«Воображаемое общество» в «Кантигах о Святой Марии»: религиозно-нравственные идеалы мирян[661]
В 1990 г. Салюстиано Морета Велайос опубликовал статью под названием «Воображаемое общество Кантиг»[662], в которой предложил рассматривать «Кантиги о Святой Марии» как источник по представлениям короля Альфонсо Х об идеальном обществе. Эта статья наиболее ярко отразила сдвиг внимания исследователей «Кантиг о Святой Марии» от изучения отраженных в произведении аспектов реального социума Кастилии и Леона XIII в. к рассмотрению процесса создания образов и моделей общества в канцелярии короля Альфонсо Х.
В последние десятилетия исследователи показали на многочисленных примерах, что материал «Кантиг» может дать ценные сведения о воззрениях и политических стратегиях Альфонcо Х Мудрого и его канцелярии. Особенно ценны в этом отношении труды И. Сноу[663], К. Скарборо[664] и М. Кляйне[665], подчеркивающие пропагандистский характер создания «Кантиг» и потому рассматривающих «Кантиги о Святой Марии» как политический инструмент. Однако в своих исследованиях авторы сосредоточатся прежде всего на образах короля Альфонсо Х. При всей важности изучения образа короля для понимания его общего политического проекта, необходимо также рассматривать образ общества и отдельных его категорий – ведь идеальному монарху должно соответствовать идеальное общество.
Для Альфонсо X характерно целостное представление об обществе с четким распределением функций разных групп, которые вместе составляют тело, глава которого – король[666]. Данное представление изложено наиболее подробно в юридической форме в «Семи Партидах» (1265–1272). Между тем, на страницах «Кантиг о Святой Марии» возникают фактически все слои средневекового населения Кастилии[667]. Каждый из персонажей выступает представителем целой социальной группы. В рассказы о чудесах, случившихся с разными персонажами, автор вкладывал свои представления об их идеальном религиозно-нравственном поведении, восхваляя наиболее важные добродетели для того или иного коллектива или обличая наиболее характерные для них пороки[668]. В моем представлении необходимо рассматривать создание «Кантиг о Святой Марии» именно как продолжение проекта по реформированию социума, начатого в Партидах. А именно, юридические формулы Партид находили конкретное выражение и своеобразную «глоссу» в «жизненных» примерах «кантиг».
В историографии наблюдается особый интерес к изучению образов евреев и мусульман в «Кантигах о Святой Марии»[669], но это скорее связано с изучением «образа другого», нежели с интересом к представлениям Альфонсо о самом (христианском) обществе. До сих пор исследователей интересовали по большей части образы тех групп населения, находившихся как бы «на периферии» общества и о которых другие источники умалчивают или, по крайней мере, говорят гораздо меньше. Это дети, старики, женщины, больные, маргиналы[670]. Эти исследования в первую очередь преследовали цель осветить вопрос о жизни людей прошлого, дополняя ту картину, которую обрисуют другие источники, оставлявшие нам преимущественно информацию о деяниях мужчин. Следуя подобной логике, образ «обычных» категорий населения в творчестве Альфонсо Х не удостоился вниманием исследователей.
Учитывая особый религиозный контекст XIII в., для которого характерен новый, более пристальный взгляд Католической Церкви на поведение и духовную жизнь мирян, представляется важным проанализировать те религиозно-нравственные образы мирян, которые возникают в этом произведении. Подобный анализ поможет лучше понять, с одной стороны, какие религиозные тенденции эпохи находили отражении в «Кантигах», а с другой – то, как они использовались Альфонсо Х в соответствии со своими политическими целями. В работе, в частности, будут освящены религиозно-нравственные идеалы рыцарей и крестьян в «Кантигах о Святой Марии».
Общество «Кантиг»
Как уже было сказано речь не пойдет о кастильском обществе в «Кантигах», а скорее об особенном – сконструированном королем Альфонсо и его скрипторием – обществе, состоящем из персонажей этого произведения[671].
