Рок хмелел от собственного артистизма и хитроумности замысла.
Замысел этого видного парня с упрямым подбородком был очень даже в духе финансовых приемов коротышки с проницательным взглядом и сократовским лбом.
– Да? А какое место займете вы в этом действе? – не отступал старый финансист, хотя в глубине души уже решил, что предлагаемая молодым клерком схема и есть тот самый единственный возможный выход из сложившейся ситуации.
– Мистер Уэдделл, я мог бы взять на себя обязанности помощника директора компании после выборов. Тогда я бы отвечал за честный и ответственный подход нового менеджмента. Мог бы еще представлять интересы вашего банка. Зарплата пять тысяч в год мне бы вполне подошла. Это было бы вдвое выше той суммы, что я получал.
В реальности его оклад составлял 1600 долларов. Но к чему сейчас было принижать собственную значимость?
Мистер Уэдделл задумчиво барабанил пальцами по крышке своего стола.
– Хорошо, молодой человек, вы получите мои голоса, – в конце концов решился он.
– Но мистеру Гринеру совершенно ни к чему знать об этом, – деликатно намекнул молодой клерк. Это было совершенно правильно.
Следующим утром Рок получил доверенность на 14000 акций Iowa Midland, которыми владели Weddell, Hopkins & Сº. Эта доверенность, полученная от известных недругов Гринера, стала для Рока и пропуском в ряды его неприятелей, и рекомендательным письмом к ним. Он достаточно быстро собрал ценные бумаги почти у всех акционеров, недолюбливавших Гринера не только в Нью-Йорке, но еще и в Филадельфии и Бостоне.
Тот факт, что Рок практически не появлялся на работе, не смущал никого. Все, от директоров до клерков, были уверены, что он трудится на благо компании. И правда, за короткое время ему удалось получить доверенность на 61 830 акций у людей, как расположенных к его шефу, так и завзятых злопыхателей. Итог его усилий впечатлял. Да и Рок был весьма окрылен успехом. Он тщательно взвесил все свои последующие шаги. Сейчас клерк заботился о собственных интересах: как бы ни легли карты, он был обречен на выигрыш.
Наконец Гринер пригласил его к себе.
– Рассказывайте, мистер Рок, что нового в получении доверенностей на управление акциями Iowa Midland?
– Я собрал их, – с некоторым вызовом произнес клерк.
– И сколько?
Рок достал свою книжечку, хотя и так прекрасно помнил количество. Он произнес совершенно невозмутимо:
– 61830 акций.
– Сколько? – маленький финансист был поражен. Молодой человек уверенно выдержал его взгляд.
– У меня имеются доверенности на 61 830 акций.
Гринер взял себя в руки.
– Что ж, позвольте вас поздравить, мистер Рок. Вы выполнили обещание. И получите возможность убедиться в том, что я поступлю так же, – пропищал он.
– О, мистер Гринер, полагаю, мы с вами отлично понимаем друг друга, – клерк впился взглядом в лицо знаменитого пожирателя компаний.
Он понимал, что пути назад нет. Сейчас решался вопрос его будущего. Он вышел на ринг с чемпионом-тяжеловесом. Это все, что сейчас приходило ему в голову. Но понимание ситуации не испугало, а скорее воодушевило отважного клерка. Торопиться сейчас было нельзя. Рока наполнило чувство уверенного спокойствия – из мелкой сошки он теперь был готов превратиться в могучего стратега.
– О чем это вы? – с напускным равнодушием поинтересовался Гринер.
Находившийся в этот момент в кабинете Браун все понял. Он отчетливо вспомнил слова Рока: «У вас есть 110 тысяч акций Iowa Midland. Президент Уиллетс и его группа контролируют примерно столько же».
– Та-а-а-к… – протянул маленький человечек.
Его руки стали влажными, но голос оставался невозмутимым. Только из глаз ушло легкое превосходство. Он не спускал взгляда с Рока. Он обо всем догадался.
– Сэр, некоторые доверенности оформлены на вас, но большая часть – на мое имя. Я могу распоряжаться этой долей так, как посчитаю нужным. И та сторона, которой я отдам свои голоса, получит полный контроль. Мистер Гринер, у меня решающий голос при назначении директоров и даже президента Iowa Midland, – тут клерка немного занесло. – Вы не в силах это изменить! Вы не можете теперь что-то решать – так же, как не можете навредить мне!
Пожалуй, последние фразы не прозвучали так победно, как хотелось молодому человеку, но опыт наживается со временем.
– Вы – наглый подлец! – возопил Браун. Его пошедшее красными пятнами лицо налилось яростью, пухлые кулаки злобно сжались.
– Большая часть доверенностей перешла ко мне, когда я пообещал Weddell, Hopkins & Сº и их сторонникам, что отдам голоса против мистера Гринера, – будто оправдываясь, пробормотал Рок, теряя остатки решимости.
– Ну же, мистер Рок, не останавливайтесь, рассказывайте. Мы – само внимание, – это подал голос Гринер.
Его стальная выдержка заслуживала уважения ничуть не меньше, чем финансовый гений. Правда, писклявый тенорок не играл ему в этом на руку, но хотя бы как-то приземлял его непобедимый образ.
– Мистер Гринер, вы хотели выдать мне 10 тысяч долларов вознаграждения и повысить зарплату на 400 долларов.
