королевства лежит на Родриго, который сначала вторгся в запертый замок, а затем соблазнил девушку. То есть по сути, не считая начального эпизода с мотивом королевской вины, запрет был нарушен дважды. В то время как в латинских хрониках ключевым в судьбе короля и Испании оставался лишь мотив «королевской вины», в хронике Родриго Толедского говорится, что именно соблазнение становится роковым событием: «Это [соблазнение] стало причиной разгрома готской Испании». В «Хронике 1344 года», видимо, под влиянием романсной традиции разрастается и история Родриго и соблазненной девушки. Она впервые названа по имени Таба (Taba), позже в хронике Корраля ее назовут Кава (Cava), что в переводе означает «плохая женщина» (mala muger), следовательно, в таком случае вина за деяние лежит не только на самом герое. Отметим, что дополнительный эпизод о письме Кавы, в котором она жалуется отцу на свое бесчестье и который существует в «старом» романсе как отдельный эпизод, появляется только в «Хронике 1344 года», до этого момента Хулиан узнает о деянии Родриго со слов девушки. Кроме того, меняются обстоятельства смерти короля: король не гибнет как подобает эпическому герою в битве. Как сообщает «Хроника 1344 года», Родриго мог погибнуть в море или умереть в горах, или его могли съесть дикие звери[959]. Подобный финал в данном случае, восходит к житийному началу и носит скорее характер легенды или фольклорного вымысла, который заимствует эпическая традиция.
Обобщая все сказанное, можно выстроить некоторую классификацию значимых эпизодов во всех хрониках:
29. неизменным во всех текстах остается мотив вины: вина последних готских королей и вина Родриго за соблазнение девушки;
30. общим является мотив мести за поруганную честь, который в процессе эволюции сюжета переходит от Родриго и сыновей Витицы к графу Хулиану и определяет его единоличную вину за гибель Испании;
31. общей является характеристика Родриго: с одной стороны, он плохой правитель, нарушающий запрет (соблазнение/вторжение в замок); с другой стороны – хороший воин, сражающийся за свое королевство.
Все перечисленные общие мотивы: вина, нарушение запрета, месть, героическая битва, встраиваются в эпическую повествовательную модель, где ключевым эпизодом становится вовсе не соблазнение девушки, а битва за Испанию, описание которой разрастается с каждым последующим текстом. Именно эпическая битва с маврами встраивает Родриго-короля в систему эпических персонажей и превращает его в героя-воина; определяет вину графа Хулиана как эпического предателя; гибель героя в битве оправдывает и смягчает вину Родриго за нарушение запрета. Тогда как в системе эпических мотивов соблазнение Кавы, понимаемое как нарушение запрета, становится необходимым поводом к реализации главного эпического деяния короля – гибели за преданную Испанию.
Возвращаясь к вопросу о природе цикла романсов о последнем готском короле Родриго, еще раз отметим, что весь цикл принято относить к эпическому корпусу. Это связано как с перечисленными общими эпическими мотивами, так и с образом самого Родриго, который, как мы выяснили, остается неизменным на протяжении всей истории существования легенды, несмотря на то что сам сюжет подвергается существенным изменением под влиянием разных традиций. Вероятно, в данном случае можно говорить о том, что ядром цикла следует считать романс о проигранной битве и потере Испании, повествующий о ключевом историческом событии легенды (романс «Поражение Родриго» [La derrota de Rodrigo]). В данном сюжете описывается эпизод о том, как войска Родриго проиграли битву маврам: «Воины дона Родриго теряли мужество и бежали, когда в восьмом сражении их враги победили… Родриго покидает свои земли…»[960]. В романсе описание проигранного сражения построено по эпическому принципу. Поражение происходит в восьмой по счету битве (en la octava batalla sus enemigos vencían), что в данном случае гиперболизировано подчеркивает первоначальную силу короля и его войска (в «Истории Испании» сказано, что мавры вторгались в Испанию трижды). Во-вторых, проигранная битва вынуждает короля покинуть свое королевство в одиночестве: «… из королевства уезжает. Один он [Родриго] идет несчастный»[961]. Одиночество героя после проигранной битвы – частый эпический мотив (ср. князь Игорь в «Слове о полку Игореве»). Весь романс построен на антитезе былого величия и нынешних горестей. Традиционный атрибут эпического героя-воина – меч, который, как правило, является непобедимым, в данном случае оказался поврежден в битве: оружие его все измято, там, где раньше было в драгоценных камнях. Меч сломан от ударов, которые он получил[962]. Все, что происходит с дальнейшим формированием цикла, вероятно связано с влиянием других традиций. Так, очевидно, новеллизирован и даже отчасти литературен (сравнение Кавы с Еленой Троянской) эпизод с соблазнением Кавы, который, как мы увидели, достраивается и расширяется уже в хроникальных источниках, возводя изначально периферийный эпизод в разряд ключевых.
