– Но у вас ведь были и счастливые отношения? Или хотя бы периоды, когда с кем-то было комфортно.
– Если так рассуждать, то да. Пару минут, после акта любви, если мужчина, конечно, не скорострел, и умел доставить наслаждение. А затем сразу возникало желание ударить его в причинное место.
– Без стимула, без основательной причины? – усомнился Борис. – Обычно есть пусковой триггер, за которым следует реакция.
– Я как дрель. Убиваю одним касанием. – Марфа злобно рассмеялась, прикрывая ладонью рот. Ее пальцы дрожали, а грудь вздымалась вверх, застывая на пике. – Что-то мне душно. Жар! Тело горит. Вот так бывает, когда кое-что понимаешь. У вас есть градусник?
– Нет, – ответил Борис, соображая, как правильнее поступить: позволить ей раскрываться дальше, или подвести итог рефлексии, чтобы она ассимилировала озвученные идеи.
– Остыну на улице, – чванливо произнесла Марфа, кусая губы. – У вас и кондиционера нет? Плохо! Экономите что ли? Махинаторы. Напишу главврачу, что в больнице не хватает элементарных вещей. Везде есть кондиционеры. Даже в самых убогих поликлиниках.
Борис усомнился, но не подал виду.
– Напишите! Он читает жалобы и предложения. Кондиционер не помешал бы. Летом жарко, а зимой холодно, особенно когда перебои с отоплением. Раньше смекалистые врачи приносили электрические батареи, пока противопожарная инспекция не выписала им штрафы.
– И вы пострадали?
– Я одевался теплее и пил горячий кофе. Так кое-как продержался.
– Вы проще переносите сложности, – констатировала Марфа. – Мне бы ваши навыки! Я сразу теряю самообладание. От спокойствия до детонации мелькает несколько секунд, и я не улавливаю переключение. Вы читали мою историю болезни?
– Да, конечно, – сказал Борис, готовясь ответить на каверзные вопросы. – Я всегда заранее знакомлюсь с картами направленных пациентов.
Некоторые особо упрямые индивиды пытались добиться расшифровки диагноза или просили предоставить анамнез. Их жизненный путь, написанный психиатром с клинической точки зрения, воспринимался неоднозначно. Пациенты указывали на неточности и уличали в подмене фактов, а интерес к документации возникал в тандеме с обострением состояния. Большинство наплевательски относилось к докторской писанине, причем не существовало связи между тяжестью диагноза и критическими способностями. Пусть пишут, что угодно, ведь какая в сущности разница? Перепады их состояния не уложить в рамки абзацев, ведь они непомерно грандиозно устроены, чтобы уместиться в лист А4.
– Так вот, – продолжила Марфа. – Вы наверняка знаете о моих попытках наложить на себя руки? По-вашему, я делала это осознанно?
– Не буду однозначно выделять основную причину. Скорее всего, вы находились в состоянии аффекта.
– Что это значит?
– Когда эмоции затмевают рассудок. Но что происходило тогда, уже не имеет значения. Я бы не занимался анализом тех событий. Главное, что вы смогли выжить, и сейчас мы укрепляем вашу личность, чтобы вы легче переносили трудности, не поддавались унынию, более радужно смотрели вокруг и особенно на себя.
– Ах, вот чем мы тут занимаемся! – эпатажно выпалила Марфа.
– Кажется, я повторяюсь.
– Я не хотела вас обидеть. Наоборот, очень признательна за то, что вы не отказались от меня и заметили потенциал. Не знаю, как вам удалось, но я стала чуток сильнее, но пока не привыкла к этому состоянию. Вернемся к теме моего суицида?
Борис покорно кивнул.
– По-вашему я способна повторить этот поступок? Или уже застрахована? Меня гложет вопрос, почему люди совершают самоубийство? Это сила или слабость? Верное решение, или прыжок в бездну? Но самоубийцы попадают в ад – тяжкий грех. Кажется, я становлюсь очень религиозной!
– Существуют конкретные причины для суицида. Человек пытается покончить с собой под гнетом тяжелой депрессии, причем тогда он даже не отвечает за свои действия, либо поддается мощному импульсу, находясь в галлюцинаторном психозе. А иногда суицидальная попытка предельно демонстративна, чтобы показать страдания, чтобы несчастного обязательно спасли, простили и одарили сочувствием.
– А почему я хотела себя убить?
– Вы были доведены до отчаяния. Плюс прогремел заряд импульсивности – это качество действительно повлияло, и я слукавлю, если не укажу на него отдельно.
– Похоже, что так, – уверилась Марфа. – Каждая причина на сотую долю подходит. Но я видела в этом акт возмездия, чтобы отправиться в иное измерение по глупости или от передоза.
– Вы употребляли наркотики? – спросил Борис без ноты удивления.
– Баловалась с прежним любовником. Когда он исчез, я накатила тройной удар, чтобы откинуться с кайфом, но что-то не рассчитала. Меня откачали. Я не приобрела зависимость, хотя предпосылки были. Тот дружок так и закончил свой путь как все наркоманы, а я спаслась. Получила шанс, чтобы вновь его упустить.