– Именно, – безоговорочно согласился Гринер. – А каковы ваши требования? – его взгляд снова наполнился энергией и уверенностью, казалось, что он скинул со своей шеи неподъемный камень.
Молодой клерк сразу увидел это, и к нему вернулась отступившая было решительность.
– Weddell, Hopkins & Сº и их сторонники за то, чтобы я отдал голоса Уиллетсу. Естественно, если он согласится на существенные реформы. Тогда я получу должность помощника директора с офисом в Нью-Йорке. У меня будет оклад 5 тысяч долларов в год и место в Weddell, Hopkins & Сº.
– Вы получите от меня то же самое. Плюс 20 тысяч наличными, – негромко произнес Гринер.
– Моя цель не в этом. Моя цель – стать членом Нью-Йоркской фондовой биржи. Я хочу, чтобы вы купили мне место и передали часть вашего бизнеса. Да, и еще ссудили 50 тысяч на мой трейдерский счет.
– Интересно.
– Сэр, вы же понимаете, как я могу поступить. И я знаю, как вам важен контроль над Iowa Midland.
Вам нужно слияние с Keokuk & Northern. Я стану вашим брокером и буду верно служить вам, мистер Гринер.
– Ну что ж, молодой человек, договорились, – ответил финансист. – Мне теперь стала ясна ваша позиция. Я выкуплю для вас место на бирже и выделю любой бизнес, который сумею приобрести. Даже выдам вам 100 тысяч без расписки. Полагаю, я теперь хорошо познакомился с вами. Место вы получите на днях. А в перспективе мои интересы станут вашими.
– Я уже разузнал всю информацию. Место можно купить хоть сейчас, оно стоит 23 тысячи, – хладнокровно проговорил Рок, хотя сердце билось у него где-то в горле, не давая вдохнуть.
– Отлично, передайте мистеру Симпсону, пусть выпишет чек на 25 000 от моего имени, – великодушно велел низкорослый финансист.
– Б-благодарю вас, сэр, – едва вымолвил отважный клерк. – Доверенности.
Рок был окрылен успехом. Он тщательно взвесил последующие шаги. Сейчас клерк заботился о собственных интересах: как бы ни легли карты, он был обречен на выигрыш.
– Не беспокойтесь, Рок, – не дал ему договорить Наполеон с Уолл-стрит. – Вы отправляетесь с нами в Де-Мойн. Вы теперь – один из нас. Мне давно был нужен кто-то вроде вас. Однако сегодняшние юноши – либо аферисты, либо простофили, – проговорил он под занавес.
Через несколько дней мистер Джон Ф. Гринер стал президентом Iowa Midland Railway Company.
И, как вы уже догадались, мистер Рок стал членом фондовой биржи Нью-Йорка.
Упущенный шанс
Дэниэль Диттенхоффер давно и страстно вынашивал планы стереть в порошок Джона Ф. Гринера. На Уолл-стрит он получил прозвище Голландец Дэн. Среди брокеров этот блондин-здоровяк выделялся зычным басом и красным носом. Гринер же был его антиподом внешне, имел нездоровый цвет лица и писклявый тенор. Проницательные глаза маленького Наполеона с Уолл-стрит видели вас насквозь, а сократовский лоб скрывал гения. Голубоглазый Диттенхоффер всегда смотрел прямо и открыто, во всей его фигуре чувствовался задор азартного игрока. И тот и другой были членами фондовой биржи Нью-Йорка. Только Гринер давно не показывался в зале. Он пропал с тех пор, как одна из жертв его хитрых уловок швырнула его через всю площадку, ухватив предварительно за шкирку. Гринер прославился благодаря хитрым махинациям, приводившим к крушению железнодорожных компаний. Это был его метод подготовки их к предстоящему поглощению. Он поступал подобно пауку, превращающему свою жертву в желе, чтобы легче было ее съесть. Долгие годы, проведенные на Уолл-стрит, подорвали его нервную систему и хладнокровие.
Голландец Дэн, напротив, торчал на бирже с 10 утра до 3 пополудни. Свои ночи он отдавал игре в рулетку или «Фараону». Неуемный, будто гейзер, он не знал, что такое спокойный сон, и поэтому пользовался самыми сильными стимуляторами. Правда, зеленого змия он презирал, поэтому поддерживать себя в тонусе ему позволяла игра. Она ведь тоже ударяет в голову и пьянит не хуже отличного виски.
Диттенхоффер исправно покупал и продавал по 50 тысяч ценных бумаг. Для него ничего не стоило поставить на кон полсотни тысяч долларов. Как-то он едва не проспорил весь свой капитал, пытаясь угадать, какая из двух мух, облюбовавших его стол, первой покинет этот аэродром.
Гринер же воспринимал биржу как путь получения желаемого. За все то время, что он торговал на рынке акций, он приобрел и продал невообразимое количество ценных бумаг, но его кровь не бурлила и не играла при этом. Он трезво смотрел на Уолл-стрит. Для Голландца Дэна биржа являлась судом последней инстанции. Сюда, по его мнению, могли прийти финансисты, знающие свою правоту, и убедиться в этом, сумев сорвать куш. Но если их правота – лишь самообман, то биржа не откажет себе в удовольствии показать это, выжав из них все до цента.
Безусловно, у этих двух соперников методы ведения торговли отличались как день и ночь. Если подыскать им исторические аналогии, то, пожалуй, вполне подойдут Макиавелли и Ричард Львиное Сердце.