Именно ГЛАВПУ мы обязаны канителью 1956 года с выходом на экраны фильма по сценарию В.П.Некра– сова «В окопах Сталинграда», против которого ополчился начальник ГЛАВПУ генерал-полковник Желтов, горячо поддержанный маршалами А.Е.Еременко и И.С.Коневым.[149]
После выхода в мае 1970 года в «Неделе» статьи Д.Д. Лелюшенко «Освобождение» (в ней, в частности, говорилось о том, что на Прагу наступали и американцы) два отдела ЦК – пропаганды и административных органов – признали публикацию ошибочной и рекомендовали всем печатным органам впредь согласовывать публикации по военной тематике с ГЛАВПУ.[150]
Впрочем, запрет даже на полуправду, как в эпизоде со статьей Лелюшенко, имел место уже на третьем этапе – на «брежневском» (1964–1985 гг.). Отмеченный частичной реабилитацией Сталина, он до известной степени явился шагом назад, к первому этапу.
Его фактическим началом можно считать кампанию против А.М. Некрича и его книги «1941: 22 июня», выпущенной в 1965 году издательством «Наука» самым что ни на есть рутинным порядком, то есть через Главлит. В книге честно раскрывались многие просчеты главнокомандования на начальном этапе ВОВ, что в это время уже не прошло бы согласования в ЦК или в ГЛАВПУ. Дополнительное раздражение вызвали и положительная рецензия в «Новом мире», подчеркивавшая объективность книги[151], и результаты обсуждения книги в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, в ходе которой многие историки, вопреки ожиданиям, поддержали А.М. Некрича[152]. В разгромной рецензии, опубликованной в «Вопросах истории КПСС»[153], автор обвинялся в очернительской тенденциозности и в измене принципам марксистской историографии (последнее, впрочем, справедливо).
Среди журнальных публикаций этих лет, увидевших свет и заслуживших за это высочайшее «пропесочивание» на уровне ЦК, – повести Василя Быкова «Мертвым не больно» (Новый мир. 1966. № 1) и Анатолия Кузнецова «Бабий Яр» (Юность. 1966. № 8). Заведующие отделами пропаганды и агитации ЦК КПСС (В. Степанов) и культуры (В. Шауро) сочли клеветническими быковские описания жестокости, беззаконий и преступлений, творящихся среди отступающих частей Красной армии «особистами»: «Забвение т. Быковым классовых критериев, грубое искажение исторической правды привело к тому, что из-под его пера вышло произведение, наносящее серьезный вред делу воспитания советских людей, особенно молодежи»[154].
Повести Быкова и Кузнецова были, тем не менее, напечатаны. Но некоторым текстам повезло меньше, и, даже будучи однажды одобренными в Главлите, они были вынуты из номеров, как, например, дневник К.М. Симонова «Сто суток войны» – из «Нового мира» или очерк С.С. Смирнова «По следам войны» – из «Дружбы народов»[155].
Еще одной «жертвой» тенденций этого этапа едва не стала англоязычная книга «Россия в войне 1941–1945» французского историка русского происхождения Александра Верта, в годы войны работавшего корреспондентов Би-би-си и «Санди Таймс» в Москве. Книга получила большой резонанс во всем мире, и А. Верт предложил издательству «Прогресс» выпустить ее перевод. Два журнала – «Юность» и «Иностранная литература» – ухватились за идею напечатать главы из книги, но само издательство возражало против издания. Вопрос решился поистине по-соломоновски: Отдел пропаганды ЦК постановил – книгу печатать, но в закрытом порядке и для рассылки по специальному списку[156]. В результате книга А. Верта выходила дважды: в 1965 году в закрытом порядке (тремя выпусками по 300–350 стр. каждый[157]) и в 1967 году в открытом – однотомником в 774 страницы[158].
В 1968–1969 гг. даже такой мемуарист, как Г.К. Жуков, едва не угодил в диссиденты, а рукопись его «Воспоминаний и размышлений» (вызывавших возражения Минобороны) – в «Тамиздат»! Мало того, за рубежом она оказалось не где-нибудь (КГБ еще пришлось перепроверять каналы такой утечки), а в самом скандальном лондонском издательстве «Флегон пресс», тут же начавшем шантажировать советское посольство предложением отказаться от издания в обмен на лицензию «Международной книги» на право продажи советских книг за рубежом![159]
В собственно научной сфере программным достижением «брежневского» этапа стал выход в 1973–1982 гг. фундаментального труда – 12-томной «Истории Второй мировой войны 1939–1945 гг.», авторский коллектив которой рекрутировался в Институте военной истории МО СССР, а также в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и двух академических институтах (Институт истории СССР и Институт всеобщей истории). Его можно было бы назвать фундаментальным, когда бы не вяжущееся с фундаментальной научностью подхалимство, выпячивание исторической роли полковника Л.И. Брежнева и 18-й армии, имевшей честь иметь его в своих рядах.