Краткая хроникальная история о гибели Испании в латинских хрониках начинает полностью переворачиваться в хронике Родриго Толедского XIII в., который включает в повествование мифологический и сказочный материал. «История Испании» Альфонсо X Мудрого, опирающаяся на текст архиепископа Толедского, также сохраняет мифологический и фольклорный пласт. В последних двух упомянутых хрониках появляется фольклорный мотив «плача» или «всеобщей скорби», которому также будет посвящен один из романсов. Дальнейшая эволюция легенды в «Хронике 1344 года» связана с развитием фольклорного мотива женской жалобы и введением финального эпизода о гибели героя в контекст житийной тематики, которые очевидно проникают в хроникальное повествование под влиянием романсной традиции. В сюжете романса «Покаяние Родриго» (Penintencia de don Rodrigo), построенного на основе житийного мотива покаяния, ведущего отшельнический образ жизни Родриго поедает змей[963], что по мнению героя может искупить его вину за соблазнение девушки и потерянное королевство.
Таким образом, проведенная реконструкция эволюции сюжета и выявленные сюжетные сходства и различия в хрониках и романсах позволяют нам согласиться с мнением Р. Райта о том, что устные романсы и письменные хроники могли возникать и развиваться параллельно. Тесное взаимодействие устной и письменной традиции позволяет сюжетам вбирать в себя черты разных жанровых форм. Анализ сюжета о последнем готском короле в разных источниках позволил как показать влияние на письменный сюжет его устного варианта, так и предположить, что ядром устного варианта легенды стало, по-видимому, сказание о последней битве, приобретающее в хрониках все более эпический вид.
Ольга ПисниченкоХроника как политический дискурс. Модификация поведенческих моделей путем идеализации и трансформации эпических фигур в «Истории Испании» Альфонсо X
В наших прошлых работах мы неоднократно защищали тезис, что идея рыцарства, как сословия, была привнесена в кастильско-леонское общество XXI Титулом Второй Партиды, масштабного правового кодекса, созданного во времена правления короля Альфонсо Мудрого. Ранее мы уже обращали внимание на тот факт, что моральные ценности и поведенческие модели, представленные в кодексе как атрибут рыцарства, так же предстают перед читателем (или слушателем) в исторических хрониках, написанных по инициативе короля. Таким образом, возникла идея изучить поведенческие модели, зафиксированные в «Истории Испании», исходя из того, что они отражают политические воззрения Альфонсо Х.
Нашей главной задачей было проанализировать эпический материал, который является частью «Истории Испании»: легенды, которые до того, как стать частью хроники Альфонсо Х, содержались в более ранних исторических трудах, а также передавались устно поэтами и сказителями. О том, что многие эпизоды «Истории Испании» имеют фольклорное и эпическое происхождение, неоднократно упоминалось в трудах испанских ученых, начиная с Менедеса Пидаля в 1923 г.[964], вплоть до фундаментальной научной работы Диего Каталана 2001 г.[965] Последний доказывает, что хронисты XIII в., как работающие по указаниям Альфонсо Х, так и их предшественники (Родриго Хименес де Рада и Лук Туйский) не только были хорошо осведомлены о содержании устных эпических поэм, но и часто использовали их в своих трудах как исторические источники[966].
Прежде всего во время работы с «Историей Испании» мы обратили внимание на легенды о Ронсевальской битве и роли, которую в ней сыграл Бернардо дель Карпио, Фернане Гонсалесе и образовании Кастильского графства, «Легенду о графине-предательнице», разделении королевств при короле Фернандо I, «Молодые годы Родриго» и весь комплекс эпических сказаний о Сиде. Становясь элементами хроники Альфонсо, эти легенды претерпевали определенные изменения, которые частично могут быть идентифицированы с помощью более ранних источников. Например, эпизод, в котором Сид предстает как вассал Альфонсо VI после завоевания им Валенсии, не упоминается в более ранней хронике «История Родриго Диаса, Кампеадора» (Historia Roderici Didaci Campidocti)[967], написанной через несколько лет после смерти Родриго. Точно так же версия о французском происхождении Бернардо дель Карпио комментируется, как часто воспроизводимая, но не правдоподобная, самими авторами «Истории Испании»[968].
С точки зрения Жоржа Мартина, подобное выборочное использование разнообразных источников и поиск исторической правды, путем выбора более правдоподобной версии события с помощью логических выводов или анализа авторитетности выбранного источника, являются явными доказательствами существования уже сформированного политического дискурса, который отражает «менталитет» и «идеологию» того, кто его продвигает