Как известно, в Средние века репрезентация общества, воспроизведение его иерархии в символическом ключе, играла колоссальную роль в самосознании людей и в утверждении власти[672]. На мой взгляд, «Кантиги о Святой Марии» можно рассматривать как сложный религиозный и политический образ, или систему образов, то есть общества, в целом. Этот образ сочетает в себе акустические, визуальные, словесные и перформативные элементы. Такой сконструированный образ, хотя и не был полным отражением реально существовавшего тогда общества, безусловно стремился на него повлиять.
Что же представляет из себя, понятое в таком ключе общество «Кантиг»? На самом деле «общество “Кантиг”» не единое, а скорее представляет собой противопоставление двух групп, двух «градов», если использовать терминологию Блаженного Августина – град Божий и град земной (то есть град дьявола). Кроме того, «град Божий» в «Кантигах» фактически можно называть «градом Девы Марии»: общность верующих группируется вокруг фигуры Богородицы. Король в своей роли трубадура и вассала не просто описывает состояние этого общества, но строит его, призывая всех людей, всех его реальных подданных, подчиниться Царице Небесной[673].
Кроме того, стоит подчеркнуть эмоциональное составляющее единства персонажей вокруг Девы Марии. Мири Рубин предложила применить теорию Б. Розенвейн об «эмоциональных сообществах»[674] к «Кантигам о Святой Марии». Таким образом, выявляется, по ее мнению, попытка Альфонсо Х и его канцелярии создать эмоциональное сообщество вокруг Девы Марии для укрепления единения христиан в его пиренейском королевстве[675].
Действительно, применение такого подхода способствует выявлению двойной цели «Кантиг»: прославить Богородицу и, одновременно, подталкивать людей к служению Ей, создавая для них конкретные модели поведения. Более того, «эмоциональное сообщество» Девы Марии в «Кантигах» создается не только за счет морально-нравственных уроков, содержащихся в рассказах, но также посредством перформативного характера «Кантиг». Роскошные миниатюры, инструментальное сопровождение, мелодия с повторяющимся припевом и, возможно – как подсказывают миниатюры и текст «кантиг» – даже танцы[676], были призваны помочь слушателям переживать события, принимать участие в них. Этот призыв то и дело становился эксплицитным через постоянные приглашения прославить Богородицу и возблагодарить Бога, вновь и вновь повторяющиеся в многочисленных кантигах. Особенно показательна в этом отношении кантига 409. Эта кантига как бы собирает всех персонажей произведения – от «королей и императоров» и до «деревенских жителей, ремесленников и селян» – чтобы они прославляли Богородицу «с песнями и танцами»[677].
Как выше уже было отмечено, не чужды кантигам и политические мотивы, связанные с образом короля Альфонсо X, его власти и политики. В «Кантигах» Альфонсо оказывается особым – эмоциональным – образом связан с Богородицей, которая поддерживает его и оказывает милость[678]. Таким образом, эмоциональное переживание «Кантиг» было призвано укреплять, помимо прочего, связь подданых с монархом и добавлять легитимности его власти и политике.
Итак, этот грандиозный труд является огромным полотном идеального общества и идеальной власти, сконструированным Альфонсо Х и его скрипторием. Но как именно предлагает мирянам Альфонсо включиться в «общество» Девы Марии? Попытаемся ответить на этот вопрос на примере рыцарей и крестьян.
Образ рыцарей в «Кантигах о Святой Марии»
В «Кантигах» рыцари упоминаются 53 раза – больше всех других категорий населения, если не считать упоминания короля и королевы[679]. При этом их можно считать главными героями 38 кантиг, равномерно распределенных по всему произведению. Именно на этих рассказах мы и построили свой анализ.
