Он попытался было сказать что-то Юлии, но, увидев её сосредоточенное лицо, без кровинки, с закрытыми глазами, не стал.
Садовник времени работал.
Когда всё закончилось, внутренняя сфера начала вспухать, разрастаясь, и бункер стал по частям подниматься вверх вслед за ней. Ошеломлённый Шпагин видел, как в воздух вздымались тоннели и лаборатории, хранилища и казематы – гигантский трёхмерный разрез всего объекта парил теперь над землёй на высоте десятков метров…
Юлия вздрогнула, потянулась рукой к чему-то в бункере – и большой деревянный ящик с трафаретными орлами на боках выплыл из сердцевины последнего, пятого, уровня. После резкого движения рук девушки весь бункер рухнул на прежнее место, лишь ящик остался висеть в воздухе.
Шпагин невольно закрыл глаза… Но звука падения тонн бетона, грунта и другой начинки подземелья не последовало.
Всё вернулось на место, вернулось в том же порядке, как и прежде.
Ящик исчез.
Полушария снова превратились в сферы, которые в считаные секунды свернулись обратно в тот самый небольшой блестящий шар.
Девушка подняла руку. Шар послушно опустился ей на ладонь.
Шпагин обвёл взглядом форт, поле за ним, лес… Всё изменилось, и ничто не изменилось – всё вернулось в ту самую точку, с которой должна начаться развилка времени.
Ему даже почудился крик Караваева: «Ма-а-а-аанька-а-а-а-а!»
Лесная дорога долго петляла между вековыми елями, пока вывела их на шоссе.
– Мне туда, – Юлия махнула рукой в сторону Берлина.
Транспорт в том направлении двигался без остановок.
– А как ты… В общем, как ты возвращаешься? – спросил Шпагин и сразу же понял, что задал риторический вопрос.
– Какая разница, товарищ лейтенант Шпагин? – Она блеснула лазурью глаз. – «Как-нибудь, когда-нибудь», – спела Юлия строчку из популярной песни тех дней. – Ты сам-то как – в порядке?
– Я-то? Да тоже, «на честном слове и на одном крыле…», – ответил он. – Забавно, похоже, у Кауфманна и Реннера аппарат был допотопный – они не могли металл на себе перемещать, пластик и ткань только. Терминаторы хреновы.
– Это кто такие – терминаторы? – непонимающе спросила девушка.
– Неважно. Слушай… – Он замялся, но всё же спросил: – Николаев, он… В Москве сейчас?
Юлия напряглась.
– Да. Пётр, ты не станешь делать глупости?
– В каком смысле? А-а… нет, не беспокойся. Он не должен, и не будет… – Шпагин осторожно взял её за руку. – Знаешь, если все наши теперь живы… Если вы можете… Я подумал: почему вы не срезаете… войны?
Она кивнула, не отнимая руки.
– Всё правильно. Я ждала этого. Понимаешь, ветки войн слишком мощные для нас. Мы всё ещё опасаемся того, что у дракона вместо одной срубленной головы вырастут две новые. Но мы работаем над этим. Можешь быть уверен.
Она улыбнулась:
– Может, как-нибудь и пересечёмся снова, лейтенант. А у азота валентность в трифториде его окиси – пять…
Сергей ЧебаненкоУлыбающаяся кукла на церемониальном посту
1
– Наш спутник прошёл на расстоянии всего около сотни километров от американского шаттла «Колумбия», – сказал министр обороны. – Фотоснимки получились очень качественные.
Он достал из кожаной папки несколько крупных фотографий и разложил их на столе.
– Вот посмотрите, товарищ председатель, – министр ткнул указательным пальцем в первый фотоснимок. – Это увеличенное изображение передней кромки левого крыла шаттла. Отчётливо видно, что здесь не хватает нескольких теплозащитных плиток.
Человек, сидевший за столом, пододвинул фотографию к себе, поправил очки и всмотрелся:
– Да, в самом деле… И куда же подевались эти плитки?
– Отвалились во время старта, – министр обороны ухмыльнулся уголком рта. – Агент нашего разведывательного управления достал техническую видеозапись, сделанную в день запуска «Колумбии». На ней хорошо видно, что после старта космического корабля от топливного бака шаттла оторвался кусок теплозащитной пены. Он ударил по кромке крыла и сбил несколько плиток.
– Вот как… И что же, американцы ещё ничего не знают?
– Так точно, товарищ председатель! – министр осклабился. – Мы контролируем все переговоры между «Колумбией» и центром управления полётом в Хьюстоне. Американцы пока ничего не подозревают.
– Это серьёзное повреждение? – Человек за столом пододвинул к себе остальные снимки. Крыло шаттла было сфотографировано в нескольких ракурсах. – Какие могут быть последствия?
– Самые серьёзные. Я распорядился сделать анализ в институте теплотехники… Совершенно секретно, конечно. Без разглашения обстоятельств исполнителям…
– Ну и…?
– Катастрофа шаттла неминуема. При возвращении на Землю «Колумбия» окажется в плазменном облаке. Обшивка прогорит, и космический корабль развалится на части.
– Экипаж успеет спастись?
– Нет, – министр покачал головой. – Космонавты погибнут со стопроцентной вероятностью.
Председатель закрыл глаза, откинулся на спинку кресла и несколько секунд молчал. Потом спросил:
– Когда американцы планируют посадку шаттла?
– На тридцать первое января или на первое февраля. В зависимости от погодных условий в районе посадочной полосы. Шаттл должен начать торможение в половине двенадцатого. По Гринвичу, конечно.
– Через неделю? – Собеседник министра открыл глаза и резко подался вперёд. – Всего через неделю?
– Да, товарищ председатель, – кивнул министр.
Человек за столом озабоченно наморщил лоб, что-то прикидывая в уме.
– Товарищ маршал, а когда были сделаны эти фотоснимки?
– На второй день после начала полёта «Колумбии». Восемнадцатого января.
– Почему же мне раньше не доложили? Почему вы целую неделю держали у себя информацию такой степени важности?
– Э… Генерального секретаря партии мы поставили в известность немедленно. Как главнокомандующего нашими вооружёнными силами. А вас и остальных членов Политбюро… Мы проверяли информацию, товарищ председатель, – министр виновато пожал плечами. – Разрабатывали возможные сценарии развития событий…
– Да? Сценарии, значит, разрабатывали, – председатель недовольно поморщился. – И какие же сценарии у вас получились?
Министр беспокойно кашлянул и положил на стол тонкую пластиковую папку, которую держал на коленях.
– Собственно, вот… С вероятностью около девяноста восьми процентов реализуется всего один сценарий.