Надо заметить, что подхалимство, более или менее развитое на всех этапах, в эпоху брежневского застоя достигло не виданных ранее высот. Высшие военные и партийные руководители включались в авторские коллективы трудов, к написанию (а возможно и к чтению) которых не имели не малейшего отношения. Своего рода кульминацией этой тенденции стал выход в 1967–1976 гг. трех томов мемуаров маршала А.А. Гречко[160] – брежневского министра обороны, командовавшего во время войны той самой 18-й армией, где начальником политотдела служил Брежнев. При этом сам Гречко своих мемуаров не писал, их изготовляла специальная группа историков и журналистов. Таким же способом были сляпаны «воспоминания» и самого Л.И. Брежнева, в том числе и брошюра 1978 года «Малая земля» – о неудачном, в сущности, десанте под Новороссийском. В 1980 году за «свои» произведения «Малая земля», «Возрождение» и «Целина» Брежнев был удостоен Ленинской премии в области литературы, которой Леонид Ильич искренне и по-детски радовался, как и любой другой награде, будь то орден Победы или маршальская форма. (Впрочем, «малый культ» полковника Л.И. Брежнева с самого начала ничего кроме понимающей улыбки ни у кого не вызывал. За улыбкой этой была различима смешанная со стыдом грусть и досада за страну).
В то же время партия и правительство очень уважали и высоко ценили взрывоопасную силу подлинного исторического документа и мемуаров и делали все от них зависящее, чтобы таковым ходу не давать. Весной 1977 года КГБ и Главлит поставили перед Секретариатом ЦК КПСС вопрос о порядке подготовки и издания мемуаров политического и военного характера. 28 июня 1977 года вышло соответствующее постановление, обязывающее издательства предварительно согласовывать свои сводные планы по мемуаристике с ЦК КПСС, с ИМЛ при ЦК КПСС и с ГЛАВПУ[161].
Практически одновременно – летом 1977 года – Отдел пропаганды и Главлит зарубили и отправили на доработку верстку глав из «Блокадной книги» А. Адамовича и Д. Гранина, шедших в №№ 7 и 8 «Нового мира»[162]. Вразрез с генеральной линией партии шло и предложение К.М. Симонова от 18 января 1979 года о проведении кампании по сбору неопубликованных воспоминаний участников ВОВ и о создании в Центральном архиве Министерства обороны в Подольске специального отдела для их хранения. Идея рассматривалась в военных и партийных структурах, мнение которых дружно совпало: предложение сочли нецелесообразным, ибо невозможно обеспечить контроль за использованием и за достоверностью (sic!) изложенных в воспоминаниях фактов[163].
Четвертый этап – «горбачевский». В издании ИНИОН он, едва успев начаться, завершается уже в 1990 году. И это, по сути, правильно, поскольку смешивать его с «ельцинским», несмотря на кажущееся их сходство, нет оснований. Механизмы инициирования публикаций и принятия решений об их судьбе при Горбачеве не претерпели ни малейших изменений – просто инстанции, принимающие решения, стали, действительно, гораздо либеральнее. Хочешь удивить мир собственной смелостью – обратись в соответствующий отдел ЦК с прочувствованной и политкорректной просьбой о разрешении того-то и того-то, и тебя, скорее всего, поддержат, в крайнем случае, дадут какой-нибудь незначительный совет о другой формулировке какой-нибудь фразы.
Так, при Горбачеве было снято табу с целого ряда одиозных приказов военного времени, в частности, с приказа Ставки № 270 от 28 августа 1941 года и приказа НКО № 227 («Ни шагу назад!») от 28 июля 1942 года[164]. Оба упомянутых приказа были напечатаны в «Военно-историческом журнале» в 1988 году – соответственно, в №№ 9 и 8[165].
Согласие на публикацию Приказа № 270 было получено 21 июля 1988 года; его дали сразу два отдела ЦК – отдел административных органов (И. Ларин) и отдел науки и учебных заведений (В. Григорьев). При этом они ссылались на публикации в центральной печати академика А.М. Самсонова и другие, ставящие вопрос о публикации полного текста этого приказа[166]. Уже 27 июля их ходатайство было поддержано и на Секретариате ЦК. Но самое пикантное при этом то, что так громко стучаться пришлось в совершенно открытые ворота, ибо сам по себе приказ никогда не был секретным; отпечатанный в типографии, он рассылался в войска в количестве около 45 тысяч экземпляров