Научное географическое сообщество тщательно изучало доказательства пребывания на макушке Земли двух путешественников – американцев Роберта Пири и Фредерика Кука. С интервалом в год они оповестили о том, что звездно-полосатый флаг побывал на полюсе. При участии прессы и авторитетных ученых тщательно исследовались доказательства: дневники, результаты определения широты и долготы, графики переходов, вес упряжек и множество различных мелочей, которые могли поставить под сомнение либо подтвердить факт покорения полюса.
Первым пал Кук. Кроме того, что он не представил убедительных аргументов, описаний местности и тому подобного, так еще и эскимосы, сопровождавшие его, проговорились на допросе, что с самого северного места их стоянки была видна земля. Фредерика Кука высмеяли в прессе и научных кругах, представив таким себе аферистом, жаждущим славы. Одно то, что его путь к полюсу начался спонтанно, а практическая подготовка, пусть даже при наличии денег, заняла всего месяц, вызывало серьезные сомнения в справедливости его претензий на первенство.
Пири же готовился более основательно и предпринял не одну попытку. Его полярный стаж составлял более двадцати лет. Благодаря накопленному практическому опыту была разработана система передвижения и снабжения экспедиции. В Америке именно Роберта Пири признали первопроходцем со всеми вытекающими отсюда последствиями, но его бешеный темп передвижения все же вызывал серьезные сомнения. Пятьдесят миль за пятнадцать часов, да ещё по снегу с торосами? Во льдах Северного Ледовитого океана, где ни сделай фото, можно утверждать, что ты был на полюсе.
Наибольшую тревогу Седова вызывал Руаль Амундсен. Настойчивый и основательный норвежец – вот кто мог действительно первым побывать на полюсе. В связи со всей этой вознёй вокруг права называться первооткрывателем, Амундсен изменил свои планы и направился на Южный полюс. Там уж точно ещё никто из людей не побывал. Его экспедиция увенчалась успехом, и что мешало повторить этот подвиг еще раз, только теперь на севере?
Нет, медлить с экспедицией было бы непростительным легкомыслием, – убеждал себя Георгий Седов. Осталось дело за малым – добраться.
Идти становится все тяжелее. Мороз иногда достигает сорока градусов. Особенно мешает ветер, дующий постоянно справа. Собаки с трудом переносят холод, везут плохо. За день удается пройти около пятнадцати верст. Такими темпами потребуется почти два месяца, чтобы достичь цели, а еще не вышли даже на океанские льды.
– Пири использовал первый раз сто собак, а второй – сто пятьдесят. Как вы собираетесь перевезти весь необходимый груз шестьюдесятью собаками? – Этот вопрос был одним из последних, заданных ему при рассмотрении запроса на финансирование от казначейства. Запросил пятьдесят тысяч, подтверждая расчетами необходимого минимума, но подвергся критике с одной стороны, что расходы занижены, а с другой – что излишни. Создалось впечатление, что идея организации экспедиции была воспринята с ревностью, что её руководство не хотели доверить именно ему. Чином не вышел, да и происхождением.
Спасибо Суворину[112]. Зажегся идеей, анонсировал сбор средств. Только благодаря его проворности и находчивости, дело получило поддержку жертвователей. С горем пополам нужную сумму собрали, но все равно было упущено время. Хотелось выйти в море в июне, а смогли только в конце августа.
По пути к земле Рудольфа провалились под тонкий лед нарты вместе с собаками. Потрудившись, вытащили. Линник и Пустошный пошли в разведку – перед ними открылся пролив, воды которого движимы течением. Сколько шли – везде вода. Нет другого выхода, кроме как ждать, пока мороз победит воду.
Ночью следующего дня начальник экспедиции бредил. Отрывки фраз, опухшие ноги, глубокий кашель. В горячке вспоминал Верочку.
Их первая встреча произошла в один из тех коротких промежутков, когда Седов пребывал между делами службы в Санкт-Петербурге. Куда отправился бы офицер, служивший Отечеству многие месяцы в глухой провинции? Конечно же в театр. А в столице – это Мариинский театр. Дамы в вечерних туалетах, тонкий аромат духов, разносимый веерами по фойе, офицеры в парадной форме, состоятельные театралы во фраках… Насколько далека эта жизнь от Приамурья, от крайнего севера.
Он обратил на себя внимание Верочки довольно шумным поведением после спектакля – Павлова в «Лебедином озере» была бесподобна и собирала овации и цветы. Среди прочих криков «браво» выделялся своим командным голосом морской офицер с золотыми погонами старшего лейтенанта.
Их следующая встреча произошла во время одного из светских приемов. С тех пор симпатия быстро переросла во влюбленность, а потом и в любовь. Георгий поначалу смущался своей увлеченности севером, разве столичной барышне может быть это интересно? Но Верочка настолько была влюблена, что всё, что не сказал бы Седов, было ей любо.
Она стала его звездой в этой экспедиции, его вдохновением. Вера – это была его движущая сила. Он разговаривал с её фотографией, когда запирался в своей тесной каюте, писал письма с подробным описанием своих переживаний, вспоминал о лучших днях их жизни и 28 августа, когда он поцеловал её последний раз. Она получит эти письма все сразу, разложит в хронологическом порядке и будет читать по многу раз, сопереживая любимому и умоляя Господа ниспослать ему благодать.
