители умерли, братьев и сестер нет, других детей я не завела, посчитав главным делом карьеру. Дальние родственники ждут не дождутся, когда копыта откину, чтобы наследство поделить — знают, что с внучкой отношений не поддерживаю.
А что мне делать здесь, в глуши, где одна моя шуба дороже градообразующего предприятия?
Язвительный голосок изнутри пискнул:
«А что делать дома одной? Здесь твоя кровь. Твоя семья. Твое будущее. В конце концов, вспомни девиз сегодняшнего дня: конец — это начало».
Варенька воспользовалась моей заминкой.
— Папа! — взвилась она с постели. — Можно бабушка поживет у нас?
— До Рождества, — втиснула я. — Чтобы продукты не пропали. Надо же отпраздновать встречу по-человечески.
Это что же получилось: я, приехавшая со скандалом вырвать ребенка из рук непонимающего реальной жизни фанатика, согласилась по-родственному погостить у него?! Как меня заставили?! Никто и никогда не принудил бы меня сделать то, чего не собиралась. Так и вообще остаться предложат. И что же, тоже соглашаться?!
А может быть, втайне от себя, я ждала чего-то подобного? Внучка у меня чудесная, зять тоже вроде бы зла не таит за мое к нему отношение…
Если быть честной, то это я ему жизнь отравляла, а не он мне. С ним Лялечка была счастлива, я же дочку месяцами не видела из-за того, что на тот момент казалось главным. Вот, правильное слово: «казалось». Народ говорит: когда кажется — креститься надо. Жизнь показала, что главное — не в комфорте, не в развлечениях и не в карьере, главное — то, без чего не можешь жить, но чего не купишь. Оценить события правильно позволяет лишь время. Понимание этой мудрости приходит с годами, в компании склероза, невроза и гериатрических миазмов-спазмов и прочих маразмов. Вот и ко мне пришло. Точнее, пришли.
«Конец — это начало». Неужели ряженый новогодний волшебник был прав?
— Лидия Леопольдовна… — В приоткрывшейся двери Гриша запнулся, на меня поднялся его прямой взгляд: — Мама… оставайтесь у нас, это же и ваш дом тоже. Я давно хотел предложить, но не решался. Места хватит всем. У нас здесь такая природа и такие люди… Вам понравится. А сейчас мы стол накроем, встретим Новый Год вместе. Варя, разогревай капусту, режь салат!
Дверь вздрогнула от стука, на кухне звякнула посуда.
— Открывай ворота, праздник на пороге! — донеслось громогласно.
Гриша умчался открывать.
В проеме вырисовался Дед Мороз из самолета, халат — нараспашку, взор — осоловелый и чуточку расфокусированный. Видно, что работа в самом разгаре.
— Это тринадцатая квартира?
— Двенадцатая.
— Пардоньте, не туда попал.
— Туда, туда. Одну секунду. — Я схватила напоминавший Геркулесову дубину окорок и всучила судьбоносному гостю: — Это вам. Спасибо.
— Так ведь пост, матушка.
Ватная борода Деда Мороза не позволяла увидеть улыбку. Шутит?
Шутит, глаза переполнены лукавством. Кстати, взгляд и поза очень знакомые, раньше на трассе от «продавцов полосатых палочек» после такого звучало: «Может, договоримся?»
Договоримся.
— Тогда это вашим ездовым собакам, — объявила я. — У них-то, надеюсь, не пост?
— Обижаете, я настоящий Дед Мороз, у меня в упряжке олени.
Я выглянула в подмороженное окно. У подъезда чадил облаком выхлопов аэропортовский ПАЗик, такие же белые клубы вырывались из-за опущенного стекла, где курил ожидавший водитель.
— Вот с оленями и поделитесь, — сказала я. Рядом стояли Гриша и Варенька. Я вдруг почувствовала себя абсолютно счастливой. — Хорошего вам Нового Года… и Рождества.
— Спасибо. И вам. — Прижав к себе окорок как новорожденное дитя, довольный Дед Мороз пьяно подмигнул: — «Конец — это начало». Волшебная фраза. Всем говорю по любому поводу, и, представьте себе, всегда срабатывает!
Такси Деда Мороза
— С площадки на входе в парк имени шестипяти… шести-де-ся-ти-пя-ти-летия…
— С «пятачка»?
Из рации дохнуло облегчением:
— Забрать и отвезти домой слепого. Последний заказ в этом году.
— Слепой — в парке один среди ночи? — буркнул Эдик. — Шикарно. Вчера смотрел фильм про маньяков…
Он выкрутил руль влево, машина развернулась поперек присыпанной снегом сплошной полосы: разметка не видна, ни один гаишник не докопается. И какие в такое время гаишники? Вот к утру, когда с гулянок потянутся домой подвыпившие…
— Постоянный клиент, — сквозь треск перебил голос из рации, — отвозим на это место к нолю часов по пятым пятницам месяца и в ночь на субботу забираем.
— Для справки: в месяце четыре недели.
— Посчитай: если тридцать первое выпало на пятницу…
Эдик оборвал:
— Заказ принял.
