– Физиологически я не нахожу у вас каких-либо отклонений. Первостепенное значение имеют особенности личности, характер, пережитый опыт, особенности воспитания и внушенные установки, влияющие на будущее.
– О, это отдельная тема! – воскликнул Афанасий. – Мое половое воспитание! Его будто не существовало. Родителям было плевать, как я развиваюсь в этом плане. Другим аспектам взросления они уделяли внимание, а про половое созревание забыли, осознанно исключив важный раздел из жизни. Они не внушали, что сексуальность – плохо, но явно пустили на самотек повестку дня, и я черпал информацию от старших знатоков, из журналов, кино и всякого рода желтых источников. Так складывалась запутанная картина, возникали десятки вопросов, на которые я не находил ответы. Общая неуверенность и нервозность срастались в плотный комок. В этом точно виноваты родители! Когда я поступил в институт, вдруг что-то в них переклинило, и мама подкинула мне книжку на тему «Откуда берутся дети?». Доктор! После окончания школы я лицезрел картинки про тычинки и пестики. Конечно, я испытал великое смущение и неловкость. Родители подозревали, что я профан, замечая неполноценность, и, в сущности, оказались правы.
– Не стоит так категорично судить их. Возможно, они также смущались, основывались на прежнем воспитании их самих. Люди советского типажа не умеют открыто говорить о сексуальности, и тем более не обучены сексуальному воспитанию. Вы задавали им прямые вопросы? Проявляли детскую непосредственность и любознательность?
– Нет, я уперто искал информацию на стороне. Им вообще не доверял. Если и задавал какие-то банальные вопросы, то они утверждали, что я пока маленький, твердили «вырастешь – поймешь», не твое дело, это взрослые разговоры. Это могло привести к вредным последствиям?
– Да, запросто! Но пока не будем подводить итоги. Для кого-то отсутствие полового воспитания не является травматическим опытом, а для кого-то наоборот. Подросток впитывает разные точки зрения. У вас же не было эпизодов насилия, принуждения?
– Слава богу, обошлось! Хотя помню, как в пятом классе я возвращался из изобразительного кружка в троллейбусе, и ко мне прислонился какой-то мерзкий тип с немым выражением и маленькими черными глазами. Троллейбус был полон народу, но не как селедка в бочке. И он придвинулся впритык ко мне, используя мнимую давку, и я ощутил, как его пальцы дотрагиваются до моего паха. Я откланялся назад, испытывая омерзение, а он надвигался на меня. Я не выдержал и пролез сквозь толпу, выйдя на следующей остановке. Я никому не рассказал о произошедшем, а потом не придавал этому значения. До жути скверная история, но кошмары не снились, и я не просыпался с криком преследования.
– Вы успешно перебороли травматичный инцидент. Мозг ребенка очень пластичен, особенно, что касается ранних переживаний, – пояснил Майкин. – Травмы вытесняются и забываются, редко напоминая о себе. А ваш случай произошел уже в сознательном возрасте. Подобные извращенцы встречаются в общественном транспорте, хотя чаще их жертвами становятся женщины. Вы правильно поступили, что поскорее выбрались из троллейбуса.
– Хорошо, если так, а что тогда мне мешает? – озадаченно спросил Афанасий.
– Скорее всего, врожденная склонность паниковать и мусолить лишнее, – внятно объяснил Майкин, – а также редкие сексуальные контакты, отсутствие регулярных отношений, то есть длительные периоды вынужденного воздержания, если правильно выразиться. Именно завышенная тревожность и общая неуверенность мешают вам заводить знакомства. Только если не дружить с девушками, не искать свою суженую, откуда она возьмется? Нужно действовать, иначе можно до старости просидеть в холостяках.
– Извините, я пока не совсем улавливаю. Потребуется время, чтобы усвоить информацию. Вы не возражаете, если я буду записывать ваши слова и свои мысли после наших бесед? Я настроен на серьезную работу, и если вы готовы взяться за меня, то буду очень признателен. Я же обратился по вашей части?
– Конечно! – расслабленно ответил Майкин. – Вы попали туда, куда нужно. Ваши проблемы – мой профиль. В психотерапии есть отличное упражнение – вести дневник, отслеживая свои мысли, чувства и поведение. Те моменты, когда возникает беспокойство, навязчивости или страхи. Все то, что особенно значимо. Позже мы более подробно обсудим нюансы.
Афанасий достал из портфеля клетчатую тетрадь и шариковую ручку, но за сеанс так ничего и не записал.
Согласно ведущему принципу доктора Майкина нельзя поспешно ставить диагноз, подгоняя симптомы и вешая ярлыки. Иван не относился к сторонникам нозологий, воспринимая пациента как многогранную личность, и обходился без клише, что не так просто, учитывая медицинское образование. Он не отрицал типологию характеров, но человек выше классификаций и не укладывается в систему строго обозначенных параметров. Официальные заключения помогают упорядочить мышление, выстроить тактику и определить прогноз, но только терапевтические отношения и высокий уровень доверия служат катализатором лечения.
