– Гля, какие модные, ты видала какой сюртучок, Галь? – не поворачиваясь, бросила фразу в сторону своей товарки одна из тех, что с лавочки обозревала окрестности. День шел к закату, и многие женщины, управившись с делами по хозяйству, выходили «на линию языки почесать», поглядывая в сторону завода в ожидании мужей.
Экипаж остановился на углу 7-й линии и проспекта Среднего. Уставший извозчик, обернувшись, с некоторым вызовом сообщил пассажирам:
– Прибыли, господа хорошие! – Когда эти трое подрядили его на вокзале Ясиноватой ехать в Юзовку, он рассчитывал на жирный куш, но пока они торговались, все прилично одетые пассажиры разобрали извозчиков и на привокзальной площади остался он, эти трое и с десяток мешочников, у которых точно гроша за душой не было. Пришлось ехать за три рубля, хотя путь предстоял неблизкий.
Пассажиры отсчитали положенные монеты и ступили на землю, тут же попав под стремительную атаку местной пацанвы.
– Дядь, ща всё справим, ты только не запачкайся, дядь! – самый бойкий, обутый в ботинки на пару размеров больше, подхватил саквояж и рванул в сторону входа в гостиницу, за что был награжден копейкой.
– Коллеги, с удовольствием встречусь с вами в ресторации через три четверти часа. Радикулит мой разболелся, раструсил на этой телеге проклятой, а поужинать неплохо бы. Как мне рекомендовали, «Великобритания» – лучшая гостиница в этом посёлке. – Марк Артурович Хорст был главным из этой экспедиции, да и по возрасту он своим попутчикам – Холодову и Бучевских – годился в отцы. Марк Артурович внешне напоминал профессора – худое лицо, бакенбарды и часы, прикрепленные к цепочке, на которые он периодически поглядывал, и обязательное в таких случаях пенсне подчеркивали его интеллигентность и пунктуальность, а внимательный взгляд поверх стекол заставлял собеседника проникнуться почтением и слушать внимательно.
Через час, расположившись за накрытым белой скатертью столом, гости сделали заказ. Официант лет сорока, в чистом переднике, белой рубашке и с пробором по центру прилизанной прически сделал из уважения вид, что записывает, хотя запомнить не составляло труда. Гости просили телятинку, маринованных грибочков, жюльены и графинчик водочки. Отдельно официант нахваливал мясо – шеф-повар готовил его по московскому рецепту.
– Добрались наконец-то… – Василий Михайлович Холодов встал из-за стола, подошел к стойке и положил на блюдце монету, взяв взамен газету «Известия Юзовского региона». Если бы не гражданская одежда, то инженера можно было бы принять за бравого вояку – его залихватский фасон усов сразу обратил на себя внимание двух барышень, расположившихся в дальнем углу, но на их вздохи и недвусмысленные взгляды он ответил лишь снисходительной улыбкой. Холодова сейчас интересовала исключительно трубка, местная пресса и ужин.
– О! – воскликнул Холодов, пробежав взглядом по газетной странице. – «Футбольная команда Юзовки выиграла первенство юга России, поздравляем членов команды и Юзовского спортивного общества с победой!» А вы, господа, утверждали, что едем в глушь беспросветную!
Официант, отдавший заказ на кухню, из дальнего угла наблюдал за гостями в ожидании взгляда или поднятой руки. Говор мужчин был необычен для этих мест – они произносили гласные не так, как все, произносили букву «г» резко и кратко, а предложения строили с каким-то столичным лоском. Официант не ошибся в своих предположениях – посетители прибыли в Юзовку из Санкт-Петербурга.
Все трое были инженерами Путиловского общества, членами комиссии, откомандированными Правлением на юг Российской империи для поиска места, где можно было бы в кратчайшие сроки построить артиллерийский завод.
– …А где Лемешева найти? – Саня Анисимов снял картуз и мял его в руках, испытывая некоторую неловкость.
– Тебе зачем? – спросил молодого человека слесарь лет пятидесяти.
– Дело у меня. Личное. Ему только скажу.
– А-а-а… Так он по личным не принимает, – прищурившись, ответил слесарь.
– Ну, раз так, скажи ему, что одним большевиком меньше будет!
– Ух ты какой! Для начала неплохо. Какой цех? – спросил пожилой рабочий.
– Лафетно-штамповочный.
Лемешев, коренастый крепыш из сборочного цеха, сидел в своей каптерке мастера и пересматривал наряды.
– Фёдор, тут к тебе. – Сашку впустили в маленькую комнатку, одна стена которой была стеклянной и позволяла обозревать весь цех.
– Чем обязан? – Лемешев с интересом посмотрел на молодого человека с правильными чертами лица, подавшего ему руку.
– Говорят, здесь в большевики записывают… – Анисимов сказал это тихо, будто боялся быть услышанным.
– Говорят, что кур доят, – рассмеялся Лемешев и пожал ему руку. – Садись сюда. Рассказывай, почему пришел.
– Говорю же, в большевики записываться.
