Мишка наблюдал за всем происходящим из-за столба. Не нравились ему эти смотрины, уж больно заинтересованно атаман разглядывал Фагу. Какая-то ревность даже проснулась в Мишкиной душе.
– Ваше высокоблагородие, я здесь! – Мишка возник перед офицерами, готовый исполнять приказ.
– Прогони-ка Фагобала, как ты умеешь! Похвались конем, казак! – Владимир Иванович был весел и расположен к шуткам.
– Фагобал? – спросил генерал. – Чудное имя…
– На французкий манер, ваше превосходительство, в честь побед казаков рода Иловайских в кампании восемьсот двенадцатого года, – отрапортовал есаул.
Мишка запрыгнул на спину жеребца и повел его по полю – сначала рысью, а потом галопом, но коня не пришпоривал, хотя тот прямо напрашивался рвануть вперед.
– Хорош, до чего хорош! – Генерал все нахваливал да присматривался.
Когда Мишка пошел на второй большой круг, атаман обратился к Иловайскому:
– А что, есаул, не продаете красавца? Цену дам, какую попросишь!
От такого предложения Владимир Иванович слегка оторопел, но сразу ответил:
– Никак нет, ваше превосходительство! Таких планов не имею. Еще муштровать его надо, сыроват, вы же видите – не в полную силу скачет. А наездник его подгоняет. Пока подождем.
– Ну, как знаешь, как знаешь… Конь достойный. Как надумаешь – имей в виду моё предложение.
Фон Таубе отбыл в Новочеркасск, а Мишка, словно ожидая грозу, ходил весь сам не свой. Вечером масла в огонь подлил Архип:
– А ты ж не слыхал, генерал-то денег за Фагобала давал хороших. Так и сказал: скупиться не буду!
– И что хозяин наш? – переспросил Мишка, подкладывая свежее сено.
– Да вроде отказал атаману, но, чует мое сердце, не отстанет генерал. Приглянулся ему наш Фага.
– Не отстанет, думаешь? – Казачок совсем опечалился.
Через пару дней, терзаемый своими сомнениями и опасениями, Мишка таки решился обратиться к Владимиру Ивановичу:
– Ваше высокоблагородие! – Казачок вылил на спину хозяина ковш холодной колодезной воды, и тот от удовольствия фыркнул.
– А?
– Владимир Иваныч, не продавайте Фагобала, он себя еще покажет…
– Ты с чего это решил, что я его продам? Лей ещё!
Мишка зачерпнул полный ковш и ливанул так, что окатил хозяина целиком.
– Любо! – Есаул взял с Мишкиного плеча суровое полотенце и быстро обтерся до красноты.
– Как энтот генерал на Фагу пялился, думаете, я не видел? – продолжил Мишка. Раз начал, так надо было и заканчивать – так учили.
– Ты, малец, остепенись… – Есаул приструнил Мишку, и тот густо покраснел. – Не думал я его продавать, не думал, но он же торговаться не намерен! Может, еще мне время нужно поразмыслить…
– Ваше высокоблагородие! Ну умоляю, не продавайте! Фага еще себя покажет! Вы ж его от всех прячете, не выставляете, на скачки не возите, ну зачем продавать? А если он – чемпион?
– Эк, малец, куда тебя занесло… – улыбнулся Владимир Иванович.
– Дайте попробовать, у вас есть с собой хронометр?
– Нет… – Удивлению Иловайского не было предела. – Ты чего это затеял?
– Я сейчас! Я сбегаю! Где он? В гостиной? – не дождавшись ответа, Мишка рванул в дом и быстренько вернулся с часами. – Ваше высокоблагородие! Я на поле вешки поставил. Вон та – начало, сделать два круга по краю и вот эта – будет конец.
– Какое начало? Чего конец? – окончательно запутался Владимир Иванович.
– Я, когда на выставке мы были, запомнил размер ипподрома. Ну, тех дорожек, где на призы скачут. Вы знаете, какие там призы? Дорожка на Московском ипподроме в две версты длиной и сто сорок четыре сажени. Я у землемера эту штуковину его брал, с которой он по полям ходит, как её…
– Ха! В жокеи решил податься? Штуковина эта называется шагалкой! – Есаул искренне расхохотался.
– А я по весу подхожу! У меня как раз 122 фунта![115] Даже грузы вешать будет не нужно.
– Ты где этого всего нахватался? Какие фунты?
– Ваше высокоблагородие! На выставке аттракцион был – «Возьмут ли тебя в жокеи?». И весы. Да вы не волнуйтесь, Владимир Иванович, я ж там все запомнил!
Ничего не оставалось есаулу Иловайскому, как сдаться под напором своего юного конюха. Да и сам он давненько подумывал, какое применение найти Фагобалу. Как производитель, конь стоит существенно больше, если у него в биографии много достижений. Мишка же, как только в Ростове на выставке завидел эти обрамленные виньетками медали да кубки высотой, как стол, перестал спокойно жить, только никак не находил нужных слов, а тут такой случай приключился. Откуда только решительность взялась. И, похоже, он заинтересовал есаула:
– Вот смотрите, ваше высокоблагородие, ежели проскачу от вешки до вешки за три минуты, значит, и овчинка выделки стоит! Рекорд дорожки две минуты тридцать пять секунд. Идет? Ну на спор!