Как известно, в Кастилии XIII столетие стало временем расцвета рыцарства. Создание нового рыцарства было частью политической программы Мудрого короля. Программа, главной целью которой было усиление центральной власти монарха. Немаловажная роль в этом процессе отводилась созданию идеологии рыцарства. Руководствуясь новой созданной идеологией, кастильское рыцарство должно было стать, согласно плану Альфонсо, опорой монархии[680]. В этом отношении следует выделить, в частности, поддержку монархом военных орденов и создание ордена Святой Марии Испании (Santa María de España).
Свое видение нового рыцарства было изложено Альфонсо X во Второй Партиде. Альфонсо относит рыцарей к категории «защитников» (defensores) – одной из трех групп средневекового общества согласно распространенному с XII в. делению – и они представляют наиболее почетную часть защитников[681]. Далее в тексте Второй Партиды говорится о важнейших добродетелях рыцарства. Такое внимание к нравственной стороне рыцарства является попыткой закрепить определенную рыцарскую идеологию в рамках кастильского королевства и одновременно соединить ее с идеей рыцарства, существовавшей за пределами Пиренеев с XII в. Рыцарям в первую очередь следует обладать четырьмя кардинальными добродетелями – благоразумием, мужеством, умеренностью и справедливостью, символом которых выступает меч, который эти воины носят. Как говорится в тексте Партид, именно эти добродетели способствуют тому, чтобы они смогли «защищать Церковь, королей и всех остальных»[682].
Перенесем теперь наш взгляд с идеального образа рыцарей во Второй Партиде к облечению их пороков в «Кантигах», для выявления особенности формирования религиозной идентичности рыцарства в королевствах Альфонсо Х[683].
Похоть – наиболее часто встречающийся в «Кантигах» грех, связанный с рыцарями. При этом, он появляется почти исключительно в отношении рыцарей или священнослужителей, давая понять, что им стоит особенно остерегаться от этого греха. Похоть рыцарей описывается в «Кантигах» на контрасте с чистой любовью к Богородице и с Ее чистотой. Многочисленны примеры прелюбодеяния рыцарей: они пытаются подтолкнуть девушек на добрачные отношения (CSM 195.312), соблазнять замужних женщин (CSM 64) и даже монахинь (CSM 58.94). Рыцари без колебаний прибегают к насилию (CSM 317) и к услугам колдуний или сводней за помощью в любовных делах[684] (CSM 64.312).
Опираясь на существовавшие в рыцарской среде традиции служения Прекрасной Даме, Альфонсо предлагает рыцарям отворачиваться от земной любви и отдаваться любви и служению Деве Марии. Для рыцарей любовь к Деве Марии имеет вполне определенные проявления: молитва Ave Maria, посещение месс в честь Богородицы, почитание Ее образов, доверчивое обращение к Ней в телесных и духовных опасностях… при этом все эти проявления отличаются частотой и регулярностью (многие из них – каждый день). В этом отношении, показательны кантиги, в которых Мария выступает в образе Прекрасной Дамы рыцарей. Так, в кантиге 16 Дева Мария является рыцарю, который молился Ей каждый день в течение года, чтобы добиться любви некой дамы, и требует от него выбрать между Ней и его возлюбленной. Рыцарь выбирает Богородицу, а Она – с женской кокетливостью устраивает подобие испытаний, назначенных дамами своим претендентам – просит рыцаря молиться Ей столько же, сколько он молился за другую женщину. По окончании года Богородица забирает рыцаря к Себе на Небо[685].
Однако похоть преследует всех людей, даже самых благочестивых. Кантиги показывают, что единственное надежное средство бороться против этого греха – молиться Пресвятой Деве (наиболее показательный пример – кантига 336).
Разумеется, война занимает центральное место в образе рыцарей, даже в том образе, который конструировали благочестивые песнопения Альфонсо Х. Наилучшим примером поведения для рыцарей выступают святые-воины и поэтому неслучайно, что именно с рассказа о них начинается формирование образа идеального рыцаря в «Кантигах о Святой Марии».