«Последний в этом году» по выражению диспетчера. Еще бы, до Нового года — десять минут. Только настроение не праздничное, несмотря на круговерть огней, людей и красок. Снова год прошел зря. Каждая новая купюра в кармане шуршит: «Ну что? Стал счастливее?» На борту написано: «Такси Деда Мороза, привозим счастье». Хозяевам бизнеса и чуть-чуть водителю — да, если мерить счастье деньгами. Деньги не главное? А что главное? Пусть покажут счастливого без денег, посмеемся вместе.
По случаю праздника желтое такси украсили надписями и мишурой, водителям раздали колпаки а-ля Санта Клаус. Дескать, дарим людям радость — позволяем попасть в нужное место в часы, когда люстры, вспоминая былое, с испугом косятся на шампанское. А то, что условия напоминают грабеж — это издержки производства, отрыжка рыночных отношений.
Улицы пустели на глазах. Заиндевевший клиент выглядел горкой снега на занесенной скамье, перемигивание гирлянд окрашивало его в разные цвета, тросточка превратилась в белый посох.
— Оленью упряжку заказывали? — В распахнутую дверь ворвались клубы колючего тумана.
Слепой не двинулся с места.
— Полночь? — Незрячие глаза глядели вдаль.
Шапка-ушанка и брови мужчины пушисто искрились, пуховик задубел и покрылся ледяной коркой. Давненько сидит.
Слепцы у Эдика ассоциировались со стариками, это не вязалось с увиденным: сложив руки на коленях, скамью понуро занимал молодой мужчина, лицо выглядело почти юным, впечатление портили несколько шрамов и мертвенная неподвижность взгляда.
— За пять минут домчу, успеете встретить с родными.
— На котором свете? — Клиент оказался с юмором. — Простите, я смогу выехать не раньше, чем через пять минут.
Первое впечатление рассеялось. Эдик с шумом выпустил из груди воздух, в мозгу медленно досчиталось до десяти.
— Сейчас куранты пробьют, у людей праздник, а у меня работа. — Не потакая требующим выхода оборотам, он проявлял чудеса учтивости. — Или вы сейчас же садитесь в машину…
— Прибавьте к сумме, сколько нужно. — Клиент вновь не повернул головы.
— Это не пять минут ожидания, а год, если по календарю. Не расплатитесь.
— Тогда не смею задерживать.
— Кого-то ждете? — догадался Эдик. — Женщину? Должна прийти до двенадцати?
Сказал и осекся. Не «должна» а «может» — диспетчер сказал «постоянный клиент». Сколько же слепец провел здесь своих пятниц?
— В сети искали?
Обреченность, с которой человек махнул рукой, сказала больше самого развернутого ответа.
Столько времени упорно ждать свою «ее»… Смог бы Эдик так же? А Эдика — его «она»?
— Расскажите о ней, — попросил он, заперев машину и примостившись по соседству.
Живой сугроб пожал плечами, движение вызвало хруст, словно под рыбаком проломился лед.
— История банальна. По пятницам и субботам нечетных недель я подрабатывал в парке продавцом — такой странный график ориентировался на сменщика, по-другому тот не мог. В одну из пятых пятниц это случилось. Мы познакомились здесь. — Взвив снежный вихрь, рука соседа стукнула по скамье. — Знаете, так бывает: увидишь человека и понимаешь — твой человек. Жизнь делится на до и после — на прошедшее в бесплодном ожидании и то, без чего дальнейшее теряет смысл. Она приехала поступать из другого города, я учился здесь. Не поверите, мы даже имен не спросили. Мы смотрели в глаза, в которых обнимались души, и говорили о ерунде. Имена, телефоны, контакты, как мы думали, можно узнать потом. У нас не оказалось «потом». Помните взрыв в троллейбусе?
— Теракт?
Слепой кивнул.
— Меня грузили в одну «Скорую помощь», ее в другую. Оба захлебывались в крови и не могли шевелиться. Я прохрипел с носилок: «Пятачок, пятая пятница, буду ждать всегда». Затем — больницы, операции, длительное восстановление… Меня зашили и поставили на ноги, а сохранить зрение не получилось. По моей просьбе знакомые разместили в сети объявление, они долго искали по описаниям, но все, что выяснилось — среди погибших девушка с такими приметами не значилась. С тех пор я прихожу сюда четыре раза в год, иногда пять — в месяцы, в которых пять пятниц. В жару и в метель. С полуночи до полуночи. Собственно, все.
— Столько лет… и все равно надеетесь?
Слепой промолчал.
В нос летели снежинки, хотелось чихнуть. Наконец, над головами громыхнуло, затем еще раз, и салюты слились в сплошную канонаду.
— С Новым годом, — сказал Эдик.
— И вас. Никого поблизости не видите?
Со вздохом, который лучше слов обрисовал вид вымерших улиц, Эдик помог клиенту разместиться в машине.
Мотор всхрапнул, въезд в парк с труднопроизносимым названием исчез позади. Вмиг все переменилось. Город взорвался столпотворением. Почти на каждом перекрестке сверкали елки, вокр