Когда на рынке произошел перелом и началось стремительное падение, все очутились в плену своих открытых «бычьих» позиций. Резкое и сильное обрушение свалилось на этих кутят, словно снег на голову. Пока акции падали, эти щенки, барахтаясь и пытаясь выжить после того, как их выбросили в реку, растеряли весь свой оптимизм. Тот день, который потом получил название дня паники, заставил заметно осунуться лица брокеров. Те, кто вчера возлежал на лаврах победителей, сегодня страшились оказаться на паперти. Спекулянты-триумфаторы превратились в спекулянтов-неудачников. В действительности падение рынка не было каким-то необыкновенно сокрушительным. Просто слишком много щенков подалось в игроки. Крупные биржевики не хранили свои сбережения в ценных бумагах, как, впрочем, и не в ценных. Они бросили их кутятам, а теперь решили выкупить подешевле. Теперь, как и во время «бычьего» взлета, все глаза спекулянтов неотрывно следили за доской котировок. Их надежды превратились в прах. Скаковые жеребцы, приобретенные кем-то в момент роста, отправились вслед за зафрахтованными уже яхтами. Дорогие особняки, возведенные в их мечтах, сровняли с землей. И кто сделал это? Да та же лента биржевого телеграфа, сулившая уже не золотые горы, а бездонные финансовые пропасти. Все, как зачарованные, следили за цифрами, выраставшими, словно копья вражеского войска, окружившего их со всех сторон.
Джилмартин, никак не желавший поверить, что все настолько плохо, проговорил: «Пожалуй, я был не прав насчет Нью-Порта. Полагаю, мой отпуск пройдет на крыше моего личного отеля». На его улыбку никто не ответил. Мануфактурщик Уилсон, буквально вчера заливавшийся смехом по поводу и без, теперь не отрывал взгляда от человека, восседавшего возле телеграфа и читавшего цифры с тикерной ленты. Губы его беззвучно шевелились, будто он вел напряженный диалог с самим собой.
Неподалеку мерил шагами холл худощавый мужчина, без кровинки в лице. Это был Браун. Он уже лишился всего, даже чести. Он не поворачивал голову в сторону телеграфа, чтобы не слышать выкрикиваемые котировки. Этот щенок еще верил, что выплывет. Джилмартин, выйдя из конторы и заметив Брауна, сказал, пытаясь напустить на себя уверенный вид: «Я стоял до последнего! Но они все же захапали мои деньги!» Но Браун будто не слышал его. Джилмартин вызвал лифт, про себя костеря его за неторопливость. Он расстался не только с «бумажными» прибылями, накопленными за время «бычьего» роста. Сегодня он расстался со всеми своими многолетними сбережениями, рухнувшими в пропасть, распахнувшуюся под стрекот биржевого телеграфа. Положение остальных было не лучше.
Они не отступили при первых потерях, пока те были еще минимальными. Эти спекулянты, не сумевшие оседлать удачу, не сбывали с рук свои акции, уповая на то, что будет новый подъем и они сумеют отыграться. А котировки все быстрее катились вниз. Наступил момент, когда убытки стали так велики, что, казалось, будто единственный путь к спасению – держать бумаги хоть бы целый год, пока курс вновь не начнет расти. Но цены опустились так низко, что многим не оставалось иного выхода, как продавать.