– Ты очумел, Мишка! Ты как ко мне обращаешься? – Иловайский уже громко, во весь голос хохотал.
– Так, а продадите Фагу, буду коням тут хвосты крутить до старости и света не увижу… Вы ж сами мне Ростов показали, а тут – Москва! Да выучу я его, выучу, ваше высокоблагородие! И не опозоримся, обещаю! – Слова казачка были настолько убедительны, что Владимир Иванович уже был на все согласен, даже из чистого любопытства – что же у Мишки получится? Не знал есаул только одного – причиной Мишкиной самонадеянности был тот факт, что хронометр он уже брал без спросу. И время засекал.
– А ну-ка, давай! В три минуты уложишься, свой кнут подарю! – Иловайский открыл крышку дорогих часов, где секундная стрелка была готова отмерять время до светлого Мишкиного будущего. – Становись на исходную и по моей команде пришпоривай!
Мишка запрыгнул в седло, наклонился к уху Фагобала и шепнул: «Ну, давай, Фага! На полную!»
– Товсь! – Иловайский поднял правую руку, держа в левой хронометр. Как только секундная стрелка подошла к цифре XII, громко скомандовал: – Пли!!
Казачок пришпорил Фагобала, и тот рванул в галоп. Мишка привстал на шпорах, прижался к шее коня, что вызвало у Владимира Ивановича искреннее удивление – малец выполнял все технически правильно, но он делал это интуитивно, ведь на скачках никогда не бывал.
Архип, услышавший оживление на конном дворе, вышел из кузни, вытирая руки о грубый передник. «Таки добился своего, чертёнок!» – Старик был посвящён в Мишкины планы и помогал ему промерять дорожку.
Фага пошел на второй круг, как и секундная стрелка. Гулкий звук его подков отбивал равномерный тройной такт, и казалось, этот бешеный темп только доставляет ему удовольствие.
– Ну как? – Пролетев мимо финишной вешки, казачок осадил коня и подъехал к Владимиру Ивановичу. Тот не спешил оглашать результат, ему доставляло удовольствие наблюдать за горящими глазами мальца, сидевшего верхом на разгоряченном скакуне.
– Две минуты, пятьдесят восемь секунд! – громко произнес есаул, подняв над головой хронометр.
– Э-э-э-эх! – Архип, тихонько стоявший сзади, от радости с размаху кинул подкову и попал в подвешенный рельс. От звонкого и неожиданного звука есаул сначала присел, вжав голову в плечи, а потом выронил часы. После удара об землю крышка отломилась, а стекло с характерным хрустом покрылось трещинами.
– Новые справим, барин! Ну точно говорю, справим! Это был рекорд вашего ипподрома! – Архип расплылся в обезоруживающей улыбке.
В жизни казачка начался новый этап. Архип, как соучастник этого сговора, был прикомандирован в Мишкино полное распоряжение для надзора и выполнения всех работ по содержанию Фагобала. Владимир Иванович поставил срок выхода на публику на следующую весну. И в первую очередь – не из-за своей неуверенности в скакуне, а из-за полного отсутствия опыта у жокея. Мишке в Ростове был снят угол и выданы деньги на пропитание в количестве десяти рублей ассигнациями. Его единственной задачей было ходить на ипподром и все запоминать – посадка, тактика, поведение с конем – всё, чего он не знал, но мог увидеть, следовало запомнить. Порешили на том, что практиковаться Мишка будет только дома, чтобы не вызвать преждевременного интереса со стороны жокеев и заводчиков. Хоть Ростов и далеко от Москвы, но круг профессионалов скачек все же узок, и любое появление нового скакуна или жокея вызывало бы определенное любопытство.
Дорожка, на которой Фагобал выполнял упражнение, уже была вытоптана и напоминала взрыхленную тропинку – там не осталось ни одной травинки после сотен проходов скакуна. Архип по указанию хозяина привлек местных крестьян, и они навозили песка – теперь дистанция, которую на всякий случай еще раз промерили, четко просматривалась в траве. Пасли жеребца на тех лугах, где было больше клевера, и нужно заметить, что его и без того замечательная жизнь стала поистине царской. Коня периодически осматривал приезжий ветеринар, а подковы для него ковали индивидуально.
В дождливом ноябре и морозным январем на результаты забега делали скидку – осенью земля становилась рыхлой, а зимой существовала опасность травмировать сухожилия, но к весне Владимир Иванович, восседавший в специально оборудованном для этого кресле на высокой подставке, был хронометражем весьма доволен: Фагобал вошел в отличную форму. Пришло время конюшне Иловайского заявить о себе в столице. Вот так сразу, минуя Ростов и Харьков.
На конец мая были назначено Дерби. Публика, знатоки, конезаводчики и любители поиграть на тотализаторе ждали этого события с нетерпением, и у каждого был свой интерес.
Только профессионалы помнили о том, что это на самом деле не только соревнования, но и в первую очередь – испытания породистых коней для улучшения породы, остальная публика имела другие мотивы появиться на трибунах Московского скакового ипподрома.
Для девиц и дам это был выход в свет, где следовало блистать нарядом и шляпкой в обществе своего спутника. Очень желательно было бы иметь шляпку неповторимую и оригинальную, чтобы конкурентки не только молча завидовали, но и всякими способами пытались удовлетворить свое любопытство: кто же эта счастливая обладательница модного аксессуара и у какого мастера сие чудо куплено.