– Вор не мог забраться через окно?
– Это невозможно, сэр.
– Или зайти через дверь незаметно для вас?
– Нет, сэр, я покидаю пост, только когда иду на обход.
– В музее есть другие входы?
– Есть дверь в личные комнаты мистера Ворда Мортимера.
– На ночь она запирается, – пояснил мой друг, – к тому же, чтобы до нее добраться с улицы, понадобилось бы открыть еще и внешнюю дверь.
– А ваши слуги?
– Их комнаты находятся отдельно.
– Так-так, – покачал головой инспектор, – дело очень странное. Хотя, как утверждает мистер Первис, никакого вреда причинено не было.
– Я голову даю на отсечение, что эти камни подлинные.
– Значит, мы имеем дело всего лишь с умышленным причинением вреда. Впрочем, я все равно хотел бы осмотреть здесь все хорошенько. Если ваш ночной гость оставил следы, попробуем выяснить, что это за птица.
Осмотр, проведенный инспектором, был вполне профессиональным, но не принес никаких результатов. Он выяснил, что существовало еще два способа проникнуть в музей, о которых мы не подумали. Первый – из подвалов через люк в одном из коридоров, второй – через чулан наверху, в котором имелось световое окно, ведущее прямо в тот зал, где побывал незваный гость. Но, поскольку как в подвал, так и в чулан вор мог попасть только в том случае, если находился внутри помещения после его закрытия, это открытие не показалось важным, да и не потревоженная пыль на полу в подвале и в чулане лишний раз подтвердила, что через них никто не проходил. В общем, закончили мы тем, с чего начали, у нас не возникло ни малейшего представления о том как, с какой целью и кем были повреждены оправы четырех драгоценных камней.
У Мортимера оставался лишь один способ разобраться в том, что произошло, и он им воспользовался. Предоставив полиции продолжать бесплодные поиски, он пригласил меня пойти с ним к профессору Андреасу. Прихватив с собой оба письма, он намеревался напрямую потребовать у своего предшественника объяснения, с какой целью тот написал анонимное предупреждение и каким образом сумел предсказать то, что произошло в действительности. Профессор жил в небольшой вилле в Аппер-Норвуде{347}, но, как сообщила нам его служанка, хозяина не оказалось дома. Увидев, что нас это сильно расстроило, она спросила, не хотим ли мы поговорить с мисс Андреас, и провела нас в скромную гостиную.
Я, кажется, упоминал мимоходом, что дочь профессора отличалась необыкновенной красотой. Она была высокой и стройной, со светлыми волосами и кожей того оттенка, который французы называют «mat»[27], цвета старой слоновой кости или самых светлых лепестков чайной розы. Однако, когда она вошла в комнату, меня поразили перемены, которые произошли с ней за последние две недели. Юное лицо красавицы посерело, в глазах читалась тревога.
– Отец в Шотландии, – сказала она. – Он сильно переживал и, похоже, очень устал. Он только вчера уехал.
– У вас тоже усталый вид, мисс Андреас, – заметил мой друг.
– Я очень волнуюсь из-за отца.
– Вы можете назвать нам его адрес в Шотландии?
– Да, он поехал к брату, преподобному Дэвиду Андреасу, в Ардроссан, Арран-виллас, дом 1.
Ворд Мортимер записал адрес, и мы, не объясняя причин своего визита, ушли. Вечером, вернувшись на Белмор-стрит, мы поняли, что с утра не продвинулись ни на йоту. Единственной зацепкой было письмо профессора, поэтому мой друг решил завтра же ехать в Ардроссан и разобраться с этим анонимным письмом, однако неожиданное происшествие изменило наши планы.
На следующее утро чуть свет меня разбудил стук в дверь спальни. Это был посыльный с запиской от Мортимера.
«Прошу вас, приходите поскорее, – говорилось в ней. – Дело становится все более и более странным».
Примчавшись на его зов, я увидел, что мой друг нервно меряет шагами центральный зал, а старый солдат-охранник музея стоит, вытянувшись по-военному, в углу.
– Дорогой Джексон, – вскричал Мортимер, – как я рад, что вы пришли! Творится что-то необъяснимое.
– Что случилось?
Он махнул рукой в сторону витрины, в которой хранился наперсник.
– Посмотрите сами.
Я так и сделал и не смог сдержать возгласа удивления. Обрамления второго ряда драгоценных камней были изувечены точно так же, как верхние. Кто-то осквернил уже восемь камней из двенадцати. Крепления нижних четырех были гладкими и аккуратными, остальные – погнутыми и исцарапанными.
– Камни не подменили? – тут же спросил я.
– Нет, я уверен, что эти верхние – те же камни, которые эксперт назвал подлинными. Я вчера заметил в углу изумруда легкое светлое пятнышко. Раз они не тронули верхний ряд, нет оснований думать, что они подменили средний. Так вы говорите, что ничего не слышали, Симпсон?
– Да, сэр, – откликнулся сторож. – Но когда я на рассвете обходил залы, я специально подошел проверить эти камни и сразу же увидел, что кто-то с ними поработал. Я тут же сообщил вам, сэр, и все рассказал. Я всю ночь ходил по залам, но не видел ни души и не слышал ни звука.
– Пойдемте со мной, позавтракаем вместе, – сказал Мортимер и повел меня в свою квартиру. – Итак, что вы об этом думаете, Джексон? – спросил он.
– Совершенно бессмысленная, бесполезная, идиотская выходка. Только маньяк способен на такое.
– Вы можете представить, как это произошло?
И тут мне в голову пришла интересная мысль.