Он пододвинул папку к собеседнику.
– Расскажите своими словами, – потребовал председатель. – Слава богу, что ваши аналитики выдали только один сценарий!
– Как я уже говорил, – министр облизал губы, – шаттл развалится почти сразу после входа в атмосферу Земли, и космонавты погибнут. Американцы решат, что эта катастрофа – наших рук дело…
– Что?! – Глаза председателя удивлённо округлились. – А мы здесь при чём?
– Дело в том, товарищ председатель, – министр вздохнул, – что их станции наземного наблюдения зафиксировали манёвры нашего спутника-фоторазведчика около шаттла. И Штаты будут убеждены, что повреждение «Колумбии» вызвано каким-то воздействием лучевого оружия с борта нашего «Космоса»…
– А почему мы не можем предупредить США о повреждении шаттла?
– Предупредить, конечно, можем, – нехотя согласился министр. – Но американцы всё равно не поверят тому, что дыру в крыле пробил не лазерный луч с нашего спутника, а оторвавшийся во время старта кусок теплозащитной пены. Аналитики утверждают, что результат будет всё тот же: Америка будет держать нас на подозрении.
– Чепуха какая-то… – Собеседник министра скептически фыркнул. – В Вашингтоне сидят не круглые дураки, товарищ маршал.
– Не дураки. Но всё-таки американцы решат, что в гибели семерых космонавтов виноваты именно мы. И президент США…
Он замолчал, не решаясь продолжить.
– Ну, и что сделает американский президент? – нетерпеливо нарушил молчание человек за столом.
– Президент США отдаст приказ о ядерной атаке, – на одном дыхании скороговоркой произнёс министр. – В течение суток после гибели «Колумбии» американцы нанесут по территории СССР и территориям наших союзников массированный ядерный удар. Всеми своими ядерными силами.
– Господи! – едва слышно охнул председатель.
2
– Ну, и как он отреагировал?
– Как мы и ожидали, товарищ генеральный секретарь, – министр обороны рассмеялся. – Наш дорогой председатель Президиума Верховного Совета СССР очень обеспокоен! Если не сказать, испуган…
– Хорошо, что он наложил в штаны. – Генеральный секретарь ЦК КПСС удовлетворённо кивнул. – Значит, он вскоре побежит советоваться со своими дружками – председателем Совета Министров и министром иностранных дел. А это нам с вами как раз и нужно! Можно ли будет зафиксировать их беседу?
– Запросто, – министр хихикнул. – Мы запишем каждый чих!
– Вот и прекрасно!
– Как вы понимаете, никто из наших военных аналитиков оценку вероятности американской ядерной атаки не проводил. Всё это блеф для устрашения членов Политбюро, – доверительно сообщил министр. – Кроме того, я направил на имя председателя Совмина докладную записку о том, что наши вооружённые силы из-за отвратительного состояния экономики совершенно не готовы к активному противостоянию с Америкой. Эта записка станет для «голубей» из Политбюро дополнительным аргументом для активного противодействия нашим политическим инициативам. И поставит их под ответный удар.
– Главное, чтобы они проявили себя на заседании Политбюро, – генсек озабоченно потёр лоб. – Чтобы опять открыто вылезли на свет божий со своим миротворчеством.
– А куда им теперь деваться? – Министр развёл руками. – Либо переходить полностью на нашу сторону и навсегда потерять политическую инициативу, либо идти в атаку. В свой последний и решительный бой, так сказать.
– Предсовмина – человек самолюбивый, – заметил генсек. – В нашу упряжку он не пойдёт. Привык ходить самостоятельно, понимаешь ли! Что же, на этом он и погорит.
Генеральный секретарь довольно потёр руки.
– А с ним заодно из Политбюро вылетит и этот доморощенный пацифист – министр иностранных дел. В трудное предвоенное время руководство страны должно быть решительным и единым как никогда! – с иронической усмешкой провозгласил генсек. – Ну а к тому времени, когда выяснится, что ваши аналитики сильно ошиблись с оценкой способности американцев ввязаться в ядерный конфликт после гибели шаттла, дело будет сделано. Миротворцы из Политбюро окажутся на пенсии. Будут кушать мёд и сметану на своих дачах, нянчить внуков и писать мемуары.
– А как быть с председателем Президиума Верховного Совета? – спросил министр. – Тоже выведем из Политбюро и отправим на пенсию?
– Он ничего не решает, – махнул рукой генсек. – У него всего лишь церемониальный пост. Поэтому пусть остаётся. Человек он известный и стране, и всему миру. Чтобы не возникло лишних кривотолков, мы его оставим. Пока оставим!
Генеральный секретарь помедлил, размышляя, и сказал:
– И вот ещё что, дорогой мой… Распорядитесь-ка привести наши вооружённые силы в состояние полной боевой готовности.
И, отвечая на немой вопрос министра обороны, добавил:
– Всё должно выглядеть логично и естественно. Мы получили информацию аналитиков о том, что американцы нанесут ядерный удар по СССР после гибели шаттла? Получили. Вот и давайте реагировать соответствующим образом – готовиться к возможной ядерной войне. В нашем сценарии всё должно быть реалистично. Только тогда в него поверят.
3
– Господин президент, у меня тревожные новости! – Директор Центрального разведывательного управления стремительной походкой вошёл в Овальный кабинет Белого дома.
– Что случилось, Джим? – Президент Соединённых Штатов Америки оторвал усталый взгляд от бумаг на столе. – Снова проявились исламские террористы?
– Хуже, намного хуже! – Директор тряхнул головой. – Русские приводят в состояние полной боевой готовности свои ракетно-ядерные силы!
– Вот как? – Брови президента взметнулись вверх. – Странно… Не было никаких предпосылок для обострения наших отношений с Россией… Друг мой, вы не ошибаетесь?
– Увы, нет, господин президент, – директор достал из рабочей папки несколько листов бумаги и положил их на стол перед собеседником. – Это выдержки из докладов наших полевых агентов, данные радиоперехвата и отчёты о наблюдениях со спутников.
Президент кивнул директору ЦРУ на кресло около стола и принялся за чтение.
– Невероятно! – спустя несколько минут произнёс он. – Этого просто не может быть!
– И тем не менее это так, господин президент! – Директор чуть подался вперёд. – Советы проявляют небывалую активность.
– Что это может означать, Джим? – Президент озабоченно нахмурил лоб. – Почему они встрепенулись?
– Кто его знает, господин президент, – директор пожал плечами. – Логику русских трудно понять. Один из их поэтов, если мне не изменяет память, так и написал в своё время – «Умом Россию не понять».
