лся с ним, и он не испытывал стремления к сыну. Я старался доказать, что лучше него, что смогу многого добиться, что буду отличником. Он работал инженером в секретном оборонном институте, создавая ракеты малой и средней дальности, но его проект заморозили, и он сдался, перестав тренировать мозг, переключившись на газеты и зомбоящик. Если нет любимого дела, желанной цели, мозг закисает. Нужно напрягать серое вещество, чтобы оно пребывало в тонусе, решало актуальные задачи, именно поэтому я занимаюсь авантюрным бизнесом. В этом есть свои минусы, зато нейроны в отменной форме. Обратная сторона – истощение и бессонница. Как-то отец предупредил меня, чтобы я никогда не включал задний ход. Вроде бы он хотел покаяться, что рановато сдался, но не успел сформулировать. Я прочитал что-то в его глазах. Он был ярый большевик, участвовал в гонке вооружений, опасался ядерной войны и превентивного удара западной коалиции. Перед кончиной он постоянно предупреждал о вторжении и призывал нажать «красную кнопку». Бедный старик совсем развалился в труху, хотя, может быть, что-то предугадал. Он был добрый, но скрывал доброту, от него ждали несокрушимых идеалов, и он не обманывал ожидание партии. Он хотел научить чему-то, а я брыкался, отказывался от бесплатных уроков. Какой же я кретин! Он был достойным представителем великой эпохи!
– Что бы вы сказали ему сейчас?
– Сейчас?
– Если представить, что появилась уникальная возможность, будто он сидит перед вами?
– Я бы сказал: старик, ты пророк, запад наступает! Как же нам нужна твоя ракета! Надеюсь, ты успел передать свои разработки последователям! – Александр громко рассмеялся и замер как монумент с вздернутым носом. – А если отбросить обиды, то я горжусь им. Пожму его крепкую, холодную руку, крепко обниму и скажу, что я пытаюсь быть на него похожим, только не верю в теорию заговора.
– И все?
– Разве этого мало? Наверно, что-то еще добавлю, только сейчас сложно сосредоточиться. Может быть, нужно написать ему письмо на небеса?
– Если очень хочется, напишите.
– Напишу! Обязательно напишу! – Александр схватил стакан с остывшим кофе. – Завелся! За тебя, папа!
Что же с ним происходит? Гримасничает или проявляет искренность?
История про отца похожа на правду, значит, удалось вытащить изнутри нечто стоящее. Вряд ли Жанна застала его врасплох и поставила в неудобное положение. Что-то подсказывало ей, что он повторял отцовскую легенду миллион раз, уж слишком складно и прозаически получилось.
– Принятие и прощение близких даются с трудом, но открывают значимый ресурс в настоящем, – объяснила Жанна. – Возможно, вы заметите позже, или скоро придут яркие сновидения, или вспомнится что-то еще.
– Не хотел бы по ночам видеть папашу! Хочу приятные сны, – с подковыркой произнес Александр. – Вообще спится так себе, не получается полноценно расслабиться, и проклятый будильник будет в самых неудобных местах! Мы еще обсудим родителей?
– Конечно! Запретных тем нет, – сказала Жанна, запнувшись, словно расширила заданные границы.
– Почему это так важно? – спросил Александр, выпрямив спину.
– Родители создают нас. Мы продукт их системы. И только глупцы отрицают великое значение ранних переживаний, – сказала Жанна, подавляя кашель.
На том и остановились. Гомеопатия должна оставаться гомеопатией. Оставшиеся сеансы прошли вольготно и на одном дыхании. Анализировать женщин куда приятнее. Жанна понимала их, будто читала книги между строк, не откланялась от выбранной стратегии и не испытывала надуманных опасений. Тамара жадно поглощала самые сомнительные заявления терапевта, а Вика саботировала прогресс и посещала Жанну абонементом, следуя моде на психологическую культуру.
Подспудно Жанна ждала вечера, чтобы пересечься с психологами Дашей и Любой. Три года назад они вместе завершили обучающую психотерапевтическую программу, поддерживая друг друга в сплоченном треугольнике, и сохранив близкие отношения в настоящем.
В кафе Жанна появилась последняя.
Подруги обменивались визитками и увлеченно выбирали десерт.
– Привет, детка! Ты опоздала?! Точно выпадет снег! – воскликнула Даша, самая целеустремленная выпускница потока с взглядом тюремной надзирательницы, изящной фигурой и неизвестно как накопленными житейскими знаниями. Дарья занималась клиническими исследованиями, публиковалась в научных монографиях и выступала экспертом в медийном пространстве, вызывая белую зависть.
– Видишь, как ты во мне ошиблась, – съязвила Жанна.
– Каюсь, – согласилась Даша, ткнув указательным пальцем в сливочный чизкейк. – Ты на диете?
– Нет!
– Тогда два, пожалуйста, – крикнула она официанту и кокетливо подмигнула, словно раскусила его насквозь.
– Чувствую, ты хочешь чем-то поделиться?
– Разве?
– Сто процентов! Ты на пределе? Пашешь без выходных?
– Когда как, – фальшиво улыбнулась Жанна, подвигая к себе меню.