Иван принимал ограниченность психиатрических знаний и отказался от идеи досконально понять внутренние переживания страждущих. Почему кто-то выздоравливает в один присест, а кто-то мучается годами или совершенно не проявляет мотивации? Почему одни упорно раскапывают щемящие конфликты без облегчения, а другие моментально схватывают инсайты? Упрямая статистика не поддается научному объяснению. Уповать на забавы бессознательного – все равно, что доказывать непознанные законы вселенной. При этом Майкин не был ни слохастом, ни агностиком, не имел ни малейшей доли радикализма и солипсизма, привыкнув доверять интуиции и накопленному багажу знаний. Майкин критично относился к доказательной психотерапии, основывающейся на известном постулате о личности как наборе поведенческих качеств и шаблонов мышления – утомительный спор наподобие главенства яйца или курицы.
Иван попал в психотерапию стихийно, всерьез рассуждая о кардиохирургии. Высокий, атлетичный брюнет с длинными руками, тонкими изящными пальцами и заостренным носом словно был создан, чтобы чинить сердца на операционном столе. Смуглая кожа и спортивное телосложение создавали брутальную внешность, если бы не широкие очки с закругленными линзами. В медицинской академии Иван посещал хирургический кружок, подрабатывал санитаром и просился на плановые и экстренные операции, чтобы поглядеть на мастерство эскулапов. Однажды после тяжелых учебных нагрузок он вдруг почувствовал, как шалит собственное сердечко, обнажив признаки «прединфарктного» состояния. На третьем курсе студенты-медики переносят на себя любые симптомы по мере изучения клинических дисциплин. Не успев углубиться в пропедевтику внутренних болезней, Иван ощутил все прелести вегетативного приступа и панической атаки. Ошеломленные родители вызвали скорую помощь. Врач осмотрел «умирающего» Ивана и назначил сильный транквилизатор, посоветовав хорошенько выспаться, и пожелал удачи, узнав, что попал в гости к будущему сподвижнику.
После пережитого инцидента для профилактики Иван освоил навыки расслабления и научился более полноценно отдыхать. Успеваемость снизилась, зато он меньше волновался, сдавая экзаменационные дисциплины. На плановом обследовании перед летней производственной практикой врачи обнаружили незначительные нарушения сердечного ритма, предупредив, что ему противопоказаны перегрузки. Для хирургии нужно крепкое здоровье и стальные нервы. Услышав печальный вердикт, Иван засомневался в выборе специальности, вспоминая опустошенных после дежурств докторов с накопленной хромотой и тусклыми лицами с синяками. Хирурги баловались разбавленным спиртом и выглядели удручающе, будто находились в затяжной депрессии. Так романтика благородного ремесла растворилась в пессимистичных буднях.
На старших курсах Иван увлекся офтальмологией, и только на цикле психиатрии по-настоящему влюбился в неведомую область, и для полноты знаний поступил на второе высшее в гуманитарный институт изучать психологию. Интернатуру он проходил в «Клинике неврозов», отмечая необъятный поток пациентов, не осознающих влияние эмоций и перенесенных невзгод на развитие заболевания.
Получив заветный сертификат, молодой доктор устроился участковым врачом в психоневрологический диспансер в ближайшем к дому районе, добирался до работы пешком, слушая аудиокниги и дописывая амбулаторные карты. Защитив диплом психолога, параллельно открыл прием по выходным в кризисном центре на Невском проспекте, развивая частные консультации без семимильных планов.
В студенческой среде Иван любил раздавать советы, имел репутацию мастера по улаживанию конфликтов и логически объяснял ошибки мышления сверстникам. В семье активно вмешивался в дела взрослых, блестяще доказывая свое мнение, и мечтал походить на прадеда, армейского лекаря Первой мировой войны, спасавшего раненых солдат из окопов и блиндажей, и лично знавшего Чехова. Прадед отличался крепостью характера и потрясающей силой воли. В родовом гнезде сохранилась его фотография в парадном мундире с имперскими орденами. После окончания службы он переехал в Крым, влюбившись в медицинскую сестру госпиталя. В годы революции воевал на стороне Белых и погиб со скальпелем в руке, оперируя офицера, борясь с кровопотерей после разрыва пушечного снаряда, оставив жену, троих детей и двух братьев, сражавшихся в рядах Красной армии. Отец приводил прадеда как образец подражания и отмечал внешнее сходство с правнуком, желая, чтоб отличительные свойства знаменитого предка перешли по наследству сыну. Однако, качества прадеда Иван в себе не наблюдал, негативно относился к воинской обязанности, отправившись в запас после военной кафедры.
Становление личности проходило в череде взлетов и падений, страстных влюбленностей и надломов. Друзья называли его неисправимым ловеласом и спрашивали, как поступать в пикантных ситуациях, как правильно подкатить к девушке, чтобы не получить отказ, зная, что Иван прочитал уйму пособий по психологии общения и посещал тренинги пикапа.