Когда рынок рухнул, большинство незадачливых игроков вернулись к своим прежним профессиям. Опечаленные, но не сделавшие надлежащих выводов, они покинули Уолл-стрит. Немного придя в себя после пережитого, Джилмартин хотел было разведать, что нового появилось на просторах фармацевтического бизнеса. Но возвращаться на старую стезю не хотелось. Во-первых, было очень стыдно за крах, настигший его, стоило закрыться за спиной дверям на Мейден-Лейн. Во-вторых, он уже был безнадежно отравлен азартом. Идти в Maxwell & Kip на должность обычного клерка совсем не хотелось, но еще меньше хотелось отдавать еще годы и годы фармацевтике. Выбейся он снова в лидеры, все равно крупных денег там не заработать. А всего лишь месяц удачи на Уолл-стрит мог вернуть все его съеденные падением рынка накопления. И даже увеличить их. Теперь-то Джилмартин осознал, что, пока он постигает тонкости торговли на бирже, не стоит ввязываться в игру по-крупному. Ему было ясно: он проиграл, потому что думал, будто знает биржу. А вот сейчас он уже научен горьким опытом и имеет все шансы на выигрыш. Изучив ситуацию с разных сторон, Джилмартин понял, что перспектива возвращения в фармацевтический бизнес его абсолютно не привлекает. Он надеялся, что отныне уверенно и быстро постигнет секреты спекуляции.
Не прошло и полмесяца, как наш герой вновь стоял рядом с доской котировок, обсуждая с теми игроками, что сумели удержаться на плаву, курс различных акций, прислушиваясь к чужим рекомендациям и раздавая свои. Уолл-стрит цепко запустила в него свои когти. Скоро она подчинила его до такой степени, что все его планы, мечты и интересы были связаны только с игрой на бирже. Перелистывая утреннюю прессу, Джилмартин любую новость видел через призму того, как отреагирует на это рынок. Сгорел крупный нефтеперерабатывающий завод, нанеся трасту убытки в 4 миллиона, – наш герой корил себя за то, что не предвидел катастрофу и «шортил» хлопок. Из-за забастовки на Suburban Trolley Company потеряли работу сотни людей – Джилмартин пилил себя за то, что не догадался продать тысячу акций этой компании. Он скрупулезно высчитывал, какова была бы его прибыль, если бы перед катастрофой продал акции в шорт по максимальному курсу, а потом выкупил по дешевке. Ах, ну почему он не смог этого предугадать!.. Дурманящие возможными прибылями ароматы Уолл-стрит пьянили его, лишая трезвого взгляда. Все вокруг казалось размытым и неясным. Джилмартин жил теперь в мире, где было принято при встрече говорить не «Как дела?», а «Как рынок?». Здесь на вопрос о самочувствии отвечали «По-бычьи!» или «По-медвежьи!».
Эти спекулянты, не сумевшие оседлать удачу, не сбывали с рук акции, уповая на то, что будет новый подъем и они сумеют отыграться. А котировки катились вниз.
Лишившись всех своих накоплений, Джилмартин не хотел отступать и замучил своих брокеров уговорами позволить ему совершать операции в кредит. И добился своего. Эти парни хорошо относились к нему и решили пойти навстречу. Но фортуна была не на стороне нашего героя. Упорно не желая принимать такой поворот событий, он опрометчиво ввязался в игру. Уповая на то, что вот-вот наступит подъем, он все больше терял, играя «по-бычьи» на рынке «медведей». Джилмартин покупал и покупал, веря в то, что уж эти-то акции скоро подскочат, и обманывался вновь и вновь. В конце концов его кредиты выросли до таких размеров, которые он уже не в силах был погасить. По этой причине они просто однажды ответили на его очередную просьбу отказом. Он молил дать ему последний шанс купить хотя бы сотню акций! Но они были непреклонны. Естественно, рынки однажды рванули вверх. Джилмартин, опять проведя тщательные подсчеты, пришел к выводу, что если бы ему пошли навстречу и дали последний шанс, он отыгрался бы и вернул все долги. Мало того, он бы еще и прибыль получил без малого три тысячи долларов! Поскольку он по ходу роста котировок сумел бы «построить пирамиду».
