Пресса пестрела заголовками о «Великом скипидарном дне». В финансовых колонках газет можно было прочитать, например, следующее: «Влиятельная группа скупила такое количество бумаг (по спекулятивным ценам), что это в силах было раскрутить курс до любой высоты. Это событие войдет в историю под именем “спекулятивного сквиза“». Вскользь упоминалось и том, что господин Шарп промахнулся с выбором рыночной партии. Одно издание даже, опираясь на многочисленные выкладки, пылко и опрометчиво писало, что хитроумный виртуоз «медвежьих» фокусов прогорел на короткой позиции в 75 тысяч акций. Это, утверждала газета, больно ударило по его карману, выдрав оттуда полтора миллиона долларов. Журналист, бывший в дружеских отношениях с Шарпом, аккуратно спросил у него: «Почему же так подскочили акции Turp?». На что получил ответ: «У меня нет точных сведений. Но, наверное, это была внутрикорпоративная скупка!» Следующий день ознаменовался новым этапом в скипидарной кампании. Забрав у клиентов все 114 400 акций пула, Шарп разделил их на три части: 40 000, 50 000, 24 400. Ситуация на рынке была вполне благоприятной, но прозорливые «комнатные трейдеры» не находили причин для поддержки «скипидарных» акций. Чтобы обезопасить себя, они стали избавляться от них. Брокерских компаний, готовых купить или покрыть неудачные короткие позиции, хватало. И «комнатные трейдеры» стали сбывать ценные бумаги Turp еще увереннее. Они скидывали на рынок больше, чем было ему необходимо, или по более низкой цене. Этот фокус был у них коронным – выставить на продажу тысячи ценных бумаг по курсу, значительно ниже того, по которому публика была готова покупать. Мелкие акционеры пугались этого и начинали избавляться от своих бумаг. И этот процесс запускал устойчивое падение цен. Здесь произошло то же самое. Котировки стали снижаться. Тогда на сцене появился главный герой. Шарп бросил на рынок первую часть акций – 40 000. Рынок слетел с рельсов. В итоге акции, шедшие после продаж по 71,875, обвалились до отметки 54. Пресса трубила, что скупка завершилась крахом: «сквизу» пришел конец. Кошмары той ночью мучили множество людей. Кто-то и вовсе не сумел заснуть. Следующим утром Шарп порционно швырнул на рынок вторую часть – 50 000 акций. Цена скатилась до 41,25. Рынок содрогнулся, такого обрушения он еще не знал. Биржа задавалась вопросом: не стоит ли она на краю обвала, который войдет в историю как беспрецедентный? Гринбаум метнулся в контору Шарпа. Шок наделил его отвагой и решительностью.
Пресса пестрела заголовками о «Великом скипидарном дне». В финансовых колонках можно было прочитать: «Это событие войдет в историю под именем “спекулятивного сквиза”».
– Объясни мне, в чем дело? – возмущенно возопил он. – Что ты творишь с бумагами Turp?
Шарп холодно встретился с его взглядом и невозмутимо ответил:
– «Скипидарные» акции кто-то распродает. Пока не понял, кто это, но выясню. Был риск, что мне придется приобрести больше сотни тысяч акций, поэтому я и скинул, сколько мог. Почти все акции фонда я продал. Не обрушься на меня тот груз в районе 60–62 долларов, наши бумаги стояли бы сейчас на уровне 85 или 90. Загляни ко мне после выходных, Гринбаум. И не нервничай. Была ли на твоей памяти хоть одна моя неудача? Поэтому всего хорошего. И кстати, никогда не повышай на меня голос.
– Это уже чересчур, – не унимался посетитель. – Это все твоя вина. Клянусь богом, я.
– Возьми себя в руки, – охладил его жесткий тон Шарпа. – До скорой встречи.
Великий манипулятор опять принялся мерить шагами свой кабинет. Тут же на пороге вырос помощник Шарпа, очень даже крепкий джентльмен, который спокойно, но твердо произнес: «Прошу вас, мистер Гринбаум», – и вывел потерявшего дар речи создателя трастов из конторы. Когда помощник вошел в офис, Шарп сказал: «Не вижу смысла обвинять этих господ в нарушении обещания. Они никогда не сознаются».
Следующий день Шарп начал с того, что совершенно хладнокровно слил на рынок последние 24 400 акций. Как выливают всю воду из полного чайника в кофейную чашку. «Медведи» не могли не заметить такого поворота событий. Биржевая сводка не юлила: «Началась внеплановая спешная внутрикорпоративная распродажа. Она становится все более опасной и угрожающей по мере падения курса. Одному Богу ведомо, когда она прекратится. Увы, связаться напрямую с небесной канцелярией мы не имеем возможности». Биржу захлестнули лихорадочные продажи. Говорили даже, что уже суд наложил арест на компанию за бесцеремонное нарушение антитрастового закона и поставил во главе временного управляющего. Избавившись от последней доли бумаг пула, Шарп выкупил те 2,8 тысячи акций, что продал по 72 доллара, за 22 доллара, заработав тем самым 140 тысяч. Пятнадцать часов работы биржи показали, что бумаги Turp потеряли в цене еще 15 пунктов. Значит, и рыночная капитализация синдиката потеряла 15 миллионов долларов. Достоинству некоторых компаньонов Гринбаума это нанесло еще более сокрушительный удар. Шарп же сообщил своим клиентам, что акции фонда полностью проданы, и назначил им встречу через несколько дней в своей конторе. Он написал, что к тому моменту будет располагать всеми чеками и бухгалтерскими отчетами. Раньше указанного срока к нему ринулись Гринбаум, Вехслер и другие, пытавшиеся обелиться после падения рынка «скипидарных» бумаг. Внушительный помощник Шарпа сообщал этим господам, что мистер Шарп временно покинул Нью-Йорк. Этот джентльмен был невероятно учтивым боксером-любителем. Отчаявшись отыскать Шарпа, спекулянты для собственной безопасности тут же создали новый пул и стали подавать заявки, чтобы поддержать цену. В эти дни участники «Шкурдиката» выкупили кучу акций, чтобы не дать котировкам провалиться еще ниже. Они стали владельцами полусотни тысяч акций. Но стоили они 26–28 долларов. Любое поползновение в сторону их продажи всколыхнуло бы новую волну паники.
