— Ну тогда тебе положена большая медаль, прямо на общем собрании повешу её тебе на задницу.
Заместительница, оставив эти слова без ответа, игриво толкнула его локтем, надеясь развеселить. Подтяжкин ударил её по рукам:
— Что за фамильярности с начальством. Председатель совета директоров постановил, чтобы в «Лицзинь» у нас порядок был, как в армии, так что отныне в официальной обстановке чтоб честь мне отдавала.
— А ты председателю совета директоров тоже честь отдаёшь?
— Постоянно.
Замдиректора задорно поднесла руку ко лбу, но Подтяжкин даже не взглянул не неё.
Пока они препирались, кортеж покинул холмистую местность и взял курс на равнину. По обеим сторонам дороги росла кукуруза высотой по пояс, поля обрамляли ряды стройных серебристых тополей. В воздухе носились стрижи, по берегам каналов раздавалось блеянье коз. Кортеж сделал остановку; первым из машины вышел секретарь Платина и помог вылезти председателю совета директоров. Чуньюй Баоцэ первым делом приложил руку ко лбу козырьком и огляделся вокруг, а Платина достал из машины бинокль. Его окружило несколько сопровождающих, Подтяжкин подошёл ближе всех.
— Как далеко отсюда до побережья? Скоро до того посёлка доберёмся?
Подтяжкин поспешил ответить первым:
— Около десяти ли. Всё, что вы видите вокруг, принадлежит одному посёлку. Узнав, что вы сегодня собрались на побережье, все руководители отправились туда и сейчас, наверное, уже накрыли там для вас стол.
— Это всё ваши заботы, а я хочу погулять один, — сказал Чуньюй Баоцэ своим сопровождающим, — мне нужно сегодня попасть в Цзитаньцзяо, у меня встреча с одним важным человеком, а вы езжайте в другие две деревни и занимайтесь делами, не будем путаться друг у друга под ногами.
— Вам там, наверное, нужен будет сопровождающий? — спросил Подтяжкин, потирая руки.
— Не нужен, занимайся своими делами.
Кортеж снова тронулся в путь, Подтяжкин собрался было ехать вместе с председателем совета директоров, но тот выпроводил его из своей машины. Подтяжкину ничего не оставалось, кроме как снова сесть рядом с заместительницей. Та захихикала:
— Он предпочитает одиночество, он же тебе ясно сказал. А ты лучше езжай со мной.
Подтяжкин опять вздохнул:
— Вот проклятье…
— Ты ещё и недоволен, что со мной едешь? Даже хозяин не жалуется.
— Я не хозяин.
Она положила руку ему на колено:
— Какой ты стал чёрствый и бессердечный. Говорят, все боятся нашей корпорации, но на самом-то деле боятся твоей мрачной физиономии.
— Если у меня мрачная физиономия, то у тебя хитрая лисья морда.
— А значит, мы с тобой одно целое, так ведь? Ну, скажи, скажи!
— Будь по-твоему, только отвяжись. Но не забудь: когда встретимся с деревенскими, ты должна будешь вести себя со мной как рядовой с офицером.
Немного не доезжая до деревни, кортеж вновь остановился. Здесь Чуньюй Баоцэ должен был отделиться от остальных. Все вышли из машин и уставились на него. Он помахал им рукой и сказал, указывая на Подтяжкина с его бессменным замом:
— Вот командующий и его заместитель, потрудитесь как следует, а я больше не вмешиваюсь, мне нужно хорошенько развеяться. — Затем он понизил голос и обратился только к ним двоим: — Через десять дней я хочу слышать грохот работающих бульдозеров. Встретитесь с местным начальством — скажете, что у меня появились другие дела.
— Десять дней? Так скоро? — воскликнул Подтяжкин, чуть не плача.
Глядя на Подтяжкина, замдиректора злорадно усмехнулась:
— Ещё переспрашивать смеешь? В армии шуткам не место!
Больше не обращая на них внимания, Чуньюй Баоцэ проворно залез в машину.
Он сел за руль, а на соседнем сиденье устроился Платина. Секретарь уточнил, сколько времени они пробудут в Цзитаньцзяо, где будут питаться и ночевать. Хозяин на все расспросы отвечал с каменным лицом, что будет смотреть на месте. Платина заявил, что до отъезда связался с кем надо, что У Шаюань готов его принять у себя и уже почтительно ожидает его прибытия.
— Я в состоянии решить вопрос еды и ночлега, у меня в деревне есть давние друзья.
Платина недоверчиво посмотрел на него и отметил, что председатель совета директоров сегодня выбрит так гладко, что лицо казалось белым как полотно и оттого выглядело каким-то чужим.
— После встречи с главой деревни можешь погулять по берегу или присоединиться к Подтяжкину и остальным. Но если ты мне понадобишься, будь готов явиться по первому зову.
— Понял.
— В той деревеньке я чувствую себя так свободно. Может быть, остаток своих дней мне лучше провести там, стать одним из местных и больше не возвращаться в «Лицзинь». Тогда ты, вероятно, потеряешь работу, но если хочешь остаться со мной, то должен быть готов к трудностям и лишениям. Я подыщу там для тебя жену. Главное, чтобы она тоже была деревенской. На восточном краю деревни есть одна забегаловка — так вот, дочь хозяйки очень даже ничего.
— Председатель, ну вы и шутник.
— Нужно просчитывать всё до мелочей, жизнь — штука непредсказуемая, всякое может случиться.