– Эта реликвия – вещь старинная, для древних иудеев она была святыней, – сказал я. – А что, если все это дело рук антисемитов? Ведь можно предположить, что какой-нибудь фанатик из этого движения решил, осквернив…
– Нет, нет, нет! – отмахнулся Мортимер. – Не может быть. Такой безумец уничтожил бы всю реликвию целиком, а не стал бы возиться с каждым камнем в отдельности, да еще делать это настолько тщательно, чтобы успевать обрабатывать лишь четыре камня за ночь. Зачем ему это? Нужно придумать лучшее объяснение, и нам придется делать это самим, поскольку я сомневаюсь, что наш инспектор сможет помочь нам. Во-первых, что вы думаете о Симпсоне, стороже?
– А что, у вас есть причины его подозревать?
– Только одна – он единственный человек, который находится в музее ночью.
– Но зачем ему это бессмысленное кощунство? Ничего ведь не пропало. Нет мотива.
– Мания?
– Нет, я готов поклясться, что он совершенно нормальный человек.
– Другие версии у вас есть?
– Э-э-э… Вы сами, к примеру. Вы, случайно, не лунатик?
– Уверяю вас, что нет.
– В таком случае я сдаюсь.
– А я нет! И у меня есть план, как нам во всем этом разобраться.
– Поехать к профессору Андреасу?
– Нет, для этого нам не придется ехать в Шотландию. Вот послушайте. Помните то световое окно над центральным залом? Мы с вами оставим в зале свет, а сами спрячемся в чулане наверху и раскроем загадку. Если наш загадочный злоумышленник обрабатывает по четыре камня за ночь, у него осталось еще четыре, и есть все основания полагать, что он придет закончить работу сегодня ночью.
– Превосходный план! – воскликнул я.
– Только нужно сделать так, чтобы никто об этом не узнал. Мы ничего не скажем ни полиции, ни Симпсону. Вы пойдете со мной?
– С превеликим удовольствием! – сказал я. На том и порешили.
В десять часов вечера я вернулся в музей на Белмор-стрит. Было видно, что Мортимер охвачен сильным волнением, но изо всех сил старается его подавить. Однако занимать наш пост было еще рано, поэтому мы еще час или около того просидели в его комнате, обсуждая ту странную загадку, которую нам предстояло разгадать. Наконец грохот кебов, торопливое шарканье ног и прочий городской шум стали стихать, запоздалые любители развлечений расходились по домам и станциям общественного транспорта. В двенадцать часов мы с Мортимером вышли из его комнаты и направились в чулан, из которого был виден центральный зал музея.
Днем Мортимер уже наведался туда и расстелил на полу пару мешков, поэтому теперь могли спокойно лежать и наблюдать за тем, что происходит в зале под нами. В световом окне стояло обычное, не матовое стекло, но покрытое таким слоем пыли, что если бы находящийся внизу человек даже и посмотрел на него, он бы все равно не смог увидеть, что за ним наблюдают. Мы расчистили стекло от пыли по углам, что дало нам возможность просматривать весь зал. Холодный белесый свет электрических ламп отчетливо и резко обрисовывал каждую деталь всего, что находилось под нами, и я без труда мог рассмотреть все экспонаты, заключенные в разнокалиберные застекленные коробки.
Подобное ночное дежурство – занятие очень познавательное, поскольку у тебя не остается другого выбора, кроме как рассматривать те экспонаты, которые обычно удостаиваешь лишь беглым взглядом. Я, приникнув к своему маленькому смотровому отверстию, часы бдения посвятил изучению предметов, находящихся прямо под нами: от огромного саркофага, прислоненного к стене, до того самого поблескивающего и сверкающего драгоценными каменьями наперсника, который привел нас сюда. В других витринах хранилось немало других изделий из золота и самоцветов, но та удивительная дюжина, которая составляла урим и туммим, испускала такое сияние, которое блеском своим намного превосходило остальные. Я по очереди рассматривал надгробные изображения из Сикара{348}, карнакские{349} фризы{350}, статуи из Мемфиса{351} и надписи из Фив, но взор мой неизменно возвращался к чудесной иудейской реликвии, а мысли – к той поразительной загадке, которая окружала его. Я в очередной раз задумался над ней, когда мой друг неожиданно громко вздохнул и сильно сжал мою руку. В ту же секунду я увидел то, что его взволновало.
Я уже говорил, что у стены, с правой стороны от двери (с правой стороны для нас, а для входящих – с левой), стоял большой саркофаг. К нашему неописуемому изумлению, он начал медленно раскрываться. Очень медленно его крышка поползла в сторону, появившаяся черная щель становилась все шире и шире. Движение это было настолько осторожным, что его почти невозможно было заметить. Пока мы, затаив дыхание, наблюдали за перемещением крышки, из щели появилась бледная худая рука и стала подталкивать раскрашенную крышку. Потом показалась вторая рука, а за ней и лицо… Лицо, которое было знакомо нам обоим, – лицо профессора Андреаса. Он крадучись вышел из саркофага, как лис, выползающий из норы. Сделав первый бесшумный шаг, быстро осмотрелся, потом сделал второй шаг и снова покрутил головой, живое воплощение коварства и осторожности. Потом какой-то звук, донесшийся с улицы, заставил его замереть. Какое-то время он постоял, прислушиваясь, готовый метнуться обратно в свой тайник. Потом снова двинулся вперед на цыпочках, очень-очень осторожно и медленно, пока не оказался рядом с витриной в центре зала. Тут он остановился, достал из кармана связку ключей, открыл ящик, извлек из него иудейский наперсник, положил его перед