рисел на камень, чтобы передохнуть и продумать свои дальнейшие действия. Солнце мягко согревало, на серо-синем ватнике проступили грязные пятна, как будто от рисового клея. Неподалёку на дереве сидел скворец и переглядывался с ним.
Юноша следовал по тропке всё время на восток, так как он помнил, что убегал оттуда, где солнце садилось. Восток — благословенное место. Ещё часа через два перед ним возник пологий склон, где-то на его середине возвышалось что-то похожее на оборонительное сооружение из дерева и грунта. Нагнувшись, Баоцэ пригляделся, а когда увидел вылетающие оттуда струйки синеватого дыма, сердце его запрыгало от радости. Набравшись храбрости и осторожно ступая, он подошёл к сооружению. Приблизившись, он понял, что это небольшая каменная хижина, частично вмурованная в склон, с плоской крышей, на которой громоздились груды хвороста и соломы. Окна со всех четырёх сторон больше напоминали бойницы, отчего хижина выглядела загадочно и устрашающе. Входная дверь, сделанная из необработанной древесины, была высотой ему по грудь. Баоцэ постучал: сначала легонько, потом посильнее. Дверь открылась, смуглый старик выглянул наружу и посмотрел на него:
— Ты что за птица?
Баоцэ так и подмывало ответить: «Птица, сбившаяся с пути», но он только учтиво поздоровался и сказал, что странствует в поисках заработка, что шёл на восток и хотел пересечь горы, но застрял здесь без еды, и теперь ему грозит голодная смерть. Вместо того чтобы внимательно рассмотреть пришельца, старик посторонился и пропустил его внутрь:
— Ну, заваливайся.
Только оказавшись в землянке, юноша оценил, насколько глубоко она уходит под землю: вниз, в жилое помещение, вело несколько ступеней. В комнате было темно и тепло, в очаге шумел огонь, а в воздухе стоял густой аромат еды. Баоцэ пришлось долго привыкать к тусклому освещению. Он смачно втянул в себя воздух и заметил в очаге котелок, из которого поднимался белый пар. Смуглолицый старик внимательно рассматривал гостя:
— Не спеши, подожди чуток.
Рядом, на просторном кане, лежали одеяло, курительная трубка и кучка слегка поджаренных бобов. Старик уселся на кан:
— Поешь сперва жареных бобов.
Баоцэ, словно только этого приглашения и ждал, моментально схватил горсть бобов, отправил их в рот и принялся с хрустом жевать.
— Не поперхнись, — старик постучал трубкой по спине юноши. — Ты случайно не беглый шпион?
Баоцэ резко повернулся к нему и чуть не выплюнул всё обратно.
— И шпионам нужна пища, не правда ли? — продолжал старик, попыхивая трубкой. — Ешь вдоволь, а там разберёмся.
Баоцэ поперхнулся так, что аж слёзы выступили. Старик подал ему пиалу с водой. Меж тем на очаге поспел завтрак: солёные рыбёшки величиной с большой палец, две кукурузные лепёшки, несколько клубней батата. Вытянув шею, Баоцэ наблюдал, как старик хлопочет над котелками, и от аппетита глотал слюнки. Сунув трубку за ворот, старик голыми руками достал содержимое котелка, не боясь обжечься, затем расставил готовые блюда на кане, нащупал бутылку и наполнил два стакана. По запаху Баоцэ понял, что это алкоголь. Старик пододвинул к нему один из стаканов:
— Пей!
Баоцэ отмахнулся. Старик помрачнел и хлопнул себя по ляжкам:
— Тогда и еду мою не получишь!
Делать нечего: до крайности обиженный, Баоцэ влил в себя эту странную, острую и горькую жидкость, от которой по всему телу разлилось тепло. Он поспешно закусил кукурузной лепёшкой и сладким бататом, заев это всё несколькими рыбёшками.
— Откуда здесь могла взяться рыба? — не удержался он от вопроса.
Старик прищёлкнул языком:
— У нас-то, у жителей гор, чего только нет! Здесь, в горах, есть всё что нужно, надо только уметь искать!
Лишь сейчас до Баоцэ дошло, что он имеет дело с жителем гор, и он не удержался от любопытства:
— А что это за горы?
— Что за горы? Китайские! А ты разве не китаец? Здесь всё китайское! — Запрокинув голову, старик осушил свой стакан, протянул руку, схватил оставшиеся три рыбёшки и отправил их в рот.
Баоцэ не хотелось уходить.
— Дедушка, — обратился он к старику, — даже не знаю, как благодарить вас за вашу доброту. Вы спасли меня от голодной смерти.
Старик махнул рукой:
— Поел горяченького, это да, так ведь в горах никто ещё не умирал от голода! Здесь всё есть: мы выкапываем корни, собираем плоды, жуём листья, так и выживаем, а нынешняя молодёжь болезненная пошла. Вот я в молодые годы… Ну да ладно, настоящий герой не хвастает былыми подвигами. Ступай. Куда пойдёшь-то?
— Сам не знаю, я заблудился.
— Меньше чем через десять ли на восток будет деревенька, называется Хуличжай — «Крепость в чайнике». Ещё дальше, один день и одна ночь пути, будет крупный посёлок, коммуна Пеянчэн — «Крепость брошенного барана».
«До чего чудные названия», — подумал Баоцэ.