По узким деревенским переулкам автомобиль проехать не мог, поэтому пришлось искать, где его оставить. Выйдя из машины, Чуньюй Баоцэ пошёл впереди, показывая дорогу. То, как хорошо он знал местность, удивило секретаря. Впереди показалось здание сельского комитета: обыкновенная каменная хижина с тростниковой крышей, отличавшаяся от остальных деревенских домов только дополнительной пристройкой. Здание было такое же узкое, как и остальные дома, с небольшими окошками. Двора не было, по каменным плитам у входа расхаживало несколько кур. Едва посетители приблизились, как дверь отворилась, и им навстречу вышел худощавый мужчина в очках — это был У Шаюань. В глаза Чуньюй Баоцэ сразу же бросились сандалии на босу ногу, из которых торчали покрасневшие пальцы. Платина начал было представлять их друг другу, но У Шаюань улыбнулся:
— Мы старые знакомые, вы отставной военный!
Платина поспешно возразил:
— Вы его с кем-то спутали.
Чуньюй Баоцэ степенно подтвердил:
— Нет, господин У не ошибся, это моя вторая ипостась.
Платина отступил на шаг и приоткрыл рот. Чуньюй Баоцэ распорядился:
— Ступай, здесь тебе больше делать нечего.
Платина уже сделал пару шагов, чтобы уйти, как вдруг что-то вспомнил, обернулся и сунул хозяину в руку мобильный телефон размером со спичечный коробок.
У Шаюань сделал приглашающий жест, и Чуньюй Баоцэ первым вошёл в узкую высокую хижину. Убранство внутри было простое: один стол, несколько деревянных стульев, на стене — графики и чертежи, а также карта мира и карта города. На столе стоял заваренный чай и лежал небольшой арбуз, очевидно, подготовленные к приходу гостя. Чуньюй Баоцэ сел к столу, У Шаюань налил ему чаю.
— В вашей почтенной деревне даже воздух солёный: только я сюда приехал, как уже испытываю жажду, — залпом осушив чашку, гость поставил её обратно на стол и наблюдал, как хозяин вновь наполнил её чаем.
Во рту ощущалось густое цветочное благоухание жасминового чая. Уже много лет он его не пил; подобный аромат был только в кабинете его средней школы. Он помолчал.
— Председатель, вы, оказывается, прекрасный актёр! Как вы всех провели прошлой зимой! Вы тогда приехали в деревню на разбитом джипе и пробыли здесь два дня, — сказал У Шаюань, сидя напротив него.
Чуньюй Баоцэ ничего не ответил и, пользуясь случаем, внимательно разглядывал сидящего прямо перед ним человека. При ближайшем рассмотрении он оказался ещё более худым и деловитым. Очки только украшали его, он выглядел скорее как обнищавший интеллигент, нежели деревенщина, и не очень вписывался в окружающую обстановку. Его вполне можно было принять за интеллектуала средних лет, прошедшего через множество жизненных испытаний. Однако ноги — эти грубые ступни и убогие сандалии — выдавали его с потрохами. Хорошо ещё, что он не украшает свои пальцы огромными перстнями, как это делают другие главы деревень, а из нагрудного кармана у него торчит ручка, — в целом он выглядит достаточно просто и аккуратно. Из-под очков по лицу разбегались в разные стороны тончайшие морщинки, глаза светились серьёзностью и умом. Его окутал характерный для рыбаков запах моря и сырой рыбы, который не в силах был изгнать даже аромат крепкого чая. «Так всегда и бывает, когда постоянно имеешь дело с рыбаками», — пробормотал про себя Чуньюй Баоцэ, ощущая какое-то непонятное лёгкое стеснение.
— А помните фольклористку? Помните? Мы с вами ещё пили у неё кофе, — напомнил ему У Шаюань.
У Чуньюй Баоцэ на кончике носа выступили капельки пота. Эта тема застала его врасплох, словно У Шаюань нарочно хотел смутить собеседника. Гость закашлялся, как будто поперхнулся чаем, что-то промычал и опустил голову.
По настоянию У Шаюаня в Цзитаньцзяо устроили банкет в честь председателя совета директоров корпорации «Лицзинь».
— Потом как хотите, но сейчас вы мой гость, — уговаривал он председателя Чуньюя, так что тому пришлось принять приглашение.
В манере держаться и говорить у этого деревенского главы чувствовалось нечто особенное — то ли преданность стереотипам, то ли упрямство, то ли верность древнему укладу, который здесь не менялся уже много веков. Чуньюй Баоцэ вспомнил одну из прочитанных недавно книг, в которой говорилось, что в древности на этой территории проживали восточные и, отличавшиеся сильной приверженностью этикету и добропорядочностью; несмотря на свой дикий, необузданный темперамент, этот народ обладал уникальной культурой. Древний иероглиф «те» — «железо» — составлен из элементов «металл» и «народность и» в память о том, что именно этот народ изобрёл искусство доменной плавки. Несгибаемый характер, унаследованный от восточных и, до сих пор в крови у местных: именно он теперь чинит препятствия корпорации «Лицзинь». Мучимый этими невесёлыми мыслями, Чуньюй Баоцэ покорно последовал за хозяином на мероприятие. На банкете также присутствовали несколько ответственных лиц из деревенского комитета и хозяин той маленькой гостиницы, мужчина средних лет по прозвищу Старый Сом. Он узнал гостя с первого взгляда и воскликнул: