Каждый раз на обратном пути мокрые от жары бойцы пытались шутить и балагурить, но в лепестках это удавалось с трудом. Те, кто ходили не первый раз, в уме подсчитывали дозу. «Первачи» еще не могли разобраться в тонкостях учета и прислушивались в этом вопросе к бывалым. Мнения по поводу отношения к дозе радиации расходились кардинально.
– Схвачу уж лучше положенные рентгены да домой отчалю. Чего тут комаров кормить? Дома пельмени да жена! – Сержант запаса Петренко видел свое будущее оптимистично.
– Да как ты, Санек, бегаешь, так на пельменях и остановишься. Ты ж пока до края доползаешь, на рентгеновский снимок становишься похож! – балагурили его соседи по лавке в кузове грузовика. – Глянь, какой здоровый! Ты площадью своего белья впитываешь в полтора раза больше нормы!
– Та шо ж вы за люди такие, только порыготать вам, – отвечал шахтер, вытирая со лба пот здоровенным кулаком.
– Та не, Сань, мы ж по-доброму. Вот я, к примеру, на развалах лучше бы покорячился, – заметил Стешенко, которого призвали из Славяногорска.
Лесник считал, что лучше дозу брать мелкими порциями, пусть даже это займет больше времени, потому, когда был выбор, шел в составе тех партий, которые занимались разбором домов в зоне. К проживанию они были категорически не пригодны и подлежали сносу. Сколько таких улиц и деревень они снесли – не считали. Прямо с вещами, с мебелью. Единственное, что позволяли себе спасти – это телевизор в расположение. И то, если не «фонит».
Дни и недели текли быстро, как вода в верховьях реки. Олег уже свыкся со своими подчиненными, знал характер каждого – кто отважный и безрассудный, а кто – нерасторопный и с камнем за пазухой. Всякие попадались. Олег для себя сделал вывод, что его взвод – это такой себе срез общества. На одних можно было без сомнения положиться, а других следовало несколько раз проверить. Иногда замкнутый молчун вроде Петренко по итогам работы оказывался полезней, а значит, и честней, чем многие остряки. Разный люд прошел через взвод Семенова за два месяца, разный…
Когда число боевых выходов Олега перевалило за пятьдесят и учет дозы показывал, что допустимый предел в двадцать четыре рентгена уже наступит совсем скоро, майор Кудинов вызвал Семенова в штабную палатку.
– Разрешите, товарищ майор?
– Заходи. Вот, сменщика тебе прислали, – рядом с майором стоял коротко стриженный резервист с такими же, как у него, лейтенантскими погонами.
– Гоша! – вырвалось у Семенова. – Коновалов!
– О, так вы еще и знакомы… – Майор тоже улыбнулся, наблюдая перед собой радостные от неожиданной встречи лица подчиненных.
– Так точно! Учились вместе в политехническом! – отрапортовал Игорь Коновалов.
– Вот и замечательно… Значит, общий язык найдете. Семенов у нас в передовых ходит, а если вы одной школы выпускники, то есть надежда…
– Товарищ майор! Можно предложение не по Уставу? – обратился к командиру Коновалов. – У меня в воскреснье день рождения. А тут еще и встреча такая! Лет десять не виделись! Считаю, что за углом пить – это не благородно. Думаю, из любого закона могут быть исключения, даже если он сухой. Прошу разрешения накрыть по этому поводу скромный стол. Тушенка, овощи и беленькой немного.
– Ну, если немного… Ты, Коновалов, для новобранца уж больно резко в карьер взял! Ты смотри на него! – Майор картинно нахмурил брови. – Что там у нас, Троица ещё к тому же? Санитарная машина завтра в Киев едет получать медикаменты. Олег, отправляешься с ними. И торт Киевский привези. Ну чего стали, выполнять!
– Есть! – отрапортовали резервисты и, развернувшись через левое плечо, вышли из штаба строевым шагом и с улыбками на лицах.
Санитарную «буханку» подбрасывало на каждой кочке, и на жесткой скамье торт подпрыгивал, будто и не было в нем тех полутора килограммов.
Олег поймал себя на мысли, что за эти два месяца отвык от городской жизни. В Киеве уже давно отцвели каштаны и вместо свечек уже почти созрели колючие шарики плодов. В тени высоких деревьев на лавочках проводили время за разговорами и пролистыванием свежей прессы пенсионеры, худощавые студенты и другой озабоченный люд не давали закрыться ни на минуту распашным дверям станции метро «Крещатик», а проезжая часть была заполнена автомобилями, будто и не настало время отпусков.
– Донецк, пятая кабина. – Голос телефонистки отвлек Олега от разглядывания трех барышень, ожидавших своего вызова.
– Люсек! Это я, любовь моя! – Потрескивание в старой эбонитовой трубке было настолько сильным, что голоса жены Олег почти не слышал. – Да! Да! Это я! Как у вас? Все в порядке? У меня тоже, Люсь! Я скоро буду! Да не плачь ты, как я оттуда позвоню? Я же письма посылал! Получила? Ну вот, а говоришь, не люблю! Целую! Целую, слышишь? Осталось самая малость! Терпи уже! Да хорошо с моим здоровьем! Приеду, докажу! Да клянусь, все нормально! – В трубке раздался писк, предупреждающий, что время заканчивается. – Все, люблю, целую, буду через дня три, четыре, слышишь? – Разговор оборвался.