– Достойный ответ для руководителя разведывательной службы! – Президент недовольно хмыкнул. – И всё же, как вы оцениваете приготовления СССР?
– Как намерения нанести по нам первый удар. Первый ядерный удар, господин президент.
Президент задумался, повертел в руках дорогое перо, подаренное первой леди на Рождество, и сказал:
– Джим, я не убеждён в том, что вы правы относительно конечной цели нынешней активности русских. Но… Мы немедленно собираем совещание членов кабинета!
4
– Итак, Джим? – Вице-президент США вытянул ноги, устраиваясь поудобнее на диване «линкольна». – Как вы оцениваете итоги совещания у президента?
– Один – ноль в нашу пользу, – директор ЦРУ расстегнул пиджак и немного ослабил узел галстука. – Мы загнали президента в угол, из которого ему уже не выбраться!
– Вы так думаете? – Вице-президент скептически фыркнул. – Но этот тюфяк всё-таки отдал приказ о приведении наших стратегических сил в полную боевую готовность!
– А что толку? – Директор пожал плечами. – На превентивный удар по русским он всё равно не решится!
– Я бы тоже не решился, – вице-президент вздохнул. – Даже несмотря на тот космический щит, который мы развернули на околоземной орбите благодаря покойному Рейгану…
– …И вторую очередь которого наш недоумок-президент похерил три года назад, чтобы угодить избирателям и избраться на второй срок! – На лице директора появилась злобная гримаса. – Наши предприятия недосчитались миллиардов долларов!
– Да, по крайней мере, ещё два года корпорациям придётся поджимать хвосты, – вице-президент поморщился. – Пока срок президентских полномочий этого ничтожества не закончится!
Директор ЦРУ внимательно посмотрел на вице-президента и тихо произнёс:
– Есть шанс уменьшить этот срок. Если досрочно отправить президента в отставку.
– Вы шутите, Джим? – Вице-президент рассмеялся. – Добровольно он не уйдёт. А никаких оснований для импичмента, увы, нет.
– Основания для импичмента могут появиться, – в глазах директора блеснули искры. – Стопроцентные основания!
– У вас есть что-то конкретное? – Вице-президент бросил в его сторону заинтересованный взгляд.
Директор открыл портфель, достал несколько фотоснимков и протянул вице-президенту.
– Что это, Джим? Ваши ребята сфотографировали президента в борделе во время оргии с несовершеннолетними девочками? – Вице-президент раскатисто захохотал.
– Это фотоснимки шаттла «Колумбия», – терпеливо пояснил директор. – Получены при помощи телескопов с высоким разрешением. Я распорядился их сделать сразу после того, как стало известно, что к шаттлу на достаточно близкое расстояние подходил русский спутник-фоторазведчик «Космос».
– И что на этих снимках? – Вице-президент недоверчиво повертел в руках фотографии. Он видел на них только цветные пятна странной формы и совершенно ничего не понимал.
– Шаттл серьёзно повреждён. Во время старта от топливного бака оторвался большой кусок теплозащитной пены. Он пробил дыру в левом крыле «Колумбии». Это значит, что после входа в земную атмосферу для посадки шаттл развалится. Экипаж погибнет.
– Чёрт! – Вице-президент встревоженно вскинулся. – Джим, вы должны немедленно уведомить НАСА! Возможно, они ещё как-то смогут спасти астронавтов.
– Если мы хотим убрать из Белого дома нынешнего президента, мы должны молчать, – почти шёпотом произнёс директор. – Семерыми астронавтами придётся пожертвовать.
Вице-президент недоумённо воззрился на собеседника:
– Что-то я пока не улавливаю, какая логическая связь существует между «Колумбией» и этим тюфяком в Белом доме?
– Очень простая связь, – с готовностью пояснил директор. – Когда экипаж «Колумбии» погибнет, специальное расследование установит, что это прискорбное событие произошло вследствие лучевого удара с борта советского спутника. Это будет означать, что Советы атаковали Америку в космосе.
– Но вы же говорили, что советский спутник, который сближался с «Колумбией», – обычный фоторазведчик, – возразил вице-президент. – Русские могут легко уйти от нашего обвинения. Они просто предоставят международной общественности все данные о своём спутнике. Или вообще согласятся на независимую инспекцию этого космического аппарата.
– Советы ничего не докажут, – директор покачал головой. – Если вы согласитесь с моим планом, то уже через два часа русский спутник – совершенно случайно, конечно, о чём мы позаботимся, – директор весело подмигнул собеседнику, – столкнётся с мелкими обломками неизвестного летательного аппарата. С космическим мусором, которого так много появилось на околоземных орбитах за последние годы. Советский фоторазведчик разлетится в пух и прах и ни одна международная комиссия не в состоянии будет сказать, чем он был до столкновения – разведчиком или боевой лазерной установкой.
Вице-президент задумался:
– Хорошо, допустим? А дальше? Какая связь с Белым домом?
– А дальше всё очень просто, – директор ЦРУ развёл руки. – «Колумбия» погибла. Погибли семь астронавтов. Но этого можно было избежать, если бы вторая очередь стратегической оборонной инициативы начала разворачиваться своевременно. Тогда мы могли бы засечь спутник коварных русских задолго до его сближения с шаттлом и смогли бы его нейтрализовать.
Он замолчал.
– Ну-ну? – нетерпеливо заёрзал на диване автомобиля вице-президент. – К чему вы клоните, Джим?
– Вторая очередь космической линии обороны не была введена в строй по инициативе нынешнего президента. То есть именно президент поставил под русский удар шаттл «Колумбия» и несчастных семерых астронавтов… Разве это не повод, чтобы начать процедуру импичмента?
– Превосходный замысел, Джим. Если всё получится так, как вы сказали, то у Конгресса будут все основания начать следствие против президента и отрешить его от власти за бездействие!
– И вы войдёте в Овальный кабинет Белого дома полноправным хозяином! – закончил директор. – Всё вернётся на круги своя: мы снова будем доминировать в космосе, а промышленники получат правительственные заказы и будут очень довольны. Разумеется, они окажут вам солидную финансовую и моральную поддержку на президентских выборах 2004 года.
Вице-президент некоторое время молча жевал губами. Потом всем корпусом повернулся к директору:
– Хорошо, Джим. Ваш план принимается. Действуйте!
Директор кивнул и спрятал в портфель фотографии раненого шаттла.
– А кстати, Джим, – вице-президент вперил пронзительный взгляд в лицо директора. – Какова ваша цена за участие в этом деле? Сомневаюсь, что вы действуете только из бескорыстной любви к интересам наших корпораций.
