– Смог бы. – Семенов на несколько секунд задумался. – Без сомнения, смог.
– Ну, так ты же человек образованный, военную кафедру окончил… А что подумает Машка-воспитательница? – спросил инженер Давыдов и тут же ответил на свой вопрос: – Правильно… Она подумает, что это её первая и, скорее всего, единственная личная квартира. О том подумает, что ни за что не оставит свои сапоги югославские и только что купленный цветной телевизор «Фотон». И плакать над добром своим будет всю ночь.
– Телевизор в могиле ни к чему. Надеюсь, хоть кум твой объяснил ей? – с некоторой долей иронии заметил Олег.
– Объяснил в очень доходчивой форме. Единственное, что ее успокоило, – что эта эвакуация только на пару-тройку недель. Не больше. Ну, месяц, максимум. Станция-то должна работать. К теще они уехали, в Одессу.
– Месяц, говоришь? Не думаю, не думаю… – Семенов пожал руку собеседнику и отправился в свою лабораторию.
Жизнь промышленного города и оборонного завода «Топаз» в течение следующего года менялась в такт жизни всей страны. Ускорение ушло на второй план после того, как в верхах решили, что никак невозможно обойтись без гласности и перестройки. Ветры перемен принесли не только новые лозунги, но и новую моду, новые песни и новых кумиров. Страна, неожиданно окунувшись в море свободы, еще не знала, что с этим делать, и с увлечением следила за перлами генерального секретаря и графиком гастролей зарубежных рок-звезд. Вещи теперь назывались новыми именами: подпольные предприниматели стали кооператорами, аферисты – экстрасенсами, а Чернобыльская авария – катастрофой. Единственное, что добавляло оптимизма, так это то, что джинсов на рынках стало больше, лечиться теперь можно было без лекарств, а четвертый реактор уже был накрыт саркофагом.
Повестку в военкомат Олег обнаружил вечером – она выпала, когда он достал по пути с работы из почтового ящика «Аргументы и Факты». Поднимаясь по лестнице, Семенов внимательно изучил небольшую листовку за подписью районного военкома и обдумывал, как об этом сказать жене.
Положив газету на трюмо возле входа, как обычно, он поцеловал Люсю, которая, убегая в кухню, позвала его за стол:
– Давай бегом, я котлеток нажарила.
– Люд… Тут такое дело, мне придется уехать на некоторое время.
– Ты же вроде не из командировочных. Куда посылают? – Жена помешивала макароны, чтобы не прилипли.
– Да я не знаю, там скажут… Повестку, вот, принесли из военкомата. На сборы вызывают, – Олег говорил ровным голосом, будто событие предстояло будничное и плановое.
Людмила пролила макароны кипятком из чайника, добавила масла сливочного и положила в тарелку мужу с двумя котлетами. Как он любил: чтобы в фарше было немножко картошки и капустного листа.
– Ну что ты молчишь? Уж лучше бы ругалась, что ли. – Семенов прекрасно знал, какая у нее сейчас буря в душе. Никогда Люся сразу своих чувств не выказывала. Все слёзы, страсти и все остальные эмоции, присущие женщинам, у нее проявлялись не сразу, будто должна была накопиться какая-то критическая масса эмоций, чтобы потом последовал взрыв. Эта ее черта заставила Олега крепко задуматься о своих шансах на успех, когда он за ней ухаживал – казалось, что всё даром и эту крепость не взять, но в один прекрасный день она оттаяла и, поплакав у него на плече в кинотеатре, рассказала, как же она счастлива.
Ужин уже был окончен, Люся перестала греметь посудой на кухне и, уложив сына, пришла в зал, где хмурый Олег смотрел хоккей.
– Я так понимаю, отказаться невозможно, что у нас ребенок – не важно, и для тебя это будет радостная прогулка. Ну правильно, чего ж не развеяться…
– Люсь. Ты знаешь, а мне приятно. Ревность – это спутник любви. – Олег обнял её, прижав к себе, как ребенка. – Ну это же военные сборы. Там не к кому ревновать, зенитка, она же холодная и твердая. Никакой эротики.
– Всё шутишь, – с укором ответила Люся.
– А давай маму твою попросим помочь. Или мою позовем. Или пусть по очереди помогают. С Данькой справятся, садик, из садика… Всего полгода разлуки. Переживешь? – Олег обнял свою, маленького роста жену, зная, что сейчас будут слезы. – На сборы призывают. Я ж после института ни разу не был, а военнообязанный же… Лейтенант всё-таки, не хухры-мухры…
– Секретарша Надька на работе рассказывала, что на сборы теперь всех в Чернобыль отправляют… – сквозь слёзы тихо произнесла жена.
– Так, а чего нам бояться?! Сына-то уже сделали, дерево тоже посадил, и не одно. Дачку тоже выстроили – так что план выполнен досрочно. Теперь гражданский долг на очереди.
– Дурак! – Люся стукнула его своим маленьким кулаком так, как это делают женщины, находясь в отчаянии.
– Ну не плачь, не плачь… Почему сразу Чернобыль? Постреляем из «Шилки» да домой поедем. Я ж зенитчик.