– Понимаю! – сочувственно произнесла Люба, выпучив выразительные глаза. Несмотря на зрелый возраст, она сохранила подростковую внешность, привлекая и отталкивая беспечной наивностью. – Я жду не дождусь отпуска. Как дела в больнице?
– Там никогда ничего не меняется, – пробурчала Жанна. – Сидим от звонка до звонка и пишем, пишем, пишем.
– Что пишите? – надменно спросила Дарья.
– Заключения, диагностику. Психопаты и психотики. Скукотища.
– По-моему, очень увлекательно! Я бы устроилась в клинику – невероятный опыт! – помпезно воскликнула Люба. – А кто я? Школьный психолог! Привет, недалекие предки! Дети как дети от перемены до перемены. Меня тянет к взрослым, копаться в их казематах разума, однако все проблемы формируются в прошлом, поэтому я занимаюсь их профилактикой, веду обучающие группы и организую праздники. Я даже молчу, насколько психологическая помощь показана учителям. Я стесняюсь предлагать им свои услуги, и они не сдаются и терпят как святые мученики. Как их растормошить?
– Говори о себе, и кто-нибудь обязательно откликнется.
– Похоже на саморекламу.
– А как ты хотела?
– Так я пользуюсь положением, а по должности должна заниматься только учащимися.
– Не вижу логики! – хмыкнула Даша. – Это самопрезентация, не более! Кто, если не мы? Нас никто не продвинет, девочки!
Болтовня ни о чем прекратилась, когда принесли чизкейки.
Попробовав аппетитный кусочек, Жанна не удержалась и призналась в сомнениях относительно Александра.
– Случай нуждается в подробном анализе, – заявила Дарья. – Ты не должна уклоняться от вызова. Для тебя это точка личностного роста. Бессознательное пациента улавливает твой страх, и тогда может наступить резонанс, сближение или отдаление. С такими вещами не шутят. И пока ничего криминального не произошло.
– Вроде бы нет.
– Сохраняй терапевтическую дистанцию, не позволяй себе двусмысленных заявлений и намеков. Будь зеркалом!
– Так тоже нельзя! – вклинилась Люба. – А как же эмоции? Жанна не сможет постоянно подавлять себя – это вредно для здоровья. Пациенты тоже сканируют и чувствуют нас. Веди себя естественно, а если возникнет диссонанс, честно признайся и проговори этот аспект отдельно – так терапия продвинется. Психоанализ без конфронтации – профанация.
– Неужели я преувеличиваю? – осторожно предположила Жанна.
– Возможно, – причмокнула Даша.
– Скорее всего, – подтвердила Люба. – Он же не пристает к тебе? Не хочет записаться на последний сеанс?
– Пока нет, но это лишь вопрос времени, – испуганно произнесла Жанна, застыв с чашечкой капучино.
– Это твои проекции, – уверенно произнесла Даша. – Раньше я тоже сомневалась в некоторых личностях, а когда без страха и упрека поделилась с ними своими соображениями, то и они взаимно раскрылись, и мы по-взрослому разобрали неловкие моменты.
– У меня так пока не получается, – сдалась Жанна. – Буду учиться на своих промахах, других вариантов нет.
Дарья опережала подруг во многих аспектах профессии. Когда-то Жанна пыталась ее копировать, пока не поняла бессмысленность подражания, отреклась от провальной идеи и почувствовала себя гораздо комфортнее.
– Воспринимай ваше взаимодействие как игру, – предложила Люба. – У тебя есть возможность прекратить терапию когда угодно, если поймешь, что отношения переходят установленные границы. Это ключевое правило, моральный постулат, закон. Верно, Даш?
– Конечно! – отчеканила отличница, любуясь красочным маникюром. – Даже не обсуждается! На моей памяти однажды я тоже сопротивлялась. Внутренний голос подсказывал прекратить анализировать одиозного субъекта с явным психическим расстройством. Я не психиатр, не ставлю диагнозы, но его мышление настораживало, он нес полную чепуху, похожую на бред, а я наивно полагала, что он пока не может собраться с мыслями, и не останавливала его, пока он не воспылал ко мне неадекватными чувствами. Он звонил по ночам и дышал в трубку, заставляя слушать тяжелое сопение. Я получала открытки и цветы, пламенные признания, недвусмысленные намеки и прямые предложения. Я верила, что смогу справиться, что силой логического разубеждения объясню, что он ошибается. Я возомнила себя спасителем, но превратилась в жертву, а он после отвратительной сессии запер меня в офисе, где-то раздобыв ключ. Я перепугалась, собиралась обороняться каблуками, а он признался в любви. Я вызвала полицию. Откуда-то появилась его жена с врачом, и его насильно положили в лечебницу. Жена пояснила, что он бросил пить лекарства и обострился, а я даже не знала, что он состоит на учете. От пережитого шока сама чуть не отправилась на «остров проклятых», пила антидепрессанты, посещала психотерапевта с совсем не учебной целью и кое-как выкарабкалась.
– Милая, ты нам не рассказывала?
– Думаете, мы знаем все секреты друг друга?
– Какой кошмар! – прозвучала Люба. – Ты столкнулась с чем-то ужасным!
– Вдвойне горжусь тобой! – призналась Жанна. – Надеюсь, в моем случае до трагедии не дойдет. Он вовсе не болен и даже не притворяется. Всего лишь безнадежный невротик.