Образ Исидора в «Готской истории» гораздо более сдержанный; вообще, специально о нем Родриго не пишет, видимо, воспринимая его как «леонского» святого. И хотя хронисты Альфонсо Х ориентировались на светскую аудиторию, не рассказать о самом известном вестготском святом (чей культ, к тому же, пережил второе рождение) он не могли. Разумеется, они заимствовали более красочный и запоминающийся образ святого, изложенный Лукой Туйским.
Следующий эпизод взаимоотношений Рима и вестготской Испании относится к 638 г. и связан с письмом епископа Сарагосы Браулиона, адресованного папе Гонорию I. В тексте эта история описана так: «На этом соборе снискал большой почет и уважение епископ Сарагосы Браулион; он произнес там великолепную проповедь, поскольку был он хорошим священником, так что его книги и прочие прозведения до сих пор пользуются любовью и почитанием Церкви. Этот епископ был настолько красноречив и так хорошо выражал свои мысли, что его письма весьма ценились и в римской курии». Источником данного фрагмента, несомненно, послужил отрывок из «Истории об испанских событиях»[1034], причем хронисты Альфонсо только перевели его на старокастильский, нисколько не меняя смысл, разве что добавили похвалу красноречию Браулиона. В свою очередь Родриго пользовался данными так называемой «Мосарабской хроники» (другое название – Continuatio Hispana), написанной в 754 г. неизвестным клириком в Кордове или, возможно, в Толедо[1035]. Однако в «Мосарабской хронике» не упоминается Рим: там сказано лишь, что Браулион выступил на соборе с проповедью и что его произведения клирики читают и поныне[1036]. Родриго узнал о том, что Браулион писал римскому папе, из другого источника (возможно, из соборных актов) и счел нужным эту информацию добавить, да еще и подчеркнуть, что римские священники восхищались его красноречием. Впрочем, подробностей переписки Родриго не сообщает. Между тем, как нам известно, ок. 637 г. папа Гонорий I получил из Испании донесение, будто бы после смерти короля Сисебута, известного своими антииудейскими законами, вестготские епископы перестали обращать иудеев в христианскую веру или делали это недостаточно энергично. Собственно, Браулион в своем письме как раз и ответил папе, что дело обстоит ровно наоборот и что при содействии короля Хинтилы епископы Испании активно проповедуют среди иудеев[1037].
Родриго Толедский мог не знать содержания письма Браулиона: ведь единственная дошедшая до нас рукопись переписки епископа Сарагосы хранилась в архиве Леонского собора; в Толедо ее копии могло и не быть[1038]. Можно также предположить, что Родриго сознательно умалчивает о конфликте между епископами Испании и папой, указывая только, что красноречивое послание епископа Сарагосы было благосклонно принято в Риме.
Не в пример более подробно описана поездка в Рим ученика Браулиона, пресвитера Тайона. Действительно, в 646–649 гг. Тайон по поручению короля Хиндасвинта ездил в Рим, в папскую библиотеку, где скопировал «Моралии на книгу Иова» и «Гомилии на Иезекииля» Григория Великого. Приехав в Испанию, Тайон написал «Сентенции», в основу которых легли как раз «Моралии»[1039].
Согласно «Истории Испании» и Родриго Толедскому, Тайон прибыл в Рим на аудиенцию к папе и попросил у него «Моралии». Однако книги ему не выдали, сославшись на недостаток времени и на то, что книги в апостольской библиотеке хранятся в совершенном беспорядке. Тогда Тайон отправился в церковь Св. Петра, где провел ночь в слезной молитве. В ответ на его просьбы ему явился сам Григорий и указал, в каком именно сундуке хранятся искомые сочинения. Первоисточником этой легенды, по-видимому, следует считать все ту же «Мосарабскую хронику»: Родриго Хименес де Рада копирует ее текст практически без изменений, а хронисты Альфонсо, также на изменяя содержание, переводят на старокастильский. Нас, впрочем, интересует самый конец этого рассказа. Автор «Мосарабской хроники» отмечает, что «с того дня все [клирики] апостольского престола прославляли достопочтенного Тайона, при том, что раньше они смотрели на него свысока, как на малодушного». На этом его повествование завершается. Родриго Хименес, в целом, повторяя информацию своего источника, добавляет, что после обретения книги он получил благословение папы и стал «почитаем в Риме и в Испании»[1040]. Этой фразой Родриго как будто пытается сгладить нелюбезный прием, оказанный Тайону в Риме, и убедить читателя в том, что римский папа на самом деле отнесся к святому с должным уважением (хотя сначала презирал). Добавление Родриго затем перешло в «Историю Испании» и обросло некоторыми подробностями[1041]: так, снискав славу и уважение в Риме в глазах папы и его кардиналов, Тайон стал пользоваться уважением в авторитетом и в Испании.