Ему хотелось остаться в этой землянке, вместе со стариком погулять по горам, но сейчас был неподходящий момент — ему нужно было продолжать путь. Однако он решил для себя, что обязательно однажды сюда вернётся. Когда он уже собрался уходить, старик вдруг вцепился в него и спросил:
— Ты сказал, что идёшь на поиски какого-нибудь заработка. А чем же ты хочешь заниматься?
Опустив глаза, юноша взглянул на руки старика и тихо ответил:
— В моей деревне три года засуха, все ушли попрошайничать. Я хочу найти место, где мог бы заработать себе на пропитание.
— А есть справка о попрошайничестве?
— Справка? Что за справка?
Старик разжал руку:
— Ну, тебе в деревне должны были выдать. В ней написано, кто ты, откуда и какая беда заставила тебя стать попрошайкой. Без такой справки могут быть проблемы, тебя могут посадить в тюрьму как нелегального мигранта.
Сердце у Баоцэ ёкнуло. Это даже не приходило ему в голову. Боже, на свете столько троп и дорог, не могут же все пути быть отрезаны! Он сжал руки так, что заболели суставы. Глаза жгло огнём.
— В деревне Хуличжай много добрых людей, — сказал старик напоследок, — а Пеянчэн лучше обойди стороной!
Глава 8Скитания продолжаются
В понимании Баоцэ поселение Хуличжай даже до деревни не дотягивало: в нём было меньше двадцати каменных домов разных размеров, рассредоточенных по соседним ущельям на расстоянии как минимум одного ли друг от друга. Просто когда-то люди присмотрели себе участок ровной земли и построили там дома, чтобы была возможность возделывать землю. Ровных участков здесь было очень и очень мало, но каждая семья постаралась обустроить собственный огород. Горные террасы были общими — там местные жители и работали, а также в каждой семье старательно возделывался участок возле дома, обнесённый оградой, выращивались куры и свиньи, заготавливалось сено. Размеры стогов свидетельствовали о степени зажиточности семьи: у семей побогаче и стога были большие. Баоцэ обращал особое внимание на стога, так как это было его пристанище по ночам. Чтобы не пугать хозяев, он обычно дожидался глубокой темноты, подходил к стогу и тихонько зарывался в сено, а уходя, аккуратно приводил стог в первоначальный вид. На казённом гумне стога были большие и высокие, у них не было конкретных хозяев, поэтому на ночь можно было устроить себе там гнездо попросторнее и улечься, вытянув ноги, как душе угодно. Но такие стога он обнаружил не сразу; они располагались возле террасированных полей, и сооружали их по осени из стеблей и листьев кукурузы с примесью пшеничной соломы и картофельной ботвы. Днём он клянчил у «добрых дядюшек и тётушек» пищу и питьё, а по ночам забирался в такой вот здоровенный стог и был счастлив так, что словами не передать.
На десять с лишним дней огромный стог возле террасированных полей стал его домом, который он покидал по утрам и в который возвращался по вечерам. Пока хватало еды, он оставался внутри стога, любуясь своим уютным пристанищем. Он проделал для себя квадратный вход, сделал овальное, как тыква, оконце из соломы и через это оконце наслаждался солнечным светом. Созерцая далёкие и близкие горные пейзажи, он говорил себе: «Я всё ещё на пути в Циндао, только путь этот коварен. Но я во что бы то ни стало туда доберусь, если останусь жив». Он считал, что любые испытания можно пережить; тяжелее всего было то, что у него ничего не осталось. Если бы у него всё ещё были журналы и записная книжка, можно было бы читать и писать и за этими занятиями пережить все трудности. Бабуля сказала бы: дитя моё, никуда не ходи, прячься в стоге! Ли Инь сказал бы: сначала придумай, как выжить, а потом уже отправляйся в путь! Приникнув к окошку, юноша мысленно отвечал им: «Я помню ваши советы, я выживу!»
Однажды он возвращался с другой стороны горы. Когда он приблизился к стогу, наступила уже глубокая ночь. Под ярким светом звёзд приближаясь к стогу, юноша ощутил на душе тепло, будто возвращался домой. Раздвигая солому на входе в своё жилище, он услышал странные звуки. «Какой-то зверь», — пронеслось у него в голове, и в этот момент его слух отчётливо уловил чьё-то тяжёлое дыхание. Юноша замер, подождал немного и решился влезть внутрь. Сопение прекратилось, человек, лежавший на рыхлой подстилке внутри стога, резко сел. В его дыхании чувствовался запах батата. Окошко было раскрыто, и юноша различил в незваном госте женщину лет пятидесяти со спящим ребёнком на руках.
— Чего нужно? Куда лезешь среди ночи? — прохрипела женщина.
— Это моё жилище, я здесь ночую уже десять дней!
Женщина молча подвинулась и снова легла. Прогнать её было нельзя, и озадаченный Баоцэ, отодвинувшись от неё подальше, уснул. Когда он проснулся, ещё только занималась заря, в стогу ощущались тепло человеческого тела и запах пищи. Женщина с утра пораньше накормила ребёнка и теперь поедала свежую морковь с толстой пампушкой. Баоцэ был не голоден, он отвернулся к окну и наблюдал за рассветом, размышляя об этой женщине. Наверное, бездомная. В это время гостья подала голос:
— У тебя тут вон как просторно, мы бы с дитятей пожили здесь несколько денёчков, а?