– Конечно, у меня есть личные интересы в военном бизнесе, – лёгкая ироническая улыбка мелькнула на лице директора. – Но вы правы: мне понадобится дополнительная плата за проведение этой операции.
– Гм… И какая же это плата?
– Я прошу очень немного, – сказал директор. – Хочу стать вашим вице-президентом на выборах 2004 года.
– Всего-то? – Вице-президент хохотнул. – Джим, учитывая наши дружеские отношения, считайте, что пост вице-президента в моей администрации уже у вас в кармане. Думаю, что мы с лёгкостью убедим национальный совет партии сделать моим напарником в Белом доме именно вас!
…Вернувшись домой, директор ЦРУ сжёг в камине фотографии шаттла с пробитым крылом и устало опустился в кресло.
«Ну, вот и всё… Можно считать, что дело наполовину сделано. Через пару месяцев в Белый дом вместо президента-пацифиста придёт нынешний вице-президент. А на выборах в 2004 году я сам займу вице-президентский пост».
Он достал из бара бутылку виски, плеснул немного в хрустальный стакан и залпом выпил.
«После инаугурации я дам возможность попрезидентствовать этому глупому и напыщенному индюку пару месяцев. А потом… – Директор ЦРУ мечтательно улыбнулся. – На ранчо под Санта-Крус уже тренируется в стрельбе из снайперской винтовки симпатичный парнишка с Ближнего Востока. Верный продолжатель дела Ли Харви Освальда».
5
– Наша экономика в чудовищном состоянии, – с горечью констатировал председатель Совета Министров СССР. – Все плановые показатели пятилетки летят под откос. Военно-промышленный комплекс пожирает гигантские средства.
Он замолчал, отпил глоток боржоми из стакана и продолжил:
– Несмотря на щедрое финансирование, наша армия теряет боеготовность. Вчера из Генерального штаба я получил аналитическую записку. Это кошмар! Мы становимся совершенно небоеспособными. Система управления войсками устарела, вооружение используется неэффективно, боевая выучка войск падает… Уже прошло почти четверть века, как мы вошли в Афганистан. И что? Мы по-прежнему контролируем только часть страны. Моджахеды устраивают всё новые и новые вылазки и провокации. Потери с нашей стороны только убитыми давно превысили сто тысяч человек… А новый генсек требует ещё большего участия армии в решении вопросов внешней политики. Кстати, вы знаете, что сегодня утром он приказал привести в состояние полной боевой готовности ракетно-ядерные силы? Плюс ещё эти его бредовые планы с броском наших воинских частей к Персидскому заливу! Разве не ясно, что такого не потерпят ни Америка, ни Европа? Значит, буквально завтра разразится большая война между нами и США, между НАТО и Варшавским Договором. А мы к ней совершенно не готовы ни политически, ни экономически! Нам сегодня нужно не бряцание оружием и не новые войны, а взвешенный и разумный политический курс!
– Что вы конкретно предлагаете? – спросил председатель Президиума Верховного Совета. Он сидел напротив собеседника, устало откинувшись в мягком и удобном кресле.
Был вечер воскресенья, и председатель Президиума Верховного Совета хотел хотя бы несколько часов побыть дома, с семьёй, пообщаться с дочерями и внуками, отдохнуть после напряжённой недели. Но позвонил предсовмина и попросил срочной встречи. Они давно уже были друзьями, и председатель знал, что если руководитель Совета Министров просит немедленно встретиться, то произошло нечто очень серьёзное.
Чутьё его не обмануло. Предсовмина приехал уже через полчаса. Он был не в меру возбуждён. Стакан с боржоми буквально ходил ходуном в его крепких и толстых пальцах.
– Что вы предлагаете? – повторил председатель Президиума Верховного Совета.
– Что я предлагаю? – эхом отозвался предсовмина и на мгновение задумался. – Гм… Что я предлагаю… В четверг будет очередное заседание Политбюро. С приглашением многих руководителей с мест… Я предлагаю консолидированно выступить против авантюристических военных планов нашего генерального секретаря и министра обороны! Предложить новый политический курс для нашей страны. Новую разрядку международной напряжённости. Хотя бы в тех пределах, как это было при Брежневе, помните?
Председатель Президиума Верховного Совета молча кивнул. Он хорошо помнил середину семидесятых. Тогда действительно удалось на время снизить накал противостояния в «холодной войне». Пиком сближения США и СССР стал полёт к Луне космических кораблей «Заря» и «Аполлон» и совместная высадка на Луну Алексея Леонова и Томаса Стаффорда. А потом в Штатах администрацию Ричарда Никсона сменила ватага демократов во главе с Джимми Картером и Збигом Бжезинским, и всё пошло наперекосяк…
– Думаю, что американский президент легко согласится, если мы предложим ослабить бремя вооружений, которое душит и нашу, и американскую экономику, – продолжал предсовмина. – Нынешний хозяин Белого дома – человек совершенно не воинственный. Об этом говорит хотя бы факт приостановки им программы «звёздных войн».
– Что же, новая разрядка – идея хорошая, – согласился председатель Президиума Верховного Совета. – Лучше худой мир, чем хорошая война… Но сможем ли мы добиться принятия этого решения на Политбюро?
– Нужно попробовать! – Предсовмина решительно рубанул рукой по воздуху. – Мир на пороге ядерной катастрофы, разве вы не видите? Экономика страны на грани коллапса! Если мы сейчас не вмешаемся, может быть уже поздно. Нам не простят промедления ни наши дети, ни внуки!
– Если они вообще останутся живы в том аду, который начнётся после обмена ядерными ударами с Америкой, – председатель горько усмехнулся. – Хорошо, допустим, что Политбюро склонится на нашу сторону. Но поймёт ли нас управленческая элита страны? Нас поддержат или всё будет, как полвека назад, в пятьдесят седьмом? Помните, Молотов тоже добился победы над Хрущёвым на Политбюро, а потом собрался пленум ЦК партии и Никита Сергеевич вернул себе все утраченные позиции…
– Молотов был сталинистом, сторонником жёсткого курса. А партия была против возвращения к жёсткой системе управления, когда по любому ложному доносу тебя могли в два счёта поставить к стенке… У нас же ситуация совершенно иная. Мы предлагаем вернуться к взвешенной и прагматичной политике. Я уверен, что подавляющее большинство руководителей союзных республик, краёв и областей поддержат нас. Войны не хочет никто! Поддержка новому курсу будет! Людям нужен только чёткий сигнал сверху, чтобы стать на нашу сторону!
