Сейчас трудно даже представить, какой оглушительный успех имел перевод драмы Калидасы «Шакунтала». С английского она была переведена на все европейские языки (в том числе и на русский — в «Московском журнале» Н. М. Карамзина). В. Гумбольдт писал: «Во всей античной Греции нет изображения женственности и прекрасной любви, которое хотя бы отдаленно приближалось к Саконтале». Ф. Шиллер публиковал в своем журнале отдельные сцены из индийской драмы, ее влияние прослеживается в «Марии Стюарт» и «Вильгельме Телле». И. В. Гёте в подражание Калидасе составил пролог к «Фаусту» и написал стихи: «Хочешь ли в слове одном постигнуть и Небо, и Землю, молвлю Сакунтала я, этим все сказано вдруг». Древнеиндийская драма послужила основой для общих размышлений о человеческой природе и мировой культуре. В предисловии к немецкому переводу «Шакунталы» И. Г. Гердер говорил о единстве человечества, по отношению к которому отдельные народы являются лишь индивидами.
Работы У. Джонса имели большое значение и для самой Индии. Речь идет не только о том, что его восхищение санскритской литературой заставляло индийцев гордиться своим культурным наследием. В духе Просвещения ученый пытался обнаружить в индуизме религию чистого разума, стремясь достичь ее синтеза с христианством. Под влиянием английского индолога находился Рам Мохан Рой (1772-1838), знаменитый писатель и общественный деятель. В своем переводе упанишад он давал последним трактовку в духе монотеизма. Вокруг Р. М. Роя сложилось общество «Брахмосамадж», ставившее своей целью изменение нравов индийцев. Реформаторы стремились освободиться от наиболее варварских пережитков средневековья — таких, как самосожжение вдов, — но при этом объявляли последние искажением первоначальных обычаев и религиозных идеалов индуизма. Модернизацию они представляли как возвращение к подлинной, еще неиспорченной древности. Общественная борьба требовала и от сторонников, и от противников реформ поиска аргументов в санскритской литературе, а следовательно, ее активного изучения. Публицистика изобиловала ссылками на древние тексты, и санскритология приобретала политическую актуальность. Древность в Индии вообще тесно переплетена с современностью — если до последнего времени в судах цитировали старинные шастры, интерпретация их не могла представлять лишь чисто академический интерес.
Азиатское общество послужило образцом для создания в Индии новых объединений. В 1804 г. возникло Литературное общество Бомбея, ставшее затем Бомбейским отделением Азиатского общества (ныне — самостоятельное Азиатское общество Бомбея). Позднее Азиатское общество было основано также и в Мадрасе.
Еще более важное значение имело распространение индологии в Европе. Завершив срок службы в Бенгалии, возвращались в Англию чиновники-востоковеды. Ч. Уилкинс стал библиотекарем в «Индиа Оффис». Другому члену Азиатского общества, морскому офицеру Александру Гамильтону, пришлось надолго задержаться в Париже из-за объявленной Наполеоном континентальной блокады. Он занялся разбором индийских рукописей Национальной библиотеки и преподаванием санскрита. В кругу его знакомых и учеников оказались знаток персидского языка Антуан-Леонар Шези и немецкий поэт и философ Фридрих Шлегель. Последний писал в 1803 г. своему другу Людвигу Тику: «Все вытеснил санскрит, здесь действительно источник всех языков, всей поэзии, всей истории человеческого духа — все, все происходит из Индии, без исключения». Именно эта идея и легла в основу опубликованной им в 1808 г. книги «О языке и мудрости индийцев».
Ф. Шлегель особенно ярко выразил то отношение к Индии, которое было характерно для немецкого романтизма. Для него Восток — это царство религии, духовной цельности, еще не испорченной плоским рационализмом. Священные книги Индии — не просто древнейшие памятники мировой литературы, они содержат изначальное откровение, полное мудрости и высокой поэзии.
Сходство между санскритскими и немецкими словами заставляло искать на далеком Востоке корни германского духа. Такие же идеи воодушевляли ученых и в славянских странах — например, петербургский библиограф Федор Павлович (Фридрих) Аделунг написал сочинение о словах русского языка, близких по звучанию и значению с санскритскими.
Книга Ф. Шлегеля имела большой успех. Под ее влиянием находился, в частности, граф Сергей Семенович Уваров. В 1810 г. он опубликовал на французском языке проект Восточной академии и подробный план ее деятельности. Важнейшее место в последнем уделялось Индии — созданию словаря санскрита, переводам классической поэзии, которая могла бы обогатить новейшую литературу. Такого рода идеи носились тогда в воздухе. Живой интерес к проекту проявил Наполеон Бонапарт. В России некоторые из замыслов С. С. Уварова, вскоре ставшего президентом Академии наук и министром народного просвещения, могли быть осуществлены. В 1818 г. был основан Азиатский музей (из которого впоследствии вырос Институт востоковедения Академии наук). Правда, коллекции му-вея были связаны, конечно, не с Индией, а со странами мусульманского мира — ими и занимались его первые сотрудники.