Джилмартин не удержался и разложил перед своими брокерами все свои выкладки, но в ответ они не постеснялись объяснить ему, что к чему. Разгневанный клиент, хлопнув дверью, пообещал отправиться в суд с иском к брокерской конторе о преступном сговоре с целью обмана. Поостыв немного, Джилмартин понял, что это просто еще одно испытание, подброшенное ему со стороны судьбы. Тогда он решил «пусть все идет, как идет». Назавтра он снова стоял у котировочной доски. Теперь ему оставалось лишь выступать в роли советчика. К примеру, у Джонса было пять сотен акций St. Paul по 125 долларов каждая. Но он значительно меньше был осведомлен об их положении на рынке, чем наш герой, начавший недавно штудировать все финансовые обозрения и собирать сведения о St. Paul со всей Уолл-стрит. Джилмартин внимательно изучал всю информацию, касавшуюся ценных бумаг, переживая, когда курс опускался, и ликуя при его росте. Со стороны можно было подумать, что дело касается его личных акций. Отчасти это исцелило его от страха перед телеграфным аппаратом. Иногда он давал до того точные рекомендации, что радостный игрок выделял ему небольшую долю выигрыша. Джилмартин не испытывал при этом мук гордости или укоров совести. Он тут же использовал полученную сумму, чтобы провернуть небольшую операцию на Объединенной бирже или в Percy’s – небольших конторах, принимавших ставки на изменение курса ценных бумаг под покрытие в 1 %. Тут была возможность заключить сделку, имея на руках лишь пару долларов. Случалось, когда клиенты не совершали операций, Джилмартин занимал у кого-нибудь из игроков доллар-другой. Но со временем ему не только перестали давать в долг, но и попросили не переступать больше порог данного заведения. А ведь не так давно его принимали здесь как ценного клиента.
Уолл-стрит вычеркнула его из своих списков. Изо дня в день он приходил на Нью-стрит, позади здания Объединенной биржи, где собирались брокеры, торговавшие опционами. Они пользовались даже услугами биржевых информаторов, расположенных в барах. Порой кто-нибудь из щедрых знакомцев звал с собой туда и Джилмартина. Тут он получал бесплатный обед и пиво и мог от души наговориться об акциях. Он выслушивал рассказы тех, кому сегодня улыбнулась удача, готовый поддержать их в этой радости. Иногда, выпуская на волю засидевшегося внутри игрока, он с возмущением рассказывал о ценных бумагах, которые он присмотрел, но так и не сумел купить на днях. А сегодня они подскочили уже на два десятка пунктов! Но эти верившие только телеграфной ленте людишки едва поддакивали и слушали вполуха, размышляя лишь о грядущих котировках. Порой они даже не поддакивали, полностью отдаваясь мыслям о биржевом телеграфе, от которого ушли на целых пять минут. Они молча вставали из-за стола и, не замечая Джилмартина и его забот, покидали бар.
Как-то на Нью-стрит Джилмартин услыхал невероятную новость. Два брокера в разговоре упомянули о том, что мистер Шарп намерен в самом скором времени поднять Pennsylvania Central. Подслушать такое – все равно что ухватить удачу за хвост! Наш герой тут же сбросил с себя сонливую отрешенность и помчался к своему шурину, у которого была бакалейная лавка в Бруклине. Он слезно просил Григгза отправиться в брокерскую контору и купить такое количество акций Pennsylvania Central, какое только будет возможно. Это обогатит его – раз уж сам Шарп решил вкладываться в них. Шурин в конце концов уступил, да еще и ссудил Джилмартину десятку. Григгз приобрел сотню этих бумаг по 64 доллара за штуку. Начав просматривать биржевые сводки, он, словно вирус, подхватил у Джилмартина неутомимый азарт. Теперь собственный бизнес мало интересовал его – отныне он грезил лишь о прибылях от спекуляций. Супруга Григгза, заметив его страсть, решила, что бизнес мужа стал проседать. Он так яростно отрицал это, что убедил ее в правильности подозрений. Григгз даже провел в свой магазинчик телефонные провода, чтобы напрямую поддерживать связь со своими брокерами. А Джилмартин на полученную десятку приобрел 10 акций Pennsylvania Central по 63,875.