– Хорошо, – председатель Президиума Верховного Совета ободряюще улыбнулся, – давайте действовать!
Он расправил плечи, провёл ладонью по лицу, словно сдирая паутину усталости, и фыркнул:
– Да, следующая неделька предстоит жаркая… А у меня в среду, двадцать девятого января, ещё и очередная сессия Верховного Совета. Вот ведь некстати, да?
6
Он проснулся глубокой ночью и долго лежал, глядя в потолок.
«Всё-таки предсовмина – человек очень наивный, – думал председатель. – Крепкий хозяйственник, прекрасный экономист, просто хороший человек… Но очень наивный политик. И генсек на этом умело сыграет… Наша вылазка в будущий четверг на Политбюро обречена заранее. Члены Политбюро… Эти старцы и демагоги, закостеневшие бюрократы с перекошенными от хронического страха за свою карьеру лицами и высохшими от партийных догм мозгами никогда не поддержат нас. Они давно уже стоят с поднятыми лапками перед новым генсеком и его клокочущей сворой. Вся эта публика понимает только один язык – язык силы. Если заранее, ещё до заседания Политбюро, им будет дан чёткий и ясный сигнал о грядущей смене политического курса – о, тогда они точно станут на нашу сторону! Они всегда чутко улавливают своими многоопытными задницами, откуда можно получить пинок, а где найти мягкое седалище!»
Он неподвижно лежал, провожая взглядом проносящиеся по потолку размытые пятна от света фар мчащихся по Кутузовскому проспекту автомобилей.
Прошло уже почти сто лет после Великой Революции, которая перевернула самые основы старого мира. Перевернула, чтобы родить новый мир – общество счастья, свободы и радости.
Но на практике получилось нечто совершенно иное.
Сначала красный террор и «военный коммунизм». Потом почти два десятилетия бессмысленных массовых репрессий, которые задним числом связали с именем лишь одного человека – Сталина, – хотя кровавой порукой были повязаны тысячи и миллионы настоящих инициаторов и ретивых исполнителей. В кровавом мареве сгинули лучшие – самые талантливые, умелые, инициативные. Волна за волной агрессивная серость выкашивала всё нестандартное, мыслящее и живое.
Во времена Хрущёва, Брежнева, Громыко и Рыжкова открытый террор постепенно сошёл на нет. Но несбывшиеся ожидания перемен породили иное – социальную апатию и застой общественной мысли. Серость по-прежнему довлела, агрессивно и зло, открыто и исподтишка давила всё новое, порождая в социуме боязнь любых перемен, боязнь инициативы. «Как бы чего не случилось», «Каждый сверчок знай свой шесток», «Моя хата с краю» – вот те три кита, на которых зиждется наш «цельный и развитой социализм». Этого ли мы хотели?
А ведь без инициативности, в топком болоте всеобщей нерешительности и безответственности нам не выжить. Любой новый, не предсказанный заранее фактор развития раньше или позже сметёт и государство, и само общество, неспособные ответить на вызовы ни истории, ни природы. У нас же суета закулисных интриг заменила масштабность открытых действий. Мы потеряли собственную человеческую самобытность. Превратились в винтики огромной бюрократической системы.
Там, на Западе, у капиталистов, всё то же самое: интриги, подковёрные игры, скрытое давление кланов и группировок. Только основа другая – жажда личной наживы и власти, желание притормозить общественное развитие ради мелкой собственной выгоды. В итоге и у них серость в обществе торжествует.
Мы никак не можем понять, что мир уже давно стал глобальной структурой. Конечно, мы отгородились от Запада так, как только могли. Границы, запреты, зоны… Даже электронные сети у нас отдельные. Но это только обостряет ситуацию. Искажение и отсутствие информации ведут к новым интригам, которые уже давно сделались глобальными, поставив на кон весь земной шар. Как результат: две волны серости – западная и наша, восточная, – почти уже готовы схлестнуться за передел мира в свою пользу. Достаточно искры. Например, развалившегося при посадке шаттла.
…Однажды, года полтора назад, председателя познакомили с Философом. Философ уже давно стал академиком, лауреатом, директором профильного института, но эта общественная мишура лишь подчёркивала главное: он был просто умным человеком. Они подружились. Стали встречаться почти еженедельно, разговаривать и по-стариковски размышлять за чашкой чая.
– Каждый из нас строит свой мир, – сказал как-то Философ. – И у каждого есть собственный рай, в котором мы пытаемся жить.
– Это как же? – скептически усмехнулся председатель. – Свой рай, огороженный заборчиком? Да ещё и при жизни?
– Представь себе, – продолжил Философ, не заметив его скептицизма, – что мы живём каждый на своём отрезке линии времени. Начальная точка – это рождение. Конечная точка – это смерть. Мы проживаем жизнь множество раз – может быть, миллионы или даже миллиарды. Из точки смерти наше сознание переносится в точку нашего рождения, теряя, однако, память о прошлой жизни. Остаются лишь мелкие штрихи. Что-то вроде фантомных болей отсечённого прошлого. Они потом, уже в следующей жизни, могут проявляться в виде интуиции, озарений, эффекта дежавю.
– И мы движемся по замкнутому кругу, как белка в колесе?
– Почти так. Круговорот сознаний в природе. Но есть одно отличие от природных процессов. Мы способны менять судьбу, изменять свою мировую линию. Мы можем сознательно строить мир. Что, согласно религиозным догматам, ждёт человека после смерти? Суд Божий, а потом рай или ад. Мы не смогли бы жить среди райских кущей, вкушать амброзию и слушать пение ангелов. Нам стало бы скучно в таком раю уже через неделю. Поэтому настоящий рай должен быть похож на наш же мир. Только улучшенный. Улучшенный нами, нашими действиями и стараниями. Вот мироздание и пошло навстречу человеческим чаяниям и мечтам. В круговороте сознаний, проживая жизнь множество раз, мы сами строим и свой рай, и свой ад на следующем витке жизни.
– Мрачноватая картинка получается, ты не находишь? В твоей космогонической теории человек низведён до уровня маленького колёсика в гигантском часовом механизме…
– Вовсе нет, – Философ решительно тряхнул головой. – Да, мы заперты мирозданием каждый на своём отрезке времени. Но способны преодолеть статичность и заданность жизни активными действиями. Нужно всего лишь сознавать, что делать, как сделать и когда решиться на первый шаг…
Председатель закрыл глаза.
Глухая стена удушающей бюрократии и всеобщей апатии. Отчаяние и предопределённость.
«Что сделать, как сделать и когда решиться на первый шаг».