Так, на страницах «Кантиг» (CSM 15, 165, 233) встречаем небесных рыцарей, то есть рыцарей, посланных с Небес Богом или Богородицей для защиты верных им людей[686]. Небесное воинство в «Кантигах о Святой Марии» является фактическим воплощением покровительства Богородицы по отношению к преданными Ей людям. Особенно наглядно это проявляется в кантиге 165, где рассказывается о спасении города Тартуса от мусульман небесными рыцарями, пришедшими «по повелению Девы, матери Исы» (CSM 165, 48). Для образа идеального рыцаря это означает, что так же, как Богородица защищает своих верных в любых обстоятельствах, функцией рыцарей становится защита христиан от всех опасностей. Даже при нападении ими двигает (или должно двигать) желание защищать христиан. Они «defensores» [защитники] в полном смысле этого слова.
Кантиги, повествующие о рыцарях, можно рассматривать как попытку транслировать рыцарский кодекс, то есть фактически как попытку создания новой рыцарской идеологии, сочетавшей в себе светский и церковный взгляд на рыцарство. Точнее говоря, кантиги являются только частью этой попытки, начатой в юридической форме в Партидах и развивающейся теперь в морализованных рассказах, наглядно показывающих все тонкости представлений Альфонсо X об идеальном рыцарстве.
Ряд песнопений подчеркивают, что рыцари должны защищать особенно наиболее слабых и нуждающихся (CSM 233, 237). Вместе с тем король Альфонсо Х считает нужным обличать рыцарей за неправильное использование насилия, ведь они получили оружие для выполнения своей функции защиты.
Тема несправедливого насилия, встречается впервые в кантиге 19, в которой рассказывается известная история об одном магнате (ric-hóme), который вместе с двумя другими рыцарями убил своего врага перед алтарем в храме Девы Марии. Когда же они собирались уйти, то не cмогли этого сделать, так как Бог направил на них огонь с неба, сжигающий их тела. Под воздействием этих мучений рыцари раскаялись и начали просить милости у Богородицы. Тогда огонь угас, и они исповедовались у епископа, который приказал им, в качестве епитимьи, отправиться в изгнание.
Перед нами – личная месть. Однако в рассказе акцент делается не на самом факте убийства, а на месте преступления – храме Богородицы. Именно поэтому в кантиге подчеркивается, что рыцарь был «гордым» (sobervioso) – он не остановился даже перед самым святым для совершения личной мести. Убийство в храме, что отражается в юридических документах эпохи, является двойным преступлением, так как является еще и осквернением храма, то есть нападением на Бога и на Богородицу[687]. Храм – это сакральное пространство, в котором нет места насилию.
Подобно тому, как Богородица защищает храм, Она каждый раз вмешивается для защиты преданных Ей людей, как повторяет припев кантиги 22: «Большое могущество есть у Богоматери, чтобы защищать своих и помогать им» (CSM 22, 1–2). Она оказывается всегда на стороне защищающихся – именно такая позиция считается справедливой. Богородица становится идеальным примером для рыцарей, ибо своим покровительством выполняет миссию защиты слабых.
Кроме того, за этими кантигами скорее всего стояло желание монарха установить мир и порядок в своих территориях. В выполнении этой задачи фигура и авторитет Девы Марии стали играть важную роль, пропагандируя идеи мирного решения конфликтов среди христиан, снабжая рыцарей новой идеологией защиты слабых, и направляя их усилия на борьбу с врагами христиан.
Еще один порок, часто встречаемый в «Кантигах», повествующих о рыцарях, который дополняет их образ, – алчность или сребролюбие. Четыре песнопения рассказывают об алчных рыцарях (CSM 155, 194, 216, 281). Наиболее интересный материал для образа рыцарей предоставляют две кантиги, повествующие о рыцарях, которые идут на сделку с дьяволом ради богатств (CSM 216, 281). Из «дьявольской природы» денег (выражение Ж. Ле Гоффа) следует более явное присутствие князя тьмы в этих рассказах.
