А пока что таким людям, как Тарле, который хорошо понимает мировую историю, остается ждать, не понимая, что главное опасение придет из внешней сферы, из сферы воздействия империалистического государства. Вот почему вся дальнейшая работа Тарле только в этом свете может быть объяснена. Тарле ни на минуту, ни на секунду не переставал быть врагом Советской России. Но он понял на определенном периоде времени, у нас создается такое положение, что изменение придет извне, и поэтому он готовился в министры иностранных дел, а пока занимался историей между народной политики. Поэтому как тогда не был случайным интерес Тарле именно к рабочему классу, так совершенно неслучайным был интерес Тарле к внешней политике.
И совершенно естественно, что в области внешней политики Тарле защищал все время непрерывно одну и ту же национал-империалистическую, национал-либеральную точку зрения, занимаясь апологетикой русского царизма. А раз царизм находится вне всякого подозрения, виновата в войне Германия, то безусловно уж Франция невинна аки агнец.
Но бывали моменты, когда Тарле покровительственно относился к нашей внешней политике. Он написал статью об Англии и Турции, после того, как Кемаль-Паша победил[1165]. Он заявил следующим образом, что «совершенно естественно, что Россия, даже Франция (он с французским мнением очень считался), [цитата]».
«Конечно, Одесса, Севастополь, Николаев. [цитата].а не сильную Англию».
Видите, как он освещает нашу восточную политику, что мы хотим иметь рядом слабую Турцию, а не сильную Англию. Он пишет дальше следующим образом, что «Россия, ее экономические, политические и стратегические интересы. [цитата]».
И дальше он полностью умышленно подводит нашу советскую политику на Востоке под старую царскую политику. Он подчеркивает: «Все равно, если бы Россия не вышла из войны в 1917 г. [цитата].на минуту», т. е. Советская Россия продолжает ту политику, которую проводила царская Россия, буржуазная Россия.
«Однако, неправильно. [цитата].не против нас».
Как видите, на минуту он готов одобрить политику советской дипломатии, но толковал это наш профессор так, как самый настоящий национал-буржуа, национал-империалист, с точки зрения логического развития империалистической политики России, на челе которой Тарле рассчитывал еще оказаться.
Как видите, не случаен предмет, занятый Тарле, и совершенно не случайна та точка зрения, под которой Тарле освещает всю нашу мировую внешнюю политику.
Тарле изображал себя в качестве марксиста. Для характеристики «марксизма» Тарле я могу привести только одно место. Для марксиста очень любопытно, конечно, осветить сущность американского империализма. Как он объясняет агрессивность американского империализма? Он пишет, что: «.[цитата]».
С точки зрения Тарле оказывается, что эти анонимные о[бщест] ва. И он пишет, что «число акционеров в С[оединенных]-Штатах. [цитата]. милл[ион] человек», что было всевластие 8 крупных акционерных о[бщест]в, что сейчас они очень ограничены в своих правах затем, что Рокфеллер и Морган – магнаты в былом, сейчас двинулся мелкий капитал. «Должен ли. [цитата]. и Кулидж».
Видите, вся экспансия американского империализма вытекает из совершенно неожиданного демократизма капитала в С[оединенных] Штатах. Этот «марксизм навыворот» Тарле совершенно очевиден. Тарле достаточно умный человек, про него нельзя сказать, чтобы он не понимал, он совершенно сознательно извращает действительность.