– Вы вырываете счастливый билет, находясь на волоске. Разве нет? Это потрясающее везение!
– Прикажете дальше испытывать судьбу?
– Достаточно. Теперь вы умеете беречь то, что есть, – внушительным тоном произнес Борис, черкнув на планшете пометку.
– Красиво звучит: беречь то, что есть! Уговорили! Я уже нагулялась и устала от амурных боев. Хочу стать самодостаточной, чтобы ни от кого не зависеть, чтобы быть королевой своей судьбы и не бросаться на кого попало, уметь отказывать и уметь давать, когда мне этого хочется, а не когда надо или из жалости.
– У вас уже получается. Ваша жизненная энергия теперь направлена на самообладание и развитие, – убеждал Борис, зная, что ей предстоит тернистый путь, где обязательно будут срывы, но это плата за перемены.
Под воздействием психотерапии Марфа приходила к неутешительным, но лечебным выводам, когда из рокота подсознания вырвалось много пронзающих озарений. Психоаналитики утверждают, что ранние инсайты нестойки и вредны. Классики предпочитают ждать и подбрасывать подсказки медленно, двигаясь с черепашьей скоростью, не подгоняя, не внушая, не проецируя. Проходили годы, пока пациент достигал катарсиса, избавляясь от внутренних конфликтов, вскрытых по канонам метода. Психоаналитики изящно загоняли в догму, отметая альтернативные мнения. Пациент созревал как в коконе, взращиваясь и набираясь своеобразного опыта. Сюжет анализа подбрасывался соответствующий: отношения с матерью и отцом, комплексы Эдипа и Электры, пресловутая травма рождения и универсальный комплекс неполноценности через степенное прохождение стадий развития личности с прочисткой дефицитарных зон. Чем не идеальная теория в масштабах подходящего исторического периода?
На современном этапе классический психоанализ устарел и не поспевает за семимильным развитием психологической мысли. За двадцатое столетие возникли тысячи направлений и школ, что даже Фрейд запутался бы в подсчетах.
В многочисленном списке практик без лупы и калькулятора не разобраться. Борис не собирался объять необъятное, и никогда не относил себя к приверженцам единственной модальности, уважая воззрения Маслоу и Роджерса, интуитивно применяя их постулаты. Ни одна теория психотерапии полностью не удовлетворяла. Даже в самой стройной системе присутствуют изъяны и черные дыры. Ни одна строгая парадигма не позволяет объять человека целостно. Борис пытался это исправить, называя себя эклектиком.
Дальнейшие встречи были полны важных осознаний и горьких разочарований. Временами казалось, что он заходит в тупик, особенно когда Марфа бессовестно высмеивала выдвинутые гипотезы, будто сознательно унижая, отказывалась выполнять техники и бунтовала, либо высказывала опасения, что доктор поглотит ее целиком, завладев рассудком. Она то приближалась, то отдалялась, раскаленно реагируя на повседневные события, где вовсе нет признаков малейшего дискомфорта, жаловалась на пустые траты, граничащие с транжирством, и приступы обжорства с последующей рвотой и желанием наказать себя, порезать запястья, искупаться в крови, упасть в выгребную яму, чтобы вновь карабкаться вверх. Борис держался за тонкую нить, боясь порвать связь со здоровым началом Марфы, боясь, что психотерапия повысит риск деструктивности, но доходя до кипения, Марфа всегда остывала и испытывала несказанное облегчение, когда они отважно преодолевали рубежи противоречий, застревая на поворотах.
Периодически Марфа созванивалась с матерью и даже встретилась с ней, чтобы заключить перемирие, может быть, для того, чтобы поскорее перевернуть страницу натянутых отношений, избавившись от застарелых обид. Когда она сообщила о желании завершить терапию, Борис не возражал, так как никогда не уговаривал пациентов посещать занятия принудительно. А спустя неделю Марфа вернулась, как ни в чем не бывало, и сеансы возобновились, пока Борис не объявил, что настал момент сократить частоту встреч, перейдя на поддерживающий формат, чтобы проявлять больше самостоятельности. Положительно восприняв пожелания доктора, Марфа переориентировалась на созидание и стала искать подходящие вакансии, записывалась на собеседования и с четвертой попытки прошла отбор, но в чем-то засомневалась и не спешила приносить трудовую книжку.
Для группы Борис не нашел подходящего ко-терапевта. Протеже Марии Сергеевны оказалась не готова к резкому вхождению в неизведанный формат, пообещала закрепить теорию, а потом куда-то запропастилась и не показывалась в отделении.
На планерке Вадим Петрович спросил Бориса, не кажется ли ему, что Марфа ведет себя в несвойственной ей манере? Вроде бы психический статус прежний, но что-то в ней поменялось, а что именно, он не может определить. Похоже, она прекратила принимать лекарства, но почему-то отмена лечения не ухудшает общее состояние.
Борис прищурился и недоуменно развел руками, отметив, что Марфа стала более ответственной и свободной, а странности в ее поведении будут всегда. Психиатр нахмурился, словно не уловил сути, но великодушно поблагодарил за старания и пообещал подобрать парочку заковыристых пациентов.