На состоявшейся в понедельник встрече с ними Шарп был, вопреки своей манере, многословен и красноречив. Накануне он отправил каждому чек и отчет.
– Господа и Гринбаум! Вы прекрасно осведомлены о моих действиях для поднятия курса акций Turp. Но когда они достигли отметки 62, я обнаружил продажи, которые велись кем-то со стороны. Для меня не секрет, что ни один из вас не имел, естественно, акций для продажи. Ведь ваше слово об отказе от продаж до моей команды нерушимо. Но тем не менее наши бумаги продолжали просачиваться на рынок из неведомого мне источника. Несмотря на то, что продавцам приходилось занимать их, чтобы провести короткие продажи. У меня возникла мысль: уж не имеем ли мы дело с серьезным рыночным предложением? Тогда крайне важно действовать стремительно. И вот, как только игроки закрыли свои реальные короткие позиции, я выложил наши акции на рынок. В среднем они ушли по 40 долларов. Не случись эти непонятные продажи, мы бы получили по 80 долларов за каждую акцию. Я высчитал, убрав комиссии и прочие расходы, что наша прибыль составила 9 пунктов или 1 029 600 долларов. 25 процентов я забираю в качестве заранее обговоренного с вами гонорара. Это 250 тысяч. Невероятно жаль, что я не довел цену до 90 долларов. Но на Уолл-стрит никогда не угадаешь, как развернутся события – вокруг так много скудоумия. Хочу верить, что вы довольны. В целом и я доволен. На чем позвольте распрощаться, господа. И с вами, Гринбаум, тоже.
Речь Шарпа не была ни груба, ни вызывающа. Он был образцом любезности и чуть ли не мурлыкал от удовольствия. Кивнув на прощание, он покинул зал встречи. Члены фонда были в ярости.
Следующий день Шарп начал с того, что совершенно хладнокровно слил на рынок последние 24 400 акций. Как выливают всю воду из полного чайника в кофейную чашку.
Они тут же перессорились и кинулись к кабинету Шарпа. Там их встретил вездесущий личный помощник, сообщивший, что у мистера Шарпа проходит важное совещание. Не стоит ему мешать. Он выразил готовность обсудить каждый пункт отчетов и подтвердить любые цифры в документах брокеров. Тут взбешенным спекулянтам пришлось отправиться восвояси, не рискуя откровенно высказаться в адрес секретаря или его шефа.
Покинув контору, они все же признались друг другу в нарушении обещания. Что, как ни странно, привело к тому, что они затаили обиду на Шарпа. Бумаги Turp утратили былой спрос. А они скупили столько, что теперь вполне заслуживали звание крупных неудачников. Дни бежали. Участники «Шкурдиката» выкупали свои акции снова и снова. Настал даже миг, когда они решили, что решат этот вопрос получше Шарпа. Для этого они вздумали повторить его метод, раскрутив цену до 50. И даже рискнули объявить двухпроцентные дивиденды. Но хитрый прием не дал результата. Бумаги так и висели балластом на их шее. Они вновь и вновь бросались на амбразуры и раз за разом были с позором отброшены. Каждая атака наносила им все больший урон, ведь надо было скупать и скупать «скипидарные» акции для новых попыток. Сегодня курс этих бумаг – 16–18. Но никто не жаждет покупать их. Теперь их невозможно продать. Появляется все больше скипидарных производств, обходящих их по всем параметрам. Будущее сулит синдикату весьма печальную участь. И основным владельцем ценных бумаг Turp, имеющим на руках более 140 тысяч никого не интересующих акций – почти половину всего трехсоттысячного выпуска, – является как раз злополучный «Шкурдикат Гринбаума».
Посоветовал…
В тот момент, когда раздался телефонный звонок, Джилмартин умело хохотнул над анекдотом своего будущего клиента.
– Прошу прощения, – произнес он, обращаясь к мистеру Хопкинсу, предпринимателю из Коннектикута, и поднял трубку.
– Алло, с кем имею честь? О! Как дела? Да, я отлучался ненадолго. Серьезно? Это плохо. Не повезло, что я не оказался на месте. Вот, так и знал! Ты уверен? Ну тогда продай двести обыкновенных Occidental. Тут я полагаюсь на твое мнение. А что там с Trolley? Думаешь, держать пока? Ладно. Само собой, я надеюсь. Знаешь же: я проигрывать не люблю! Ха-ха! Скорее всего, да. Всего хорошего!