Остается последний вопрос: для чего Тарле понадобилась эта маскировка? Совершенно естественно, что Тарле понадобилась эта маскировка для того, чтобы использовать полулегально возможности, на основании тех легальных возможностей, которые он имел, имея кафедру в Ленинграде, имея определенные связи, будучи академиком Академии Наук. У нас в России его печатали в марксистских журналах, одну его статью поместили в «Историке-марксисте»[1166], хотя потом сразу было замечено, что это крупная ошибка[1167]. И вместе с тем он готовился к своей функции – министра иностранных дел. Покровский как-то, когда полемизировал с Тарле – нужно отметить крупную заслугу Покровского, что он несколько лет тому назад, когда книга «Европа в эпоху империализма» только вышла, – в форме, которая многим марксистам казалась резкой, вступил в борьбу с этой книгой Тарле, – поставил вопрос: не слишком ли много марксизма напустил на себя г[осподи]н Тарле?[1168] В Европе Вас не поймут. Об этом можно привести только один факт. Я не могу сообщить подробно относительно конспиративной работы Тарле, хотя он эту работу вел в достаточной мере, но можно указать, говоря только о Тарле, как историке, оставаясь в рамках исторической науки, как он определенным образом подготовлял себя к политике. Тарле последний раз в заграничной командировке был осенью 1929 г. В ноябре, кажется 9 ноября, 1929 г. Бриан произнес речь о создании пан-Европы во французской палате депутатов, а в конце ноября 1929 г. Тарле выступил с докладом на тему «Континентальная блокада, как попытка Панъевропейского союза»[1169]. Для вас всех, как историков, или будущих историков, совершенно точно известно, что континентальная блокада есть попытка подчинения Европы французской гегемонии, самая настоящая брутальная аннексия целого ряда европейских важных центров в интересах французской гегемонии. Но бриановская идея пан-Европы, что это такое? Это есть идея создания французской гегемонии на континенте в XX веке, после войны. Само собой разумеется, что Бриан эту свою идею французской гегемонии маскирует идеей пан-Европы. Тарле для помощи Бриану, для того, чтобы элиминировать представление, что Франция пытается подчинить Европу, что континентальная блокада была такой попыткой, – он читает доклад, в котором сообщает, что континентальная блокада, это не есть попытка подчинения, самого брутального, грубого подчинения Европы французскому империализму, что она не является аннексией, а попыткой создать пан-европейское государство[1170]. В этом своем докладе он доказывал, что в этот период, создав подлинное единство интересов действительно мирно, – что ошибка, грубо говоря, только в наполеоновском деспотизме, что идея единства рынков, использования сырья, идея европейского экономического единства все больше и больше проникала в мозги, деятелей. И с этой точки зрения континентальная блокада вовсе не представляется какой то уродливой попыткой Наполеона и Франции подчинить своему экономическому могуществу, это попытка определенных всевозможных идей создать в начале XIX века единство европейского континента. И совершенно естественно, что когда Тарле, закончил свой доклад, то ректор Сорбоннского парижского университета[1171] выразил ему глубокую благодарность, что для осуществления той идеи, над которой работал Наполеон, работает Лига Наций, ибо ректор превосходно понял, что делает Тарле. В Лиге Наций вы знаете, что Франция ведет борьбу, чтобы быть хозяином в этой Лиге Наций. Вот почему попытка Тарле, в данном случае он берет тему «Континентальная блокада» и определенным образом выступает, конечно, не как какой-нибудь деятель Промпартии, а он выступает как историк, опять-таки оставаясь на узко-объективной почве истории. Он как-то подчеркивает, что плох будет тот историк, когда он, читая документ, отнесенный к XIX веку, думает о том, что относится к XX веку. Однако тот же самый Тарле, который считается лучшим знатоком в европейском масштабе континентальной блокады, делает доклад о континентальной блокаде и думает целиком о создании пан-Европы. Это была попытка по сути дела показать на примере прошлого, что Тарле и передовые круги русской интеллигенции, которые он представляет, целиком и полностью принимают и понимают попытки создания панЕвропы. Вот почему идее Бриана Тарле очистил дорогу на основе исторических иллюстраций, доказывая, что континентальная блокада не есть попытка создания французской гегемонии, преждевременная попытка еще в начале XIX века создать единство европейского континента. Так что в Европе, конечно, когда Тарле выступал, если бы он выступал тут, он бы сказал, что континентальная блокада, – это грубая попытка Франции навязать свою волю, захватить рынки и т. д.
Совершенно не случайно Тарле удостоился там большой чести как приглашения на кафедру в Сорбонне. Ему предлагалось даже прочитать курс. На его докладе присутствовал вес цвет французской исторической науки, потому что они прекрасно понимают, что они имеют дело не с марксистом, а наиболее значительным представителем русских буржуазных историков. Мне думается, что я вам все-таки показал, что в основных чертах в деятельности Тарле мы имеем полное право подойти к нему не как к объективному историку, тяготеющему к марксизму, а как к буржуазному историку, который в своей исторической деятельности проводил совершенно точные буржуазные тенденции и на службу этой буржуазной политики отдал всю свою историческую деятельность.
ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
ВОПРОС: Кто из историков марксистов Запада критиковал Тарле? Меня интересует еще, раскусил ли «Историк-марксист» Тарле?
ВОПРОС: Я не поняла, товарищ, когда вы говорили про первый момент, связанный с работой Тарле «Рабочий класс эпохи Великой французской революции»? Первая работа писалась в [1]907 году. Вы сказали, что он считал якобинцев представителями французской буржуазии, а вы считаете их представителями мелко-буржуазного класса. Потом еще один вопрос: Желая оправдать и доказать, что Россия является меньше всего боевой в начале гражданской войны, пользовался ли Тарле документами германскими, знал ли он их или он их сознательно игнорировал? Еще вопрос – как обстоит дело со школой?