ЧАСТЬ 1
Ольга вошла в кабинет и прислонилась к косяку двери. Ноги вдруг превратились в две переваренные вермишелины – вялые и непослушные. От страха бросило в жар, и по спине меж лопаток пробежала предательская капля холодного пота.
– Заходи-заходи. Да не волнуйся ты так, – Галина Петровна, не поднимая глаз от бумаг, пригласила пациентку. – Раздевайся. Как всегда, до пояса.
Оля послушно ступила за ширму.
– Подними руки вверх.
Мягкие, теплые пальцы врача перебирали лимфы, как пальцы пианиста перебирают клавиши. Ольге стало неловко за мокрые подмышки, и она отвернулась. Взгляд уперся в стену: в таблицу с анатомическими картинками, изображающими женскую грудь в разрезе. Ольга горько усмехнулась – у нее-то все вырезано. Осмотр был коротким.
Галина Петровна уже сидела за столом, внимательно рассматривая лабораторные бланки, а Оля все еще возилась с кофточкой. Пуговицы выскальзывали из влажных пальцев.
– Ну, что ж, голуба моя, поздравляю! Похоже, что мы справились. И лимфы в норме, и онкомаркеры не выявлены. Лейкоцитов еще маловато, и нейтрофилов хотелось бы побольше, но это дело наживное. Главное – маркеры на нуле.
По щекам покатились слезы. Не то от радости, не то от боязни: не ошибка ли. Оля утирала их концом шарфа, уложенного красивой чалмой вокруг лысой головы.
– То, что маркеров нет – это хорошо, но ведь и сил тоже нет. Ни волос, ни вкуса, ни обоняния, – робко жаловалась она.
– Все вернется, уверяю тебя. Терпение и положительные эмоции завершат лечение. – Врач вышла из-за стола и обняла пациентку за плечи. – Поезжай-ка ты, голуба моя, отдохнуть. Тебе куда хотелось бы съездить?
– Я ведь до болезни кулинарным блогером была. Почти весь мир объездила. Смешно сказать, на Кавказе ни разу не была. Ни в Грузии, ни в Армении.
– Так за чем дело стало? Иди, заказывай билеты! И с Богом!
ЧАСТЬ 2
Ночью случилось землетрясение. Несильное. Толчок, потом еще один. Медные кувшины, подвешенные над плитой, издали тихий перезвон, и лавка, на которой спал Араик, пару раз качнулась. Подумаешь! Она и без того колченогая и качается каждый раз, когда на нее садятся. Но бабушка Ануш быстро вскочила на ноги, повязала платок концами назад, подхватила на руки одноухого кота по кличке Урод, растолкала внука и велела быстро выходить на улицу…
Землетрясение оказалось ненастоящим. Даже и не рухнуло ничего. Просто под ногами пробежала гулкая волна, как будто тот, кто спал под землей, накрывшись ею как одеялом, глубоко вздохнул.
Вот в прошлом году тряхнуло так тряхнуло. Даже часть горы, на которой стояла слобода Конд в квартале Шахри, самом бедном и самом никчемном районе Эребуни, отвалилась. Хорошо еще, что на том склоне не было жилья, а только кладбище. Часть могил упала в обрыв. С тех пор ночной туман, поднимаясь из него утренними струйками пара, приносил не свежий запах росы, а гнилое зловоние.
Запахи. Вот, что и привлекало, и пугало его. Позже, когда Араик подрос, он понял, что чувствует запахи гораздо острее, чем остальные. Бабушка рассказывала, будто на земле есть люди, которые верят в то, что бессмертная душа, вылетев из мертвеца, находит себе нового хозяина. Им может стать кто угодно – хоть лягушка, хоть корова. Так души переходят из одного живого существа в другое. Араик верил в то, что он, наверное, в прошлой жизни был собакой. Те тоже за версту все унюхать могут.
С бабушкой Ануш хоть и бедно они живут, но дружно. Дядя Ашот, муж ее сестры, – уважаемый человек. Имеет торговое место на базарной площади. Он очень занятой человек, но свой прилавок абы кому не доверяет, потому его жена, тетя Наир, и бабушка торгуют, подменяя друг друга. Араик обожает, когда наступает их черед. По дороге бабушка всегда рассказывает какие-нибудь истории, но главная его радость – это запахи базара.
У самого входа на рынок расположился мясной ряд. Араик старается не смотреть на разложенные на прилавках розовые шматы мяса и свиные головы с закрытыми глазами, как будто те спят и не знают, что им тело отрубили. Тушки молодых барашков, уже проткнутые вдоль хребта шампуром, ждут, когда угли в мангале разгорятся. Между палок, держащих навес над мясным рядом, натянуты веревки, и на них, как белье для просушки, висят сырые овечьи шкуры. Вокруг них роятся полчища мух. «Наверное, для того и вешают их здесь, чтобы отвлекать мух от мяса», – думает Араик. Он не любит ни вида сырого мяса, ни его запаха. А уж когда проходят мимо рыбных лавок, он и подавно затыкает нос, даже зажмуривается. Сухая чешуя скрипит под ногами, как соль, которой товарки присыпают освежеванную рыбу, чтобы не так быстро портилась. Наверное, хозяева мясных и рыбных столов специально позволяют старухам с пряностями сидеть рядом с ними. Запахи сухих приправ забивают смрад засохшей крови и манят к себе покупателей лучше всяких зазывал.
