— Вот здесь, здесь написано, что вы такого не делали!
Куколка решила, что Очкастого Кролика явно ждёт порка. Мельком глянув на хозяина, она заметила, что тот помрачнел. Он долго смотрел на эти пометки, не издавая ни звука. Через какое-то время он отодвинул стопку листов в сторону и принялся что-то чертить на оказавшейся под рукой почтовой бумаге. Сначала Куколка не придала этому значения, но увидев рисунок, испугалась. Порвав его, она выкинула клочки в корзину для бумаги. Он горько усмехнулся:
— Я прямо форменный злодей!
Куколка попыталась его утешить:
— Вы не должны так издеваться над собой. Ведь ваша болезнь прошла, и теперь всё наладилось.
— Моя болезнь никуда не делась.
— Да нет же, она давно прошла! Зиму пережили мирно и спокойно, скоро наступит весна. Верьте доктору.
— Я бы прописал этому доктору рецептик: пускай проведёт всю зиму и весну с замом Подтяжкина.
Куколка больше ничего не говорила, но в душе её поднялась тревога. После этой беседы она заподозрила, что здоровье председателя по-прежнему под угрозой. Когда он держал чашку, она заметила, что руки его дрожат, так что несколько капель кофе выплеснулось ему на грудь. Она поспешила за салфеткой, которую повязала ему вокруг шеи. В этот момент он показался ей большим ребёнком.
В дверь постучали; это была начальница смены Застёжка. Она сказала, что снова явилась замдиректора и просит аудиенции. Чуньюй Баоцэ торопливо поставил чашку:
— С этим нельзя тянуть.
Он знаком позвал Куколку пройти с ним в Восточный зал.
По непривычно торжественному выражению лица зама можно было сделать вывод, что у некоторых людей, получивших ответственную задачу, пропадает улыбка и со временем начинают расти усы. Чуньюй Баоцэ хотел подколоть её, но сдержался и вместо этого спросил:
— Как дела на фронте?
Заместительница взглянула на Куколку, стоявшую рядом с ним, облизала губы и ничего не ответила.
— О, не беспокойся, говори всё как есть.
Та шагнула вперёд и, понизив голос, заговорила:
— Тот парень, ну то есть Очкастый Кролик, — боюсь, что с ним будут неприятности.
Чуньюй Баоцэ весь обратился в слух.
— Он слишком зазнался, ни с кем не считается. И самое неприятное — он совсем от рук отбился, по поводу и без повода бегает на курсы домоводства, чтобы попялиться на девчонок!
Улыбка на лице у Чуньюй Баоцэ понемногу таяла.
Хлопнув себя по ляжкам, замдиректора с чисто мужской жестикуляцией воскликнула:
— Это ни в какие ворота не лезет! Там что, его вотчина? — Губной желобок у неё под носом напрягся, и она уставилась на Чуньюй Баоцэ в упор: — Председатель, как считаете, велеть охранникам, чтобы настучали ему по шапке?
— Гм, это… Разберись-ка с этим юнцом! Ты верно говоришь, это не его вотчина.
У Куколки в душе поднялась волна возмущения. Заместительница меж тем продолжала:
— Это первое, о чём я хотела вам доложить. Второе: близится рыболовный сезон, но оживлённее не станет. Раньше прибрежные деревни каждый год вместе праздновали открытие рыболовного сезона, но в этом году праздника не будет.
— Почему?
— Потому что уже скоро начнутся работы по нашему проекту, и настроение в деревнях совсем не праздничное.
Чуньюй Баоцэ вскинул голову:
— А как вернуть им праздничное настроение?
Замдиректора пришла в замешательство:
— Боюсь, что никак! Помыслы рыбаков сейчас далеки от морских просторов, так что им не до праздника.
Чуньюй Баоцэ замотал головой:
— Это нехорошо, ой как нехорошо. — Он сразу же подумал о фольклористке: — Та учёная женщина наверняка каждый год с нетерпением ждёт праздника, и эта весна её разочарует.
— Тут вы правы! В прошлые годы во время подготовки к празднеству она с волнением сновала на сцене и за сценой, а в день самого праздника безостановочно фотографировала…
Куколка внимательно наблюдала за беспокойством, отразившимся на лице Чуньюй Баоцэ. Он расхаживал по залу, затем подошёл к окну, прильнул к подоконнику и через некоторое время сказал заместительнице:
— Ты должна убедить эти три деревни устроить праздник в честь открытия рыболовного сезона, об остальном потом поговорим.
Та опустила глаза:
— Подтяжкин всю зиму наведывался на побережье по делам и здорово запугал местное население. Он сейчас вообще никого не слушает, — говорила она, внимательно наблюдая за выражением лица хозяина.
Чуньюй Баоцэ выругался:
— Пузатый болван!
— Сейчас мне приходится изыскивать все возможные средства, чтобы исправить положение. Вы знаете, что я уже практически подружилась с фольклористкой, даже делала ей подарки. Я хотела взглянуть на вышитых ею мандаринок, но она вела себя со мной крайне осторожно. Я подарила ей небольшой мешок лепёшек сяоцяобин — традиционного угощения на праздник открытия рыболовного сезона, она меня поблагодарила…
Чуньюй Баоцэ внимательно слушал, и когда она прервала свою речь, заторопил:
— Продолжай. Как она провела зиму? Хорошо?