…А потом ему в голову пришла шальная и гениальная по своей простоте мысль. Он даже подивился, как раньше не додумался до такого очевидного решения.
Осторожно, чтобы не разбудить спящую жену, председатель поднялся с кровати, на цыпочках вышел из спальни и прошёл в домашний кабинет. Присел на краешек письменного стола, зажёг настольную лампу, пододвинул к себе городской телефон и набрал номер старого и хорошего друга. Того самого, с которым судьба свела его более сорока лет назад и с которым они вместе пережили и много радостей, и много горестей.
– Алло, – сонным и недовольным голосом отозвалась после серии длинных гудков телефонная трубка.
– Привет, Степаныч, – председатель улыбнулся, представив взлохмаченную со сна кучерявую шевелюру друга. – Командующий спит, а космические войска несут службу? Непорядок, товарищ генерал-полковник!
– Ты?! – Собеседник сразу узнал его по голосу. – В такую рань… Что-то случилось?
– Ещё нет. Но может случиться. Короче говоря, Степаныч… Мне понадобится твоя помощь. Твоя и твоих ореликов…
7
– Современный империализм, товарищи, всё ещё остаётся поджигателем локальных вооружённых конфликтов, которые рано или поздно могут перерасти в новую мировую войну, – голос генерального секретаря ЦК КПСС звучал с трибуны звонко и чётко. За годы комсомольской и партийной карьеры он отточил стиль выступлений до малейших оттенков интонаций.
«Да, поговорить новый генсек любит», – с неодобрением отметил председатель. Он сидел в президиуме зала заседаний сессии Верховного Совета СССР и вполуха слушал речь всесоюзного партийного руководителя. Как всегда, эта речь в прямом эфире транслировалась и на весь Советский Союз, и через спутники связи – на все страны мира. Слушайте все, слушайте в Европе и Азии, в Америке и Африке, – мы открыты в наших светлых помыслах и добрых намерениях.
– Но мы твёрдо стоим на страже завоеваний социализма, – витийствовал с трибуны генсек. – Мы не дадим грязным рукам империалистических воротил скомкать судьбы народов мира!
– Николай Петрович, – председатель Президиума Верховного Совета повернул голову к своему первому заместителю, который сидел в президиуме слева от него. – По окончании этого выступления предоставишь слово мне. Ты понял?
– Вам? – Брови зама удивлённо поползли вверх. Он заглянул в лежащий перед ним лист бумаги с повесткой дня сессии. – Но сейчас у нас по плану выступление заслуженной ткачихи Бебеновой…
– Планы партии корректируются планами народа, – шёпотом сострил председатель и весело подмигнул заму. – Или ты против планов народа?
Озорной тон председателя успокоил зама, он тихо кашлянул и пожал плечами:
– Кто же у нас против планов народа? Готовьтесь, будете выступать.
«Вот и всё, – председатель почувствовал, как сердце тревожно сжалось. – Шаг сделан. Теперь отступать уже нельзя… Эх, только бы Степаныч не подвёл!»
8
Трансляция сессии Верховного Совета шла через спутники на все страны мира. Президент США в Овальном кабинете Белого дома сидел за столом, смотрел на плоский экран большого плазменного телевизора и внимательно слушал эмоциональную и энергичную речь кремлёвского руководителя. Специальный переводчик за кадром тут же переводил слова советского генсека с русского языка на английский.
– Коммунистическая партия и советский народ уже в ближайшее время твёрдо намерены вышвырнуть империализм на свалку истории! – Человек на трибуне по другую сторону земного шара разошёлся не на шутку и уже почти кричал в микрофон. – Враг будет разбит, победа будет за нами!
«Господи, а это что значит? – испуганно подумал президент. – Генеральный секретарь сейчас слово в слово повторил знаменитые слова Сталина. Те самые, которые Сталин произнёс после начала войны с гитлеровской Германией. Неужели Советы действительно готовят первый удар? Или это только словесный блеф, неуклюжая политическая игра этого кремлёвского неврастеника?»
Он почувствовал, как по спине зазмеились струйки пота. Кончики пальцев рук похолодели.
«Что это, открытое объявление войны или обычная политическая демагогия? – Президент наклонил голову над столом и закрыл ладонями глаза. – В ближайшие сутки-двое мне придётся принимать какое-то решение… Атаковать русских или дать отбой нашим вооружённым силам? От моего приказа сейчас зависят и судьба нации, и будущее всего мира… Слова генсека – это правда или блеф? Советы таки готовят ядерный удар или нет? Подскажи, Господи! Наставь на путь истинный… Дай знак рабу твоему!»
Генеральный секретарь в далёкой Москве закончил выступление и отправился с трибуны обратно на своё место в президиуме сессии Верховного Совета. Зал заседаний разразился аплодисментами, которые в завтрашних публикациях советских газет, как всегда, будут названы бурными.
Обычно после выступлений генерального секретаря советское Центральное телевидение сразу же прекращало прямую трансляцию. Рука президента США привычно потянулась к дистанционному пульту телевизора, но замерла на полпути. Трансляция не прекращалась.
Аплодисменты в зале заседаний на той стороне земного шара стихли, и в эфире зазвучал голос первого заместителя председателя Президиума Верховного Совета СССР:
– Слово предоставляется…
9
– Это что ещё за самодеятельность? – Генеральный секретарь не скрывал недовольства.
Он уже занял место в президиуме сессии справа от опустевшего кресла председателя Президиума Верховного Совета.
– Он что, должен был сейчас выступать? – Генсек повернулся к первому заму председателя. – Что там записано в повестке дня?
– Товарищ председатель попросил предоставить ему слово вне очереди, – глаза первого зама блеснули льдом. Он, известный всей стране академик, с молодых лет терпеть не мог партийных болтунов и демагогов. Новый генеральный секретарь был для него воплощением именно этой примазавшейся к государственной власти когорты людей.
Партийный вождь бросил на первого зама полный злобы взгляд и резко повернул голову назад. Там, во втором ряду президиума, сидел министр обороны.
– Иван Андреевич, если прямая трансляция сессии ещё продолжается, срочно распорядись, чтобы телевидение её немедленно прервало. Под любым предлогом прервало!
– Понял, товарищ генеральный секретарь, – министр обороны поднялся со своего места и стал торопливо пробираться вдоль кресел второго ряда президиума к выходу из зала.
Генсек достал из кармана носовой платок, вытер вспотевший лоб и зло прошипел в спину председателя Президиума Верховного Совета, который уже стоял на трибуне:
– Ишь ты, партизан, твою мать!
10
– Уважаемые товарищи!