– Это, паря, не почему, а зачем. С чего это ты решил записываться? – Лемешев узнал парня, он его часто видел на территории, но таких были тысячи, и далеко не всем можно было доверять.
– А не подходит мне жизнь такая. И плыть, как полено по течению, тоже не собираюсь. И еще я очень злой на мастера…
Спустя час разговоров о жизни, о положении на заводе, о будущем Александр Анисимов вышел из каптерки большевиком. Нет, ему, конечно, не выдали партбилета, но Сашка считал это формальностью. Главное – что он теперь с ними и знает, как жить дальше.
Уже больше года Европу сотрясали военные действия. Одним пистолетным выстрелом в эрцгерцога Австрии Фердинанда больной смертельным тогда туберкулезом студент Гаврило Принцип разбудил всех богов войны, и давние скрытые противоречия, конфликты интересов, амбиций и правящих дворов стали явными, материализовались в миллионы смертей.
Ко всем потрясениям, которые переживала в начале XX века Российская империя, добавилась война, которую в последствии назовут Первой мировой. Промышленники были вынуждены перестраивать свои производства в интересах армии и флота, наступили сложные времена.
Заводы Путиловского общества, расположенные в Петрограде, имели большую проблему с производством боеприпасов: загруженность и без того имеющих низкую пропускную способность железных дорог не позволяла своевременно завозить сырье; линия фронта проходила немного западнее, и никто не брался гарантировать бесперебойную работу взрывоопасного производства.
– Я очень надеюсь, что наше утомительное путешествие в этом посёлке скоро закончится, и мы сможем с докладом явиться в Петроград на заседание Правления, – заметил Андрей Александрович Бучевских, заправляя за воротник салфетку. Уже подали жюльены – их запах для уставших от дальней дороги путников казался божественным.
– Андрей Александрович, – ваши слова, да до Бога бы… – ответил коллега Хорст. Каждое слово Марк Артурович – потомственный петербуржец – произносил нарочито медленно. Такую манеру общения он взял после начала войны с Германией, чтобы подчеркнуть свою русскость, чтобы подсказать собеседнику тем самым, что его немецкая фамилия – всего лишь наследие рода. – Чрезвычайно неприятное впечатление оставил этот херсонский помещик…
– Лещенко, – напомнил старшему коллеге Холодов.
В Юзовку комиссия прибыла из Николаева, а перед тем они оговаривали условия выкупа земель в Херсоне. Наличие судоходной реки, близость моря и железной дороги, все это существенно упрощало доставку готовых боеприпасов на западный театр военных действий, но единственный пригодный для строительства цехов участок находился в собственности местного землевладельца. Прослышав об интересе со стороны столичных промышленников, Лещенко необычайно возрадовался – в этой сделке просматривалась перспектива решения его финансовых проблем. Мало того, что помещик заломил цену за землю, так он еще и требовал взятку за отказ его же Товарищества на вере от пристани. «Введёте туда своих людей, я уступлю долю и потом – делайте что хотите», – торговался Лещенко. Марк Артурович никак не мог взять в ум, за что же еще нужно будет платить, если земля и так продаётся. «А как же… Мы тут спиртовой заводик намеревались ставить, а теперь придется от всего отказываться…» – Лещенко продавливал свой интерес напористо и прямолинейно.
Для приличия Хорст отбил телеграмму в Петроград, но получил ожидаемый ответ: «Переговоров с аферистами не ведем тчк». Не в правилах Путиловых было поддаваться на мелкий шантаж и вымогательство. Председатель правления общества Путиловских заводов – банкир Алексей Иванович Путилов приходился внучатым племянником Николаю Ивановичу Путилову – основателю Общества и человеку, пользовавшемуся в свое время безграничным доверием великого князя Константина Николаевича Романова.
– Где был бы этот Лещенко со своей винокурней, если бы англичане одержали окончательную победу в Крымской войне? – заметил Холодов.
– Знаете ли, очень неплохое блюдо, – прервал его Хорст, указывая на кокотницу. – Истосковался я за приличной пищей. А мещане, такие как Лещенко, – они же дальше своей бахчи планов не строят. Вспомните, друзья мои, как Николай Иванович Путилов положил свое состояние на строительство Перербуржского порта. За одно только свое слово, за обещание!
Историю о банкротстве Путилова, о глубоководном канале, по которому суда прямо из Балтийского моря шли бы к столичным причалам, минуя перегрузку в Кронштадте, помнили все. Император Александр II обещал поддержку, и строительство глубоководного порта в Петербурге согласовал, усмотрев в нем дело государственной важности. Николай Иванович Путилов после Высочайшего одобрения бросил на осуществление этого проекта все свои ресурсы, а когда средства закончились – стал закладывать недвижимость у банкиров. Работы шли полным ходом, а обещанного финансирования так и не появилось. Только после смерти Путилова его главное дело жизни было окончено, и торговый порт заработал.
– Император[116] тоже хорош… – ответил Бучевских. – Опереться бы ему на Путилова, нет же, послушал этих наушников жужжащих. Верил бы в успех дела – дал ссуду из казны, а так – одни обещания. То ли дело – великий князь Константин Николаевич! Он верил в Путилова.