Более успешно санскритология развивалась во Франции, Германии и Англии. В 1815 г. в Коллеж дс Франс была образована первая в Европе кафедра санскрита, которую занял А.-Л. Шези (одновременно с кафедрой Китая, занятой Абелем Ремюза). Одним из его учеников стал Август-Вильгельм Шлегель (1767-1845). Главная задача, которая стояла тогда перед учеными, — издание литературных памятников. А.-Л. Шези опубликовал знаменитую «Шакунталу» — первый санскритский текст, напечатанный в Европе. Но основная заслуга в решении этой задачи принадлежала А.-В. Шлегелю — филологу-классику, принесшему в индологию свой огромный опыт и практические навыки в текстологии. Прусским министром просвещения был Вильгельм Гумбольдт, великий лингвист и философ, сам с энтузиазмом изучавший санскрит. Он способствовал образованию специальной кафедры в Бонне (1818 г.) и формированию богатейшего берлинского собрания рукописей. Основу последнего составила коллекция Роберта Чамберса — калькуттского судьи и одного из ведущих членов Азиатского общества. А.-В. Шлегель опубликовал «Бхагавад-гиту» с латинским переводом и значительную часть «Рамаяны». Это он превратил Бонн в «Бенарес на Рейне», куда приезжали учиться санскриту из всех стран Европы. Так начинала складываться немецкая индология.
Наряду с боннской школой появилась и берлинская, связанная с именем Франца Боппа (1791-1867). Последний был тоже учеником А.-Л. Шези (а арабским и персидским занимался у Сильвестра де Саси). Ф. Боппа как лингвиста привлекло описание санскрита, данное Панини. Занятия грамматикой санскрита в сопоставлении с латинским, греческим и авестийским привели его к убеждению, что между этими языками есть закономерные соответствия. В его работе 1833 г. по грамматике санскрита содержалось изложение научных методов сравнительной лингвистики и были заложены основы индоевропейского языкознания. Среди опубликованных Ф. Боппом текстов был фрагмент из «Махабхараты» — сказание о Нале. Именно по этому изданию санскритолог и поэт-романтик Фридрих Рюккерт выполнил свой перевод. А уже с немецкого на русский «Наля и Дамаянти» перевел В. А. Жуковский.
Г. Гейне в 1821 г. писал: «Португальцы, голландцы и англичане на своих больших кораблях вывозят богатства Индии — нам же, немцам, уготована лишь роль наблюдателей. Но сокровища индийского духа не уйдут от нас, наши купцы Ост-Индской компании — это Шлегель, Гумбольдт и Бопп».
Появились первые санскритологи и в России. В 1830-е годы Бернгард Альбрехт (Борис Андреевич) Дорн был приглашен преподавать восточные языки в Харьковский университет. Здесь он начал вести занятия санскритом и опубликовал сочинение о родстве его со славянским языком. Так как русский язык ученый знал недостаточно хорошо, а слушатели его не владели немецким, преподавание велось на латыни. В те же годы Роберт Христианович Ленц (младший брат известного физика), посланный учиться к Ф. Боппу, издал текст драмы Калидасы «Мужеством добытая Урваши» с латинским переводом. Затем он занялся подготовкой издания «Бхагавата-пураны».
В то время как в Германии (да и во Франции) санскритология развивалась в духе романтического направления, в Англии стала преобладающей совершенно иная тенденция. В общих трудах Индии и ее культуре давались самые резкие негативные оценки. Так, по мнению Джеймса Милля, автора официально признанной «Истории Британской Индии», эта страна принадлежала не истории, а скорее «естественной истории». Высокий уровень цивилизации определяется, по его мнению, тем, в какой мере она рациональна и придает должное внимание свободе индивидуальности, следуя принципу утилитарности. С этой точки зрения ни о каких достижениях отсталых азиатов вообще не могло быть речи. Таким образом, Индия нуждается не в изучении, а в сильной власти и распространении на ее территории европейского образования. Другой ученый, знаменитый историк и британский администратор Т. Маколей, говорил, что вся литература Востока не стоит и одной полки европейских классиков. Подобное отношение к Индии колониальных властей, естественно, не могло не сказаться не только на их политике в области образования и культуры, но и на судьбах самой британской индологии.
В то же время именно английские востоковеды имели такие возможности знакомства со страной, каких практически были лишены их коллеги из стран континентальной Европы. Преемником У. Джонса в Азиатском обществе Бенгалии стал Генри Томас Кольбрук (1765-1837). Он не обладал поэтическим вдохновением своего предшественника, но зато гораздо меньше грешил фантастическими гипотезами. Это был ученый необыкновенной эрудиции, требовавший прежде всего точности как в фактах, так и в выводах. Ему принадлежат обзоры санскритской литературы и мифологии, первые работы по древнеиндийской астрономии, математике, философии. Огромная коллекция рукописей, собранных ученым, составила основу собрания «Индиа Оффис». Он стал и первым директором Королевского Азиатского общества в Лондоне, образованного в 1823 г.