Наконец, пройдя зловонные и душные ряды, они подходят к столам, на которых выложены пирамидками овощи и фрукты. Их верхушки украшены пучками свежей кинзы, базилика и укропа. Тут Араик бросает руку бабушки и радостно подбегает к дяде.
– Ну, наконец-то! Что так долго? Мне ехать надо, а товар оставить не на кого.
– Не ворчи, старый плут. За те копейки, что ты мне даешь, и ботинок-то новых не купишь. Дорога сюда буквально сжирает подметки самых крепких туфель. – Бабушка любит шурина, но поворчать и напомнить ему о деньгах тоже не вредно.
Перед дядей на маленьком прилавке стоят весы-разновесы, а вокруг, прямо на земле, расставлены корзины с клубникой, ведра абрикосов и мешки с черешней. Их запахи сливаются в единое сладкое облако июньского утра.
– Априкос! Кому свежий априкос! Толко-толко з ветки, – Араик знает, что делать. Он уже стоит на перевернутом ведре и кричит изо всех сил своих маленьких легких.
– Эй, горлопан, не так громко, а то, наоборот, всех покупателей распугаешь. – И повернувшись к бабушке. – Ты уж тут присмотри, как следует. Караван с востока пришел. Хочу первым посмотреть, что везут. Поеду им навстречу.
– Ой, дядя, ты за товаром в караван-сарай поедешь? Возьми меня с собой, – мальчик в мольбе сложил ручки и даже запрыгал от нетерпения. Ведро зловеще загромыхало.
– Ну, что с тобой делать, непоседа? Возьму, так и быть. Пора тебя от бабкиной юбки уводить. К делу приучать.
– И то верно, – согласилась Ануш.
* * *
В арбе у дяди тепло и уютно. На дне набросаны домотканые коврики и мешки для товара. Араик забирается под них, как под одеяло. Сады уже отцвели. Облетевшие лепестки с яблонь и груш клубятся и шуршат в выбоинах дороги. Их аромат истончился и уже не привлекает пчел, но смешивается с запахом пыли и напоминает благоухание женской пудры.
Араик лежит на дне повозки, смотрит сквозь решетку ресниц в синеву неба. Его ноздри подсказывают ему дорогу лучше любых указателей. Вот проехали пекарню. Кислый запах дрожжей смешивается с запахом углей. Араик знает – следующим на пути будет дом кузнеца. Там всегда пахнет горячим железом и лошадиным навозом. Лошади тоже от страха какают – делает заключение мальчик.
Кузница – последнее здание на улице, ведущей из города. Впереди запах предгорных лугов, заросших полынью и дикой лавандой. Они еще не в цвету, но аромат свежести уже здесь, уже поджидает путника. Дорога ведет к перевалу.
Дядя, как и бабушка, любит рассказывать всякие истории и легенды.
– Эх-хе-хе, Арайчик-джан, людям свойственно искать новое. В этом смысле, мы, купцы, своего рода миссионеры. Духовные просветители несут людям новые идеи, а мы – новые товары. Потому они и заботятся о нас – строят убежища и постоялые дворы. Путь далек, да и небезопасен. Сколько на нем опасностей поджидает незащищенного путника? Знаешь?
– Знаю-знаю, – лениво отвечает Араик. – А еще, я так думаю, дядя, что тащить на себе шатры и юрты для ночлега – это лишний вес. Зачем лошадей и верблюдов дурацкими тюками грузить, когда можно на них больше товара увезти. Я, когда вырасту, на всех дорогах гостиницы выстрою.
– Прям на всех? – рассмеялся Ашот.
– Ну, на армянской стороне уж точно.
Араик сел в арбе и огляделся.
– Вижу, вижу! Вон там, внизу, – радостно закричал мальчик.
Дорога повернула, и на фоне горного разлома появилось низкое, вытянутое вдоль дороги, здание из серого камня.
ЧАСТЬ 3
Трамвай качнулся, звякнул на стыке рельсов и медленно подкатил к остановке. «Даниловский рынок», – сообщил металлический голос. Шатер в виде морской звезды напомнил рынок в Руайане, городке на западе Франции, – Ольгин последний тур. До дома еще три остановки, но что-то буквально подбросило ее. Она вскочила и заспешила к выходу. Не успела толком ступить на землю, а трамвай уже отъезжал от остановки, словно боялся, что пассажирка передумает.
«Надо купить самых душистых продуктов, – говорила она себе, – обязательно малину, дыню, квашеной капусты и трав. Много-много трав». Ольга еще не придумала, что будет готовить, но понимала, что иначе, как обилием запахов, обоняние не разбудить.
Сумки буквально обрывали еще очень слабые руки, она протиснулась по узкому коридору малогабаритной квартиры и плюхнула поклажу на кухонный столик. От сквозняка на пол упал лист бумаги.
Почерком Костика, размашистым и некрасивым, была написана короткая записка.
Оля,
Не знаю, наверное, это малодушие, но боюсь, что разговор причинит тебе боль. Не хочу причинять больше, чем ты уже испытала, но и сам рядом с этим жить больше не могу. Нет больше сил приходить в дом, который пахнет как аптека. Я нормальный мужчина. Мне нужна женщина и домашний уют. Дом, в котором пахнет борщом и яблочными пирогами, и женщина, которая пахнет лавандовой водой, а не лысая кукла с синюшными губами. Извини. Может грубо, но откровенно.