В этих рассказах рыцари поддаются дьявольскому искушению, чтобы вернуть свое материальное богатство, а Богородица вмешивается, чтобы напомнить им главный урок: вера в Нее разрешает любые проблемы, сколь сложными бы они ни казались.
Рассказы о рыцарях, ставших вассалами дьявола, противопоставляют Марию и дьявола как феодальных сеньоров, которые требуют верности и службы взамен покровительства. С помощью подобной феодальной символики наглядно показывается противоборство добра и зла, Бога и Богородицы против Сатаны; подчеркивая при этом каждый раз превосходство Марии над темными силами. Так, Альфонсо Х предлагает рыцарям стать вассалами той же Госпожи, которой он служит и восхваляет в «Кантигах».
Кантига 152 дает нам краткое описание образа рыцарей. Главный герой представлен как «рыцарь статный и красивый, умелый и хороший войн, но похотливый, гордый и коварный»[688]. Ему является Богородица и показывает большое серебряное блюдо, наполненное желтой жидкостью, горькой на вкус и дурно пахнущей. Дева объясняет рыцарю, что эта тарелка символизирует его самого: он красив и искусен снаружи, но внутри полон греха (аллегория, подобная той об «окрашенных гробах» (Мф. 23:27), использованной Христом против фарисеев). Именно грехи похоти и гордыни, олицетворяемые этим персонажем, как мы видели, наиболее часто повторяются в кантигах о рыцарях. Это показывает интерес Альфонсо X к моральному аспекту рыцарской идеологии, уже затронутому в Партида» и развитому в «Кантигах» на конкретных примерах, полных поучений.
Образ крестьян в «Кантигах о Cвятой Марии»[689]
Крестьяне обычно не привлекали внимания духовных авторов, и в тех случаях, когда о них упоминали чаще всего, их укоряли за их «низость». Однако начиная с XII в. взгляд на веру «простецов» как на особый путь к Богу становится особенно актуальным, возможно в связи с возникшим тогда новым взглядом на бедность[690]. Некоторые авторы были склонны видеть в них избранную категорию – Dei cultores, особенно предрасположенную к спасению в силу своего простого образа жизни[691].
Религиозно-нравственный образ крестьян в «Кантигах о Cвятой Марии» формируется вокруг двух весьма различных аспектов: полноты и искренности их веры в Бога и Богородицу, с одной стороны, и опасности, которая подстерегает их от такого важнейшего греха, как алчность, с другой.
В рассказах о крестьянах в «Кантигах о Cвятой Марии» важную роль часто играют дети (CSM 53, 178, 228). Они выражают важную для автора «Кантиг» «крестьянскую черту» – простоту, понимаемую как безусловная вера. В «Кантигах» Богородица проявляет особую близость к детям. Они часто обращаются за помощью к Матери Небесной в своих нуждах, несмотря на сопротивление взрослых, и получают от нее заступничество.
Если, с точки зрения автора «Кантиг», вера в Богородицу является одной из ключевых добродетелей, которые украшают крестьян, неудивительно, что ее отсутствие уродует их. Это, конечно, чаще всего проявляется не в поведении, а в духовном облике человека, но персонаж кантиги 61 должен был служить напоминанием о данной истине[692]. Ее герой – полная противоположность детям из предыдущих рассказов. Здесь главным персонажем является обеспеченный крестьянин (vilão de gran barata), не верующий в подлинность туфли (çapata) Богородицы (которая хранилась в женском монастыре в Суассоне). Когда по дороге на ярмарку он обсуждал эту реликвию с четырьмя другими людьми, рот у него своротился так, что он стал уродливым и боль была невыносима. В раскаянии он отправился в паломничество к монастырю, где хранилась туфля, и лег перед алтарем. Аббатиса принесла ему реликвию и потерла ею его лицо. Тогда оно вернулось в прежнее состояние, а крестьянин, простившись со своим сеньором, остался служить в монастыре.
