бою водворить их снова на родине. Не добившись тут успеха, изгнанники впоследствии снарядили суда с наемниками и переправились на остров, всех их было около шестисот человек; суда они сожгли, чтоб не было другой надежды, кроме как на завоевание острова, а сами взошли на гору Истону, возвели там укрепление и стали, господствуя над полями, причинять жестокий вред городу.
86. В конце того же лета афиняне отправили двадцать кораблей в Сицилию[189] со стратегами Лахетом, сыном Меланона, и Хареадом, сыном Евфилета. Дело в том, что сиракузяне и леонтинцы начали между собою войну. Союзниками сиракузян были, за исключением Камарины, все дорийские города, которые в самом начале войны причислены были к союзу с лакедемонянами, хотя участия в войне еще не принимали; на стороне леонтинцев были халкидские города и Камарина. В Италии локры примкнули к сиракузянам, а регияне, в силу родства, к леонтинцам. И вот леонтинцы и союзники их отправили посольство в Афины; в память давнего союза и ионийского своего происхождения они убеждали афинян послать им корабли, так как сиракузяне теснят их с суши и с моря. И афиняне послали корабли под предлогом племенного родства, а на самом деле желая пресечь вывоз хлеба из Сицилии в Пелопоннес и попробовать, нельзя ли потом будет подчинить себе и Сицилию. Утвердившись в италийском Регии, они повели войну вместе с союзниками. Лето кончилось.
87. Следующею зимою болезнь вторично обрушилась на афинян; хотя она и не затихала совсем, однако был некоторый перерыв. Продолжалась она на этот раз не менее года, да в первый раз два года: и ничто не ослабило силы афинян так, как она. В самом деле, из латников, значившихся в списках, погибло не менее четырех тысяч человек, из всадников триста, а сколько умерло из остального народа, подсчету не поддается. Случались в это время и частые землетрясения; в Афинах, на Евбее, на Беотии, особенно в беотийском Орхомене.
88. Находившиеся в Сицилии афиняне и регияне той зимой пошли войною на тридцати кораблях против островов, называемых Эоловыми[190] (летом из-за мелководья выступать против них было невозможно). Острова эти возделываются липарянами, отселенцами книдян; живут они на одном из островов, небольшом, по имени Липара, и отсюда плавают пахать на остальные острова: Дидиму, Стронгилу и Гиеру. Тамошние люди думают, что на Гиере Гефест кует в своей кузнице, так как ночью там виден высоко встающий огонь, а днем дым. Острова эти лежат против земли сикулов и мессенян и были в союзе с сиракузянами. Опустошив там поля, афиняне, так как острова не сдавались, отплыли к Регию. Так кончилась зима, а с нею пятый год войны, историю которой написал Фукидид.
Книга пятая[АФИНЫ ПРОТИВ МЕЛОСА][191]
84. Следующим летом Алкивиад, отплыв на двадцати кораблях в Аргос, взял триста аргивян, остававшихся еще в подозрении и, по-видимому, державших сторону лакедемонян, и афиняне поместили их на ближайших подвластных островах.
Кроме того, афиняне предприняли поход против острова Мелоса, ведя тридцать кораблей своих, шесть хиосских, два лесбосских, а также тысячу двести своих латников, триста пеших стрелков и столько же конных, а из числа союзных островитян около тысячи пятисот латников. Мелияне — отселенцы[192] лакедемонян, и афинянам они не желали подчиняться, как прочие островитяне. Вначале они держались спокойно, ни к кому не примыкая, но потом афиняне, опустошая их землю, вынудили их к открытой войне. С упомянутыми выше силами афиняне вторглись и стали станом в земле мелиян под начальством стратегов Клеомеда, сына Ликомеда, и Тисия, сына Тисимаха. Прежде чем начать обиды, стратеги отправили посольство для переговоров. Мелияне не представили послов народу, но предложили им говорить о своем деле пред властями и избранными. Афинские послы сказали следующее.
85. «Так как переговоры начаты не пред народом, видимо, затем, чтобы убедительные и неопровержимые наши доводы все зараз и в связной речи не ввели бы в обман многий люд (ибо ясно, что для того нас и представили лишь избранным), вы, сидящие здесь, будьте осмотрительней: обсуждайте речь не сразу, но по пунктам, и тотчас возражайте, как найдете что сказанным неверно. Итак, прежде всего, скажите, угодно ли это вам?»
86. Мелосские заседатели отвечали: «Возможность спокойно объясняться меж собою — дело похвальное; но военные ваши меры, и не только будущие, но уже принятые, говорят едва ли не иное. Мы ведь видим, что вы пришли сюда быть сами судьями в переговорах и что если перевес правды будет на нашей стороне, то неуступчивость наша повлечет скорей всего войну, а согласие с вами — рабство».
87. Афиняне. «Разумеется, если вы пришли сюда гадать о будущем или еще зачем-либо, а не затем, чтобы, глядя на настоящее и очевидное, позаботиться о спасении вашего государства, мы готовы смолкнуть; если же для этого, то будем говорить».