Воинская часть, в которую прибыли «партизаны» – резервисты Министерства обороны, – действительно напоминала крепко устроенный лагерь партизан. Единственными основательными строениями на ее территории были два небольших домика для командного состава и пищеблок. Личный состав размещался в нескольких десятках армейских палаток, образовывавших подобие улицы, которая начиналась от шлагбаума на КПП и заканчивалась большим шатром, в котором располагалась столовая.
По периметру, как и положено военному объекту, лагерь был огорожен сосновыми столбами, между которыми была натянута колючка. Ожидать проникновения на охраняемую территорию диверсантов или шпионов не приходилось – часть располагалась в пределах тридцатикилометровой зоны отчуждения, рядом с деревней Рудня Еленецкая, так что ограждение это скорее предохраняло исключительно от заблудившихся кабанчиков. Ну и по Уставу так было положено, а место, где располагалась часть, по данным радиологической разведки, было в смысле загрязнения даже чище, чем некоторые леса за пределами зоны.
Майор Кудинов, командир полка гражданской обороны утром провел построение и взял слово:
– Товарищи офицеры, сержанты, старшины и рядовые. С завтрашнего дня приступаем к расчистке кровли третьего энергоблока. Задача, по сути своей, по уровню сложности и опасности является боевой. Со всеми инструкциями, приказами личный состав будет ознакомлен под роспись. От их неукоснительного выполнения будет зависеть не только успех в выполнении поставленных задач, но и ваше здоровье. Вы в основном из Донбасса, значит, люди дисциплинированные и ответственные. Именно этого от вас ожидаю. Вопросы есть?
Спустя несколько секунд молчания из строя раздался неуверенный голос:
– Есть.
Полковник взглядом отыскал любопытствующего и вопросительно на него взглянул.
– А кормить когда будут? – Строй разразился дружным смехом, и сам полковник тоже расплылся в улыбке.
– Ужин через сорок минут. Вольно! Разойдись!
Семенов, как и насколько таких же, как он, резервистов, получил под свое командование взвод из тридцати человек. При личном знакомстве оказалось, что действительно, почти все были призваны из Донецкой области. Шестаков – водитель с торезской шахты «Прогресс», Карпенко – горловский, Кирсанов и Сайко – ждановские металлурги, географию области можно было изучать по его взводу.
Первому выезду на станцию предшествовал длительный инструктаж. Майор Кудинов проводил для вновь прибывших его лично. Он хотел убедиться в серьезности и ответственности офицеров, чтобы расставить их с подразделениями в соответствии с полученным впечатлением. По поведению офицеров, по их вопросам, он, хороший психолог, мог определить, насколько сложную задачу можно доверить тому или иному подчиненному.
– Товарищ майор, разрешите обратиться? – Командир части в общих чертах уже обрисовал задачи, стоящие перед личным составом и ждал вопросы.
– Обращайтесь, лейтенант Семенов.
– Обратил внимание, что прибывшие со станции рядовые иногда белье и форму не отдают на утилизацию, а выходят в нем на следующий день. При этом новый комплект оставляют про запас. Это обусловлено дефицитом трикотажа или разгильдяйством личного состава?
– Вопрос в точку, лейтенант. Это второе. Покажете мне, кто у нас такой экономный, и я его отправлю в ваше распоряжение. Уверен, при таком командире солдат больше глупостей не наделает. Ваш взвод завтра отправляется на расчистку кровли третьего энергоблока. Теперь внимание на карту…
Тентованый 131-й ЗИЛ остановился практически возле того места, где к высокой стене третьего энергоблока примыкала лестница, ведущая на кровлю. Откинув задний борт кузова, бойцы спрыгнули на землю и бегом отправились к цели. Две минуты подъема по лестнице в жару, да еще и в спринтерском темпе. Семенов с некоторым отставанием от взвода шел последним, следом за Сайко, который выдохся на половине лестницы и поднимался все медленнее, а время, затраченное на подъем – это тоже облучение, значит, на работу останется меньше.
«В следующий раз металлурга отправлю на пункт санобработки, там ему бегать не нужно…» – отметил для себя Семенов.
Каждый из пятнадцати поднявшихся уже знал, какой участок должен отработать и допустимое время пребывания там. Даже в пределах крыши уровень излучения был разным – в некоторых местах можно было находиться на долее двух минут.
Отработавший свое время ликвидатор тут же спускался вниз и занимал место в кузове. Последним с кровли уходил Семенов. Его задачей было контролировать время и оценить фронт работ на следующий выход. Лишь поначалу он отвлекся на несколько секунд – вид с крыши открывался фантастически красивый: река Припять голубой полосой прорезала зеленый массив леса с севера на юг, огибая станцию. Совсем недалеко, в десятке километров начиналась Белоруссия с её пущами, а немного западнее станции пейзаж был безнадежно испорчен рыжими пятнами мертвых сосен. Деревья погибли, выполняя свою, предназначенную природой миссию – очищать воздух. Удар радиации был настолько силен, что даже погибшие уже сосны по ночам излучали небольшое свечение – словно предупреждая человека – сюда приближаться нельзя.