Идти больше нет ни сил, ни возможности. Резкий ветер бьет в лицо тысячами мелких уколов снежинок. Точно так, будто на азовском пляже ветреным летом подняло в воздух горячий песок. Как в детстве. Где-то там, на хуторе Кривая Коса Области войска Донского, в своей ветхой хате сидит за единственным столом в доме отец, который не видел его судьбину дальше рыбацкой шхуны. Матушка подаст ему вареной картошки в кожуре, может, молока нальет, если найдет… Благо, успел проведать перед экспедицией. Стеснялся своего мундира, выправки стеснялся. Они уже сгорбленные, руки узловатые, натруженные…
Матросы Григорий Линник и Александр Пустошный с тяготами, заблудившись по пути, все же нашли свой корабль и доложили, что начальник экспедиции Георгий Яковлевич Седов скончался в палатке 20 февраля 1914 года в 2 часа 40 минут пополудни. Место его захоронения определено крестом и холмом из камней. Его верный пес Фрам назад не пошел. Он остался умирать рядом с могилой хозяина…
По формальным результатам экспедицию Седова можно считать проваленной – из почти двух тысяч километров пешая партия преодолела до цели лишь немногим более ста километров, но была ли гибель Седова напрасной? Ответ на этот вопрос каждый найдет для себя сам.
Современники Седова, путешественники и первооткрыватели тщательно анализировали его опыт для учета всех ошибок и просчетов в организации. Его конкуренты и недоброжелатели указывали на эти же недочеты, но совершенно с другой эмоциональной окраской.
Целое поколение молодых романтиков восхищалось его подвигом и стремилось сделать свое самое главное в жизни открытие, найти и пройти свой самый главный в жизни путь.
События, произошедшие с экспедицией Седова, легли в основу сюжета приключенческого романа Вениамина Каверина «Два капитана», а сам Георгий Яковлевич стал прототипом капитана Татаринова.
Фавориты и аутсайдеры
Река Иловля в верховьях Дона дала название роду, известному в землях Донецких и обычным людям, и специалистам-историкам. От Макеевки до Иловайска на Донской стороне распространились за несколько сотен лет земли фамилии Иловайских.
Для специалистов генеалогических исследований род Иловайских – это большой и запутанный лабиринт, открывающий с каждым новым архивным документом новые ответвления, хитросплетения ратных подвигов, любовные приключения, интриги и новые страницы истории.
Как полагалось лучшим государевым подданным и представителям дворянства, мужчины этого рода получали военное образование и поступали на военную службу. Многие из них снискали славу, ордена и уважение современников. На определенном этапе войсковое командование приняло решение пронумеровать офицеров Иловайских, дабы не грешить ошибками при награждениях. Только при баталиях войны 1812 года их участвовало двенадцать человек, и каждый отличился в своем полку, снискав уважение командования и сослуживцев.
Но не только ратными подвигами была славна династия Иловайских. Казацкая кровь и любовь к лошадям не могли не оставить свой след в истории…
– Мишка! Мишка, гаденыш! Ты где, окаянный? – Архип метался по конюшне в поисках казачка.
Ошалевший табун оставил после себя только облако пыли – почуяв волка, кони понесли куда глаза глядят. Хозяин всыпет по первое число, там кобылицы, жеребята. Хоть одного затопчут – быть беде.
Мишка в это время, вцепившись в гриву скакуна, пытался удержаться на его крупе, прижавшись к коню всем телом. Стороннему зрителю в этом пыльном урагане было бы не разобрать, где наездник – настолько юнец слился со своим любимцем. Фагобал не брыкался, но гнал вместе с испуганным табуном в сторону оврага, а Мишка голыми пятками пытался держать равновесие, чтобы не сорваться под копыта. В один момент малец прикрикнул на своего коня, и тот, словно вернувшись в реальность, стал приостанавливаться – голос любимого человека оказался сильнее стадного инстинкта.
Скакун поднял голову, словно осматриваясь, и наездник повернул его влево, туда, где было свободное пространство. Как только Фагобал вышел из табуна, Мишка пнул его ногами в бока и конь ускорился, помчавшись к тому месту, где за обрывом текла река.
– Давай, давай, Фага! – Скакун нёсся вперёд, преодолевая мелкие неровности и большие кочки – места здесь холмистые, изрезанные балками, большими и мелкими оврагами, потому наезднику приходилось повторять движения крупа лошади, чтобы не быть скинутым.
Рывок удался, и Фагобал оказался во главе табуна. Мишка, привстав, насколько это было возможно, громко и протяжно свистнул, поворачивая вправо. В сторону обрыва он и смотреть боялся – положился на своего коня, недаром ведь у него глаза в стороны направлены, конь – это жертва, ему осматриваться надо, да так, чтобы со всех сторон. Это у человека глаза вперед смотрят, да и у волка – хищникам нужно правильно оценить расстояние до жертвы.