Председатель окинул взором сидящих в зале заседаний людей. Генералы и рабочие, врачи и учителя, главные конструкторы секретных конструкторских бюро и простые колхозники. Взгляды их были устремлены на стоявшего за трибуной человека.
– Я не собирался сегодня выступать перед вами, – сказал председатель, стараясь говорить как можно более твёрдым и спокойным голосом. – Но тревожная политическая обстановка в нашей стране и в мире в целом заставила меня подняться на эту трибуну.
По залу прошелестел лёгкий шум. Депутаты Верховного Совета СССР удивлённо переглядывались друг с другом.
Председателя Президиума Верховного Совета уже давно и хорошо знала вся страна. Он выступал очень редко: озвучивал написанные помощниками и референтами речи, вёл заседания сессий. Чего ещё можно ожидать от человека, занимающего церемониальный и во многом формальный государственный пост?
– Страна и мир находятся на грани ядерного конфликта, – голос председателя зазвучал веско и жёстко. – Ракетно-ядерные силы Советского Союза и Соединённых Штатов Америки приведены в состояние полной боевой готовности. Главная причина этого – авантюристическая внешняя политика нашего нынешнего партийного руководства.
Зал зашумел. Депутаты уже поняли, что происходит нечто необычное, неординарное.
Генеральный секретарь почувствовал, что его лицо наливается кровью. Этот старикан, эта улыбающаяся кукла на верёвочках решила ставить ему палки в колёса! Решила бросить ему вызов! Какой негодяй! Ну, ничего, на завтрашнем заседании Политбюро мы расставим все точки над «i». Как всё-таки хорошо, что он предусмотрительно распорядился прервать телетрансляцию! За пределы этого зала выступление взбунтовавшегося председателя уже не выйдет. Ну а с депутатами Верховного Совета потом поработают руководители соответствующих партийных органов.
– Сейчас достаточно одной искры, чтобы разразился новый мировой пожар, – слова председателя неслись над залом заседаний Верховного Совета. – И эта роковая искра в отношениях между нашей страной и США может проскочить уже через несколько дней.
– Товарищ председатель Президиума Верховного Совета, – генеральный секретарь с побагровевшим и перекошенным от злобы лицом резко взметнулся на ноги, – немедленно прекратите политическую демагогию!
– Я не мешал вам выступать, – председатель за трибуной вполоборота повернулся к генсеку, – и вы мне, пожалуйста, не мешайте!
– Да, товарищ генеральный секретарь, – громко произнёс первый заместитель председателя и решительно потянул генсека за рукав пиджака, – присядьте на своё место. Не мешайте работать сессии Верховного Совета!
11
Министр обороны быстрым шагом вошёл в комнату для совещаний Президиума Верховного Совета и потянулся к стоявшим на маленьком столике телефонам правительственной связи.
– А вот этого не следует делать, уважаемый Иван Андреевич! – раздался спокойный и насмешливый голос за его спиной.
Министр обороны резко обернулся. В углу комнаты стоял командующий космическими войсками. В его руке воронёной сталью поблёскивал пистолет. Дуло было направлено точно в грудь министра обороны.
– Это как прикажете понимать, товарищ генерал-полковник? – враз осипшим голосом произнёс министр. – Что за самодеятельность?
– Никакой самодеятельности, – лицо командующего космическими войсками излучало уверенность и дружелюбие. – Я выполняю просьбу председателя Президиума Верховного Совета и обеспечиваю его выступление на сессии. Поэтому телевизионную трансляцию вам, дорогой Иван Андреевич, прервать не удастся, даже и не пытайтесь. Тем более что телецентр страны десять минут назад взят под контроль моими офицерами.
– Ах, вот оно что, – министр осел на мягкий диван около стены. – Значит, вы заранее всё спланировали…
– Конечно, спланировали, – весело подтвердил генерал-полковник. – Как же можно в нашей стране работать без плана?
Министр обороны почувствовал, что ему стало трудно дышать. Воротник рубашки врезался в шею.
– Ты отдаёшь себе отчёт, что это измена? – Министр обороны облизал пересохшие губы. – Измена Родине, народу, партии!
– Какая ещё измена? – Генерал пожал плечами. – Выступает глава нашего советского государства, а вы хотите ему помешать. А я не хочу вам этого позволить. В чём же тут измена?
– Прекратите болтовню, товарищ генерал-полковник! – Министр обороны уже овладел собой. – Немедленно уберите оружие и дайте мне возможность воспользоваться правительственной связью!
– Сидите спокойно, товарищ маршал Советского Союза, – глаза командующего космическими войсками блеснули холодным блеском. – Давайте-ка лучше посмотрим телетрансляцию!
Не опуская пистолета, он потянулся к дистанционному пульту на столе и включил телевизор, который стоял в дальнем углу комнаты. На экране почти мгновенно крупным планом возникло лицо председателя Президиума Верховного Совета СССР.
– Непосредственным поводом для начала обмена ядерными ударами между СССР и США, – говорил стоявший на трибуне председатель, – может явиться катастрофа американского космического шаттла «Колумбия», который сейчас совершает полёт по околоземной орбите. Дело в том, товарищи, что во время старта этого корабля его теплозащитная оболочка была повреждена, и безаварийное возвращение «Колумбии» на Землю невозможно. Семеро космонавтов должны заживо сгореть в земной атмосфере во время посадки. Американские руководители полётом шаттла не подозревают, что их космический корабль смертельно ранен. Но об этом знают и наш генеральный секретарь, и руководители нашего министерства обороны. Однако они решили не ставить в известность правительство США. Я же считаю, что в условиях нынешнего противостояния Советского Союза и Соединённых Штатов гибель шаттла «Колумбия» может стать той искрой, которая и разожжёт ядерный пожар.
Зал заседаний сессии Верховного Совета тревожно загудел.
– Какое хорошее изображение, – сказал командующий космическими войсками. – Постарались мои орелики! Молодцы!
– Передача идёт в прямом эфире? – побелевшими губами спросил министр обороны. – На всю страну?
– Конечно, на всю страну – от Бреста и до Камчатки, – с озорным смешком подтвердил генерал-полковник. – И через спутники связи – на весь мир! Помните, как когда-то говорил Левитан, когда в эфир шли официальные сообщения?
Он кашлянул и произнёс, стараясь копировать нотки известного всей планете диктора советского радио и телевидения:
– Говорит Москва! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза, Центральное телевидение, все системы дальней космической связи!