В кантигах о крестьянах наказание является примером для всех людей и вместе с тем возможность для проявления «социального аспекта» веры. Например, вера товарищей стала поводом для исцеления крестьянина, работавшего в день праздника св. Кирика[693] и которого постиг паралич (CSM 289). Крестьянин исцелился, когда товарищи отнесли его в храм Богородицы Аточи и молились, чтобы Бог простил его грех.
Социальный аспект веры крестьян особенно хорошо показан в кантиге 22. Действие происходит в Арментейре (Понтебедра, Галисия). Земледелец по имени Матеус подвергся нападению вооруженного отряда во главе с рыцарем, который поссорился с сеньором Матеуса. Однако Дева Мария защитила его, и воины не могли причинить ему вреда. После того, как земледелец объяснил, что сама Богородица за него заступилась, воины признали факт чуда, покаялись, прося прощение у Матеуса. Тогда Матеус отправился в паломничество в Рокамадур, чтобы благодарить Богородицу. Тем самым подчеркивается, что даже крестьяне, живущие с верой в Бога и в Богородицу, не только сами спасаются, но и могут служить средством обращения других людей[694].
Что касается алчности, то пример кантиги 128 очень красноречив. В ней мы встречаем один из самих негативных крестьянских образов во всем произведении. Действие происходит во Фландрии. Некий крестьянин хотел иметь много пчел, но не желал трудиться. Поэтому он решил обратиться к услугам колдуньи. Она посоветовала ему, чтобы в следующий раз, когда тот пойдет к причастию, не проглатывать гостию, а, сохранив ее за щекой, отнести в улей и оставить там. Но когда спустя какое-то время крестьянин хотел проверить результат своих махинаций и открыл улей, то увидел там Богородицу с Сыном на руках. Он так испугался, что прибежал в местный храм и рассказал об этом приходскому священнику, который отправился к улью и убедился в истинности рассказа крестьянина. Тогда священник, собрав приходской совет, решил организовать крестный ход к улью. Алчность и лень подталкивают этого крестьянина совершить гораздо более серьезный грех – богохульство, то есть осквернение Тела Господня. Поэтому в кантиге говорится, что он «потерял рассудок» от алчности, ведь покушался он на самое святое для достижения своих ничтожных целей. Более того, вместо обращения за помощью к святым он просил совета у колдуньи.
Отдельные аспекты подобного представления об этой категории населения можно назвать типичными для эпохи (предупреждение крестьян против жадности является общим местом в церковной дидактической литературе высокого Средневековья). Однако «Кантиги» представляют нам исключительно полный (и положительный!) нравственный образ крестьян для XIII в. Можно сказать, что автор «Кантиг» обращает особое внимание на эту категорию населения, вырабатывая для нее конкретные нравственные установки. Важно и то, что крестьяне изученных нами кантиг являются «самостоятельными героями» рассказов, их роль в них не второстепенная. Более того, они демонстрируют способность вести праведный образ жизни и общаться с Богом и Богородицей без необходимости какого-либо посредничества со стороны клириков или грамотных мирян.
В рассмотренных нами образах заметно стремление короля и его канцелярии закрепить определенные функции за каждой категорией населения: защита слабых в случае рыцарей и пример веры и простоты со стороны крестьян[695]. В этом отношении, образ общества в «Кантигах» совпадает с представлением о народе как о едином теле, изложенном в Партидах, и тем самим является частью «политической теологии» Альфонсо Х Мудрого[696]. Именно создание подобного «потестарного образа» в его религиозном измерении – не исключая другие дополнительные мотивации – и дает нам ключ к пониманию причин создания столь амбициозного проекта, развивавшегося на протяжении более 15 лет в королевском скриптории Альфонсо Х.