Весь обратный путь из Киева в зону отчуждения Олег вспоминал семью, сына, дом. За время сборов он ни разу не впадал в ностальгию, возможно, тому причиной была постоянная занятость или новый образ его жизни. Семенов взял себя в руки и решил подумать о чем-то другом. Например, о смекалистых тетках из очереди в ликеро-водочном. Как они, женского рода люди, различают кадровых военных и резервистов?!
– Сынок, ты так до закрытия не выстоишь, дружки твои-то небось ждут, а? – Олег почувствовал, как кровь приливает к лицу, давно он не краснел.
– Чего там стоишь, как тополь? Мужики, а ну-ка, пропустили партизана! Ему радиацию выводить надо! В лесу-то небось не густо со спиртным, а?
Благодаря инициативе тех двух женщин Олегу удалось попасть в отдел до его закрытия и вернуться в расположение вовремя и с трофеями, а в память ему запал последний тост майора Кудинова, сказанный в узком кругу офицеров:
– Всем, кто выполнил свой долг, не прячась за спины товарищей, выношу благодарность. Желаю вам, мужики, встретиться потом на гражданке, обняться, и чтобы здоровье позволяло по пять капель принять. Спасибо!
…Коридоры больницы профзаболеваний не похожи ни на одно лечебное заведение. Люди здесь ведут себя как-то иначе. Особенно заметно это стало после Чернобыля. Ликвидаторы проходили здесь регулярный медосмотр и были постоянными клиентами, только одни уходили с радостью, что прожили еще один полноценный год своей жизни, а другие, получив запись в медицинской карте, размышляли, как же успеть поднять детей на ноги за время, отпущенное высшими силами.
– Вы сюда? – Олег пришел в назначенное время и застал под кабинетом номер восемь единственного посетителя.
– Да, там занято… Долго уже. Я следующий, – ответил мужчина в возрасте с характерными синими полосами въевшейся в глаза угольной пыли.
Дверь открылась, и знакомый голос отвлёк Олега от изучения симптомов туберкулеза, описанных на выполненной вручную стенгазете в коридоре.
– О! Олежа! Привет, дружище! – Из кабинета врача вышел Гоша Коновалов. В руках он держал толстую книжку медицинской карты и пачку рецептов.
– Привет, дружище! Рад тебя видеть! – Олег искренне обнял товарища, обратив при этом внимание, что взгляд у него не радостный.
– Лучше бы не здесь встретились, а где-нибудь за столом, как майор велел, но теперь уж – не судьба. Берегу себя.
– Что такое? Техосмотр не прошел? – попытался пошутить Олег.
– Не прошел, дружище, не прошел… Вот, бегаю, инвалидность оформляю. Мое выступление закончено – теперь по больничкам до конца дней буду слоняться, – ответил Гоша.
– Что, так уж все плохо?
– Ну не знаю, врачи умными словами бросаются, но говорят, поживу еще, наверно… Вот, понаписывали уже, за день в очках не перечитать. – Гоша показал, какой толщины его медицинская карта. – Аутоимунный тиреоидит.
– Это что? – Олег такого диагноза еще не слышал.
– Счастливый ты человек, Олежа! В двух словах – это щитовидка, это зона.
– Так, а как же? У тебя сколько выходов-то было? Я жив-здоров, как видишь… – Семенов три раза сплюнул через левое плечо.
– Под сотню набралось, – ответил Гоша.
– Следующий! – раздался голос из кабинета после того, как оттуда вышел горняк.
– Проходите, мне к другому… – Шахтер виновато улыбнулся и направился в конец коридора.
– Да, да… Сейчас… – ответил Олег. – Как? Я ж тебя учил… У меня полтинник с лишком, а ты как умудрился?
– Как… Не вовремя мне замена пришла, некомплект, все дела… И на третьем блоке поставили задачу мягкую кровлю менять… Майор просил. Да и платили неплохо… Я ж и согласился… К ордену меня представили даже, к Красной Звезде.
– Гоша, Гоша…
– Да, Олежа… А как вернулся на шахту, они ходатайство майора посмотрели, говорят – ну, максимум, что можем – это «Шахтерскую славу». У нас в этом году лимит на орденоносцев исчерпан… Лимит исчерпан, понимаешь? Ну а я что… поблагодарил и откланялся… – Судя по горечи в его голосе, это была очень глубокая обида.
– Ну будете проходить или нет? А то я на перерыв сейчас уйду! – Доктор из кабинета номер восемь оставаться без обеда не собиралась.
Слова Игоря Коновалова о лимите на орденоносцев звучали в ушах у Олега Семенова, когда он через полгода с букетом гвоздик стоял перед гробом товарища.
– И в заключении о смерти написали причиной острую двустороннюю пневмонию… – Жена Игоря Конвалова шепотом выдавливала из себя каждое слово сквозь слёзы, рассказывая Семёнову о беде. – Историю болезни так, пролистали, сказали патологоанатому виднее… Вот такие дела, Олежек…
Какой-то представитель шахты говорил дежурные слова о выполненном долге, о спасенном поколении, о мужестве покойного, а в это время за спиной Игоря председатель горняцкого профсоюза шепотком обменивался мнениями со своим коллегой:
– За длинным рублем погнался, а оно ишь, как вышло. И зарплаты пятикратной на таблетки не хватило…