Хронисты Альфонсо не обошли вниманием диспут Юлиана Толедского и римского папы Бенедикта II, точнее, указали, что диспут имел место быть, но в подробности вдаваться не стали[1042]. Между тем, суть спора была им известна, ведь она излагается в «Готской истории», которой следуют хронисты[1043]. По всей видимости, детали богословского диспута не слишком интересовали авторов «Истории Испании» и их читателей – светских аритократов, так что они решили сократить текст источника, хотя, как мы видели на примерах выше, обычно они просто дословно переводят его на старокастильский.
Примечательно, что в рассказе о теологическом споре Бенедикта II и Юлиана (речь шла о сущности Троицы) вдруг появляется римский император (emperador de Roma), апелляция к которому, в конечном счете, и решает диспут в пользу епископа Толедо[1044]. Император фигурирует и в «Готской истории», и в «Мосарабской хронике», ставших источником этого отрывка[1045]. Принято считать, что автор «Мосарабской хроники» имеет в виду императора Византии Константина IV, который упоминается во втором каноне XIV Толедского собора как pius et religiosus. Между тем, испанская исследовательница М. Вальехо Хирвес отмечает, что среди византийских документов никакого панегирика не обнаруживается; она предполагает, что он был включен в утраченный Liber carminum Юлиана, о существовании которого мы знаем от Феликса Толедского[1046].
Возвращаясь к анализируемому казусу, отмечу, что Родриго Хименес де Рада вставляет прилагательное Romanus, уточняя, о каком именно императоре идет речь (в «Мосарабской хронике» просто imperatoris). Отталкиваясь от «Готской истории», хронисты Альфонсо в свою очередь сделали роль императора в теологическом споре весьма значимой. Именно он поставил в споре точку, отправив в Испанию письмо, в котором признал доводы Юлиана справедливыми – из текста Родриго и «Мосарабской хроники» следует, что это сделал Бенедикт II, что полностью соответствовало действительности. Хронисты Альфонсо описывают совершенно другую ситуацию: император – глава светской власти – является высшим арбитром даже в теологических спорах. По всей видимости, эта модель больше импонировала Альфонсо Х.
Конфликт юрисдикций церковной и светской властей показан и в заключительных «готских главах», где события излагаются в соответствии с «Историей об испанских событиях» Родриго Толедского. Так, король Витица настроил против себя «пожилых и прославленных прелатов Толедской церкви». Те пожаловались на короля в Рим. Желая перетянуть клир на свою сторону, Витица разрешил священникам сожительствовать с женщинами, что противоречило постановлениям собора в Эльвире, а затем «приказал им не повиноваться ни постановлениям, ни документам из Рима, запрещающим им то, что он приказывал делать»[1047]. Примечательно, что власть короля в вопросах церковной дисциплины в данном случае оказывается выше власти Рима. Однако Витица описывается как дурной король. Конфликт с церковью – не только с вестготским епископатом, но с кафедрой Рима – является в глазах хронистов одной из самых страшных ошибок Витицы, приведшей в конечном итоге к гибели королевства готов. Добрый король всегда находится в согласии с Церковью и не употребляет свою власть во вред церковной дисциплине.
В заключение скажем несколько слов об образе Рима и о том, как он создается. Итак, римская кафедра является безусловным авторитетом в вопросах веры и христианской доктрины. Это – сокровищница знаний о божественном, где хранятся главные сочинения христианских авторов. При этом с римским папой можно спорить, как это делал Юлиан Толедский, но примечательно, что такой спор ведет не к разрыву, а к единению, поскольку служит установлению истины. Все наши авторы старательно рисуют образ единства и бесконфликтных взаимоотношений Рима и Церкви Испании. Говоря словами средневековых авторов, Церковь Испании является членом тела христианской Церкви, глава которой – Рим.
Этот образ в «Истории Испании» строится в основном на материале «Готской истории» Родриго Хименеса де Рады: во‑первых, это вообще главный источник хронистов, во‑вторых, Луку Туйского в основном интересуют только фигуры Леандра и Исидора Севильских. Рассказ о последнем и о связанных с ним чудесах вошел в «Историю Испании». Как правило, хронисты Альфонсо полностью заимствуют нужный фрагмент из сочинений предшественников, стараясь не менять его ни в чем, кроме перевода на старокастильский. Подчеркну, что речь идет именно о целостном фрагменте, а не об отдельных предложениях. Именно целая законченная «история» является своего рода «кирпичиком», и которых строится текст «Истории Испании».