– Послушай, генерал, – министр обороны сунул пальцы за ворот рубашки и резко рванул, пытаясь ослабить туго затянутый галстук. – Ты выбрал неправильную сторону на баррикадах. Но ещё не поздно всё поменять! Этого слюнтяя, – он кивнул в сторону изображения председателя на экране телевизора, – считай, что уже нет. А тебе ещё служить и служить!
– Это ты к чему клонишь, Иван Андреевич? – Генерал-полковник прищурился, внимательно разглядывая лицо собеседника.
– Тебе не надоело быть вторым номером? – Министр обороны сглотнул ком в горле. – Если ты сейчас дашь мне поговорить по телефону, историю вполне можно будет изменить. Подкорректировать в правильном направлении. Переписать заново. Мы можем объявить, что тогда, в шестьдесят первом, первым человеком, который облетел Землю, был не Гагарин, а ты. Гагарин, скажем мы, просто имитировал полёт. По секретному распоряжению Хрущёва. Чтобы мы могли утереть нос Америке, опередить американских космических попрыгунчиков Шепарда и Гриссома. А первый настоящий космический полёт совершил ты!
Улыбка медленно погасла на лице командующего космическими войсками. Он некоторое время молча рассматривал сидевшего перед ним человека, а потом ровным и бесцветным голосом тихо произнёс:
– Дурак ты, Иван Андреевич… Даром что министр обороны и маршал, а всё равно – дурак…
12
– Мы не можем допустить ядерной войны между СССР и США. Нужно сохранить мир между нашими странами, разрядить политическую обстановку.
Голос председателя звучал уверенно и твёрдо.
…В семидесятом, уже после того, как сначала советский космонавт Валерий Быковский, а затем и американцы Армстронг с Олдрином, высадились на поверхность Луны, его пригласил к себе Хрущёв.
– Ну, как твои дела? – поинтересовался первый секретарь, едва он переступил порог главного кабинета в здании ЦК партии на Старой площади. – Что планируешь делать дальше? Как жить? Летать ещё хочешь?
– Конечно, хочу, Никита Сергеевич, – он засмеялся. – Космонавт не может не летать! Вот отдохну немного после полёта – и снова на подготовку!
Он тогда месяц как вернулся из своего третьего космического рейса. Командовал очередной экспедицией на Луну, ездил на луноходе по лунной поверхности.
– Это хорошо, что ты не хочешь почивать на лаврах, – сказал Хрущёв. – Настоящий коммунист должен работать до самой старости. Пока голова думает, ноги носят, а сердце бьётся…
Никита Сергеевич помолчал, вздохнул:
– А я вот совсем старый стал. Пора мне в отставку, на пенсию. На рыбалку ходить и мемуары писать.
– Да что вы, Никита Сергеевич! – возмутился он. – Куда вам в отставку? Вы же настоящий работник! Нам на вас равняться и равняться!
– Не перечь, – Хрущёв покачал головой. – Мне, старику, виднее. В феврале будущего года состоится двадцать четвёртый партийный съезд. Я передам пост первого секретаря Центрального Комитета КПСС Леониду Ильичу Брежневу. Ну а тебя мы решили рекомендовать в состав ЦК и кандидатом в члены Политбюро. Возражать не будешь?
Так началась его политическая карьера. А весной 1989 года, когда на пенсию ушёл Андрей Андреевич Громыко и генеральным секретарём ЦК КПСС партийный пленум утвердил Николая Ивановича Рыжкова, ему предложили возглавить Верховный Совет СССР…
– Я хочу сегодня с этой трибуны обратиться напрямую к президенту Соединённых Штатов Америки, – председатель сделал секундную паузу и продолжил:
– Господин президент! Настало время снять все спорные вопросы между нашими странами и разрядить международную обстановку.
Он чуть помедлил и сказал:
– И я, и вы видели нашу планету с космических орбит. Я летал в космос на «Востоке», «Союзе» и «Заре». Вы поднимались к звёздам на «Джемини», «Аполлоне» и космическом шаттле. Нам обоим посчастливилось прогуляться по лунным просторам. Господин президент, вы видели, как мала и беззащитна наша Земля в чёрных и холодных просторах космоса. Неужели мы с вами позволим, чтобы этот маленький голубой шарик стал игрушкой в руках безумных политиканов?
Зал заседаний молчал и напряжённо ловил каждое слово стоящего за трибуной человека.
– Как полномочный глава Советского государства, я обращаюсь к вам с предложением о немедленной встрече и о проведении переговоров по всему кругу проблем, которые накопились в отношениях между нашими странами. Если вы действительно за мир и дружеские взаимоотношения между народами, за снятие напряжённости между СССР и США, за равноправное деловое сотрудничество, то вот вам моя протянутая рука и…
Он на секунду замешкался, а потом произнёс, бросил в пространство ёмкое и известное всему миру слово, с которым в апреле 1961 года сделал самый главный в своей жизни шаг:
– …Поехали!
Председатель замолчал. Сердце бешено колотилось. Перед глазами расплывалась пелена, состоявшая из множества цветных пятен – устремлённых на него лиц, слепящих телевизионных юпитеров и ярко светящихся люстр под высоким потолком зала сессионных заседаний.
Несколько бесконечно долгих мгновений зал безмолвствовал. А потом взорвался невиданным громом аплодисментов. Люди аплодировали, вставали со своих мест, выходили в проходы между креслами.
Председатель вздохнул полной грудью и улыбнулся. Он вдруг совершенно отчётливо осознал, что его место сейчас не на трибуне, а там, в зале, среди этих аплодирующих людей.
Он вышел из-за трибуны и вдоль длинного стола президиума неторопливо пошёл к ступенькам, которые спускались вниз в сессионный зал. Краем глаза он отметил мертвенно бледное и перекошенное бессильной злобой лицо генерального секретаря. Он увидел, как поднимаются из своих кресел и идут следом за ним, к народу, председатель Совета Министров, первый заместитель по Верховному Совету, министр иностранных дел и ещё многие, и многие люди.
А зал неистовствовал. Аплодисменты слились в мощный гул, раскатывались под сводами зала заседаний, превращаясь в рокот, от которого, казалось, дрожал воздух. Рокот множился, отражаясь от стен, нёсся над планетой на волнах телевизионного эфира, заставляя чаще биться сердца тысяч, миллионов и миллиардов людей, сметая стены равнодушия и недоверия, прочерчивая в пространстве и времени новые мировые линии.
Председателю почудилось, что среди нарастающего рокота он вдруг совершенно ясно услышал голос человека, которого считал своим духовным отцом и наставником. Услышал слова, прозвучавшие над Байконуром в то солнечное апрельское утро шестьдесят первого года:
– «Кедр», желаю вам успешного полёта!