Замдиректора кивнула и сразу покачала головой:
— Уж больно она нежная: чуть подует резкий ветер с моря, и кожа у неё сразу краснеет и становится влажной. Печка в её доме осталась ещё с дореволюционных времён, греет отлично, не даст замёрзнуть. И всё равно у неё на лице написана досада, хотя, если подумать, она в деревне всего лишь гостья — что ей мешало взять ноги в руки и сбежать, как только в деревне стало неспокойно?
Чуньюй Баоцэ поник головой; он думал об Оу Толань, думал о той старинной печке высотой по пояс, которая обогревала её дом.
— Есть информация, что фольклористка собралась ехать на остров, чтобы попасть на праздник — она такую возможность не упустит.
— На какой остров? На тот, что видно из деревни? — Чуньюй Баоцэ повысил голос.
— Нет, я слышала, она поедет на тот, что поменьше, который находится восточнее. Там есть храм морского божества, где ежегодно собираются целые толпы людей, чтобы возжечь благовония.
Чуньюй Баоцэ застонал:
— О небо, вот оно как. Вечно ты всё самое важное рассказываешь в последнюю очередь.
Чуньюй Баоцэ решил поехать на остров на празднование открытия рыболовного сезона. Это было для него в новинку, но, конечно, влёк его туда отнюдь не праздник. Он велел разработать для него детальнейшую программу поездки, а заодно как можно подробней разузнать о самом острове. Это был второй по величине остров из ближайших к побережью, его населяло триста с лишним семей. За сотню лет рыболовное дело здесь достигло процветания, рыбаки жили безбедно, на сегодня имели в своём распоряжении более десятка суден для глубинного рыбного промысла и дополнительно занялись разведением марикультур. Все без исключения местные жители были заняты в туристической сфере: на острове имелось множество ресторанов, погружающих туристов в атмосферу рыбацкого поселения, а также небольшие гостиницы на несколько номеров. Узнав, что Оу Толань собралась не просто присутствовать на празднике, но и пожить на острове несколько дней, он возликовал:
— Узнайте, в какой гостинице она поселится, на какой срок и будет ли с ней кто-то ещё.
Платина доложил, что едет она одна, остановится там как минимум на неделю и намерена не только поучаствовать в самом праздновании, но и как следует изучить остров. Чуньюй Баоцэ воодушевился. До отъезда оставалось три дня, пора было собираться в дорогу.
Замдиректора подняла большой палец вверх:
— Вы с любой задачей справитесь одной левой.
Он посмотрел на неё:
— Ты это о чём?
— У Шаюань из Цзитаньцзяо во всём её слушается, так что, когда поедете на остров развеяться, заодно приберите её к рукам.
Он чуть не подпрыгнул:
— «Прибрать»? Я что, бандюга с большой дороги?
Замдиректора засмеялась, прикрыв рот ладонью:
— Я имею в виду, что вы можете её образумить, перетянуть на нашу сторону.
Чуньюй Баоцэ с безрадостным видом добавил:
— Чтобы она его ради нас под каблуком держала?
— Её он точно послушается. Приберёте её к рукам — считайте, полдеревни у вас в кармане.
— Ну что ж, тогда приберём.
Куколка тщательно собрала его в дорогу, не забыв ни об одной мелочи: консервы, мазь от укусов, витамины и даже томик стихов. Ей не хотелось отпускать его одного, и она предложила ему взять с собой секретаря Платину:
— Вдруг с вами что-нибудь случится… Не забывайте, что вы уже в возрасте…
— Вот как выживу из ума, буду делать по-твоему.
Куколка прикусила язык.
— Смотри, как следует веди дела здесь, в тылу! Когда кончится бой, я велю удостоить тебя высшей награды, — он похлопал её по плечу.
В утро отъезда лицо обвевал прохладный ветер. Чуньюй Баоцэ бросил сумку в багажник джипа и завёл мотор. Подморозило, и он надел серое пальто, обмотал шею махровым шарфом, а рядом с собой положил ватную шапку. В сумке лежало две куртки, одна из них — кожаная. Никаких европейских костюмов он брать не стал. Глядя вслед удаляющемуся автомобилю, Куколка сказала Платине:
— Он всё считает себя юношей. Когда ему исполнится семьдесят, я от него ни на шаг отходить не буду.
Чуньюй Баоцэ, преисполненный радости, гнал с ветерком.
— Из-за жизненных обстоятельств в моей молодости не нашлось места любви и отношениям. Таких несчастных людей, как я, ещё поискать, кроликам и то лучше, — пробурчал он, — да и птицам тоже.
Он ударил по рулю:
— Однако сколько от этого хлопот и волнений, с таким только молодое сердце справится. Небесный владыка — всё равно что жалкая старая кляча: пока не отхлестаешь кнутом, не пустится вскачь.
Он поддал газу, и джип затрясся: дорога здесь всегда была ни к чёрту. Он стал представлять себе момент встречи. Она решит, что это просто совпадение: такой большой начальник, оставив дела, наслаждается гуляниями по случаю открытия рыболовного сезона, — на такое способен только истинный поклонник фольклора! «Ах, какая честь, рад вас видеть, и вы здесь, как же я рад!» Они поприветствуют друг друга, и так начнётся их случайная, прекрасная встреча.