88. Мелияне. «В положении нашем простительны долгие и догадки и речи. Но, конечно, собрались мы на совет и о спасении; пусть же, если вам угодно, беседа пойдет так, как вы сказали».
89. Афиняне. «Тогда не будем неубедительно долго говорить красивые слова о том, например, что мы господствуем по праву, ибо сокрушили персов, или что воюем, мстя за обиды; да и вы нас вряд ли решитесь убеждать, будто это лакедемонское происхождение вам мешало воевать за нас или будто мы от вас не знали обид. Нет, мы желаем с обоюдного правдивого согласия добиться всего, что в наших силах, ибо и вы и мы понимаем: по праву дела делаются меж людьми, лишь когда силы их равны, а по силе — когда сильный ставит на своем, а слабый уступает».
90. Мелияне. «Мы, однако, думаем, что польза (говорим о пользе, ибо вы решили исходить из пользы, вместо права) состоит не в том, чтобы вы вовсе отменили общее благо, но в том, чтобы и в опасности человеку всякий раз уделялось то, что ему следует, и чтобы получал он какую-либо пользу даже перед мало убедительными доводами. Это ведь относится и к вам, ибо вы при неудаче рискуете жесточайше поплатиться в пример всем другим».
91. Афиняне. «О конце нашего владычества мысль нас вовсе не смущает: ведь не владыки над другими, даже лакедемоняне, страшны для побежденных (да и не с лакедемонянами наш спор), а страшны подчиненные, если нападут и одолеют владык; а тут рисковать предоставьте нам. Мы здесь ради пользы нашей власти, а речи наши — ради спасения вашего государства, и мы докажем это: нам нужна не тягостная вам власть наша, а взаимовыгодное нам спасение ваше».
92. Мелияне. «Но если владычество полезно для вас, то как рабство может быть полезно для нас?»
93. Афиняне. «Вас бы подчинение охраняло от ужаснейших бедствий, а нам было бы выгодно, чтобы вы не погибли».
94. Мелияне. «Так что вы не удовольствуетесь, если мы из врагов ваших станем друзьями, но останемся мирными и не примкнем ни к кому?»
95. Афиняне. «Нет! Ведь не столько для нас вредна вражда ваша, сколько такая дружба, которая являет подданным нашу слабость, как ненависть — нашу силу».
96. Мелияне. «Неужели ваши подданные находят правильным не отличать тех, кто вам вовсе посторонние, от тех, кто большей частью ваши отселенцы, а иные даже восставшие и усмиренные?»
97. Афиняне. «Наши подданные того мнения, что и к тем и к другим мы несправедливы, но что первых мы не одолели силою и не идем на них из страха. Таким образом, подчинение ваше — это не только расширение нашего владычества, но и наша безопасность, тем более что вам, островитянам, и притом не самым сильным, не одолеть хозяев моря».
98. Мелияне. «Неужели наше предложение недостаточно безопасно? Видимо, и здесь, так как говорить о праве вы нам не даете, а предлагаете подчиняться вашей пользе, мы должны попытаться вас убедить, показав, что ваша польза совпадает с нашей. Ибо как вам избежать войны с теми, которые сейчас пока ни с кем не в союзе, но которые, глядя на здесь происходящее, рассудят, что потом ведь вы пойдете и на них? Разве этим вы не умножите число ваших врагов, приневолив выйти на вас и тех, кто не хотел этого?»
99. Афиняне. «Нет! По нашему мнению, не столько опасны для нас те свободные города, которые по материковому своему положению еще долго не примут мер против нас, сколько те островитяне, которые, как вы, еще нам не подвластны, или которые уже вынужденным своим подчинением раздражены. Они-то в нерасчетливости своей более всего способны ввергнуть в опасность и себя и нас».
100. Мелияне. «Если вы для удержания вашего владычества, а подданные ваши ради низвержения его готовы на столь великий риск, то мы, свободные пока, были бы подлейшими трусами, если бы не пошли на все, лишь бы избежать рабства».
101. Афиняне. «Вовсе нет, если здраво рассудить: речь ведь не о том, чтоб спорить в доблести с равным противником и не посрамить себя, а о том, как спасти себя, не противясь сильнейшему».
102. Мелияне. «Но мы знаем, что успех войны не всегда зависит от разницы сил, а бывает равнодоступнее воюющим. И для нас сразу уступить — значит потерять всякую надежду; а кто действует, у того еще есть надежда выстоять».
103. Афиняне. «Надежда — для всех утешение в опасности, но кто ее лелеет в избытке средств, тем она будет лишь во вред, а не на гибель, а кто вверяет ей, расточительнице, все свое достояние, тем она является уже в крушении, когда познавшему ее сберегать уже нечего. Не подвергайте себя этому вы, бессильные, Зависящие от одного мановения судьбы: не уподобляйтесь большинству людей, которые, имея еще возможность спастись человеческими средствами, держатся в беде за надежды, а лишась явных, обращаются к скрытым, к гаданиям, к предсказаниям, ко всему тому, что ведет надеющихся к гибели».