А уже совсем неподалеку половецкий хан Кончак Атракович готовился к встрече дорогих гостей. Разведка донесла, что дружина русичей, не таясь и подняв над головами разноцветные полотнища, вышла к Осколу и дожидается князя Курского и Трубчевского Всеволода.
– Значит, через день-два они по Русскому броду переправятся через Донец и вдоль Салницы[40] выйдут на сакму Залозную[41], – размышлял вслух Кончак и, повернувшись в сторону своей ханум[42], коротко распорядился: – Высылай навстречу сватов да подружек невесты с подарками. Пусть Игорь увидит, как я ценю своего побратима.
Последние дни нелегко было и половецкому хану. И если Игорь таился от Киевского князя Святослава, то Кончаку доставалось от молодых ханов. Они обложили его, как собаки старого вепря на охоте. Особенно усердствовал Гзак со своим сыном Романом. Что бы не делал Кончак, этому Гзаку все не так. Оно и понятно, не хотят Бурчевичи да Токсобичи, чтобы Кончак поднялся и возглавил все орды половецкие. Когда прознали они о свадьбе дочери хана с русским княжичем, тут такое началось. Только и успевай от этих мух отбиваться. А что будет, если узнают они о планах Кончака пропустить Новгород-Северского князя в земли Тъмутороканские, открыв перед ним Залозный путь к морю Русскому? Одна надежда на то, что во время свадебного пира, на который он пригласит всех половецких ханов, ему удастся их уговорить поддержать его союз с русичами. Ну а после этого, получив такого союзника в тылу, как Игорь, он разберется с этим Гзаком и со всеми остальными недовольными ханами. Да и зятя иметь во главе Тъмутороканского княжества совсем не лишним будет. Но всему свое время, а пока рот на замок.
Ну а дальше все было в руках случая и Божьего провидения. Дружина Игоря вышла на протоптанную по весне половецкими лошадьми Залозную сакму и устремилась на юг – к речке Сюурлий[43]. Где-то здесь уже начинались родовые кочевья Кончака.
За время похода молодые княжичи Владимир и Святослав стали не разлей вода. Куда один, туда и другой норовит. Вот и сейчас их полки оторвались от основных сил и взяли чуть левее, где простиралась долина еще одной степной реки, название которой было им не ведомо. Молодые княжичи уже не раз принимали участие в походах на половцев, но так далеко в степь еще ни разу не заходили. Здесь им было интересно все – и неистовое пение соловьев в ночной прохладе речных дубрав, и степные птицы, с шумом вылетающие из-под самых копыт лошадей, и каменные истуканы, установленные вдоль сакмы на невысоких холмах, и многое-многое другое, чего юношам до этого видеть не приходилось.
Отряд всадников хана Гзака появился перед русичами внезапно. Выскочив словно из-под земли на ближайший пригорок, половцы принялись осыпать их градом стрел. За спинами княжичей послышались крики и стоны получивших ранение дружинников, несколько человек были убиты. Переглянувшись, Владимир и Святослав обнажили мечи и повели полки в атаку на противника. Однако поганые повели себя странно – не дожидаясь, покуда русичи приблизятся, они развернули своих лошадей и скрылись из виду. Выскочив на пригорок, где только что еще гарцевали половецкие всадники, княжичи увидели перед собой широкую балку, по дну которой петляла небольшая степная речка с болотистыми берегами. Их взору открылась длинная вереница из телег, двухколесных веж и всадников. По всему было видно, что кочевала небольшая орда. Разгоряченные в пылу погони всадники замерли только на миг и, увидев перед собой врага, бросились на него не раздумывая.
А Гзаку только это и было надобно. Он вывел русичей на сватов да подружек невестиных, которые ехали навстречу жениху знатному, а сам в сторону улизнул, как и не было его вовсе.
Видя, что дело такой оборот принимает, испугались сваты и давай убегать. Да куда там! В спешке в болота заехали, и чтобы спастись, стали дорогу себе гатить коврами, шубами да одёжей разной в мехах и в золоте, которые в приданое полагались. Ну а русичи здесь порезвились от души – когда ж еще такое счастье привалит?! Девок красных полдня по всей округе ловили, а сватов за шиворот из всех окрестных болот тянули.
Кончак почуял неладное, когда увидел отряд Гзака на взмыленных лошадях. Они примчались с той стороны, куда утром ушел свадебный обоз, и наперебой стали рассказывать, как русичи посекли их уважаемых ханум и родных сестер, а почтенных сватов загнали в болото. Кончак метался от одного хана к другому, пытаясь объяснить, что произошла какая-то ужасная ошибка. Но его никто не хотел слушать. Орда рвалась в бой отомстить за поруганную честь своих матерей и сестер.
В нескольких десятках километров от них лютовал Новгород-Северский князь Игорь. Выхватив из ножен меч, он бросился на опьяненных легкой победой и богатой добычей безусых княжичей. Хорошо, что Всеволод оказался рядом, не зря его за силушку богатырскую прозвали Буй-Туром. Скрутил он разъяренного Игоря и не дал пролиться кровушке родственной.
– Уймись, бешеный. Откуда ж им было знать, что это сваты едут? Ты же сам запретил дружине про то сказывать. Вот и нарвались на неприятность.
– Неприятность? – у Игоря от злости и возмущения кровь ударила в лицо и перехватило дыхание. – Да знаешь ли ты, дурья башка, что они наделали? Мало того, что я после такого в глаза Кончаку смотреть не смогу, так быть еще и великой сечи! Половцы нам этого не простят. Уходить надо и чем быстрее, тем лучше. Поедем, други, через ночь, а далее, как бог даст.
– Простят, не простят. Чего уж тепереча говорить? – пытался успокоить брата Всеволод. – Лошадям отдых нужен. Если прорываться будем, то без них никак. Давай утром об этом поговорим.
Поутру стало понятно, что уйти русичам пешими или на комонях[44] не получится. Со всех сторон их окружили так, что, казалось, собралась вокруг них вся земля Половецкая. Была здесь и орда Кончака, который хорошо понимал, что, откажись он от участия в битве, потеряет не только власть, но и голову.
Игорь и Всеволод объезжали стан русичей, пытаясь определить место возможного прорыва, когда к ним подъехал молодой князь Вдадимир. Понимая всю тяжесть вчерашней провины перед отцом и дружиной, он не спал всю ночь, а на зорьке решил напоить своего коня и, миновав дозоры, направился к каменистому берегу речки с дивным названием Сюурлий. Хорошо, что был настороже и в утреннем тумане сумел рассмотреть засады половецкие. Об этом он и рассказал отцу.
Нахмурившись пуще прежнего, Новгород-Северский князь приказал собрать всех воевод своей дружины на военный совет.
– Други мои, – обратился к ним Игорь в полной тишине. Воеводы, любители позубоскалить и подшутить над другими, на этот раз молчали и со всей серьёзностью внимали словам своего князя. – Обложили нас поганые со всех сторон. Ну да это бы ладно – нам не привыкать. Хуже то, что отрезали они нас от речки и остались мы без воды. Люди это поймут и стерплют, а вот лошадям этого не растолкуешь. Ежели и вырвемся мы из облоги половецкой, то на охлялых комонях далеко не уйдем. Враз догонят. Побережем их силы, и к броду через Каялу будем пробиваться пешим строем. Уйдем на правый берег, а там по Торскому пути пойдем в отрыв к Донцу-батющке.
Весенние рассветы – они ранние. Зыбкая пелена утреннего тумана, которая надежно укрывала русичей от ночной прохлады и посторонних глаз, растворилась с первыми лучами солнца, напоследок зацепившись за острый край прибрежной скалы. Дружина Игоря была у половцев как на ладони. Окружив ее, они не пошли в атаку, а наоборот, умело избегая близкого боя, применили свой излюбленный прием – стали осыпать русичей градом стрел. Казалось, небо померкло над их головами. Прикрываясь щитами, они старались защитить и себя, и своих комоней, но разве такое мыслимо? Обезумевшие от ран кони метались в стане русичей, еще больше создавая там хаос и панику. Целый день, шаг за шагом истекающая кровью дружина Игоря приближалась к берегам Каялы, но только ближе к вечеру им удалось пробиться к заветному броду. Казалось, еще чуть-чуть и вырвутся русичи из смертельных объятий половцев.
Последним, прикрывая отход дружины, шел со своими воями князь Всеволод. Уже стоя на берегу Каялы, Игорь оглянулся и увидел, что без посторонней помощи полк Всеволода обречен – уж больно много половецких всадников кружило вокруг них.
– Держись, братка! – с этими словами Игорь устремился на выручку Всеволоду. Не раздумывая ни секунды, вслед за своим князем бросились и дружинники его полка. В короткой и жестокой схватке им удалось отбросить поганых и дать возможность русским полкам перестроиться. Но передышка была недолгой, и когда половцы вновь пошли в атаку, не выдержали ковуи, которые прикрывали правое крыло дружины русичей. Они стали беспорядочно отступать, смешав ряды стоящих за ними полков Всеволода и Игоря.
Сбросив с головы своей шлем, чтобы его легче было узнать, Новгород-Северский князь бросился наперерез отступающим ковуям.
– Стоять, пёсье отродье! Держать оборону!
Узнали князя и половцы. Сразу несколько лучников натянули тетиву своих луков, и калёные стрелы ударили в железные пластины его панциря. Одна из них угодила в левую руку. Словно почуяв запах крови, Чилбук, воин из орды хана Гзака, ринулся к раненому князю. Последнее, что увидел Игорь, было то, как падает выбитый из седла копьем половецким его брат Всеволод…
…Проснувшись, Игорь долго лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к каждому шороху за войлочным пологом юрты[45]. Этой ночью князь решился бежать из половецкого плена. Где же Лавр?
Почти год назад на берегах степной реки Каялы полегла под стрелами и саблями половецкими его дружина. Многие его побратимы попали в плен. Среди них были и его сын Владимир, и брат Всеволод, и племянник Святослав. В качестве награды за проявленную в бою смелость и храбрость их передали в