– Иллути! – крикнула Кира, совсем не уверенная в том, что это сработает. – Ищи! Ищи Дверь! Ищи!
Иллути затявкал в ответ и резко свернул в сторону. Кира бросилась бежать за ним, тяжело дыша, а вслед за ними потекла волна масок, возбужденно гудя. И, когда ей уже казалось, что бежать больше невозможно, что маски настигают, она вдруг вновь почувствовала знакомое дрожание воздуха, показавшееся теплым и приветливым: Дверь была прямо перед ней!
Сама не зная зачем (ведь без Соля волшебство не могло, не должно было сработать), она представляла себе заполненные полки супермаркета, пробегая сквозь Дверь и на ходу подхватывая Иллути, визжащего от страха и восторга. Мир вокруг них распадался на мельчайшие кусочки и собирался заново. Маски вдруг остановились и, испуганно, тоскливо гудя и подталкивая друг друга, смотрели на эту дрожащую между мирами преграду темными глазами, не выражающими ничего, понятного человеку. Дверь закрывалась! Кира еще до конца не осознала этого – но она смогла, она почему-то смогла сделать это сама!
И когда, дрогнув, как паутина, Дверь закрылась окончательно, маски остались по ту ее сторону.
Все, кроме одной.
Маска, самая большая и старая из них, торопливо удалялась прочь, в путаницу арбатских переулков, на ходу превращаясь в пожилого мужчину в серой фетровой шляпе…
Кира этого не видела: дрожа от пережитого страха, она стояла посреди самого обычного арбатского переулка и прижимала к себе притихшего Иллути. От непонятного места, куда маски привели ее, не осталось и следа.
Со стороны улицы, размахивая Путеводителем, к ним несся Соль.
Глава восьмая. О чем мечтают криптозоологи
Кира и Соль сидели на скамейке молча. Темнело, и Иллути, свернувшись в своей коробке клубочком, тихо дремал. Соль, рискуя занозить палец, ковырял поверхность скамейки, а вот Кира сидела неподвижно.
– Так, значит, – медленно произнесла она наконец, – ты знал, что это не ты, а я могу закрывать Двери? И Дверь в зоопарке тоже закрыла я, а не ты?
Соль вжал голову в плечи и угрюмо потупился.
– Ну… вроде того.
– Почему же ты молчал? – Голос Киры дрогнул. Она и сама не ожидала, что обман Соля ее так сильно заденет. Она была до того обижена, что даже не могла толком поразмыслить над тем, что владеет сильным волшебством – а ведь такие вещи обнаруживаешь не каждый день. – Когда ты вообще понял?
– Ну… – пробормотал Соль. – Вообще-то еще там. В поезде.
– Что? – Кирин голос дрогнул. – Но как?..
– Сразу после того, как открыл все те Двери, – пробормотал Соль, не глядя Кире в лицо, – я почувствовал, что больше ни одной не могу открыть. И закрыть не могу. Не знаю почему. Раньше такого не случалось. А потом я увидел тебя. И… не знаю, как объяснить. В общем, я просто почувствовал, что почти все мое волшебство перешло к тебе. Что теперь ты, а не я, можешь открывать Двери между мирами. Ну и закрывать тоже…
Он запнулся, но Кира молчала, и ему пришлось продолжать:
– Я думал, что ты не захочешь отдавать его. Я ведь даже не знаю, как получилось, что оно оказалось у тебя. Я боялся обсудить это с Путеводителем или с кем-то еще… И, в общем… я решил: найду тебя и разберусь на месте.
– Но почему ты ничего не сказал? – Кира вдруг почувствовала, что ее колотит – то ли от обиды, то ли от пережитого недавно шока. – Почему не объяснил, не попросил помочь?
– Ну… думал, может, когда все Двери закроются, волшебство вернется ко мне само собой. И я подумал, что, может…
– Подумал, что сможешь обманывать меня все это время, – подсказала ему Кира, поморщившись. – Потому что думал, что я… откажусь помогать и буду думать, как оставить это волшебство себе? Ладно, то, что ты так обо мне сначала думал… я еще понимаю: мы ведь не были знакомы. Но ведь… теперь… Я-то думала, что мы подружились.
Соль угрюмо молчал, упорно глядя себе под ноги.
– Ведь у тебя было достаточно времени, чтобы понять, что я бы все равно согласилась тебе помочь, – безжалостно продолжила Кира. – Ты не думал, что вместе мы бы быстрее сообразили, как вернуть все на свои места?
– Ты же ничего не понимаешь в волшебстве, – пробормотал Соль. Уши его пылали. – И как бы ты помогла?
– Может, я ничего и не понимаю в волшебстве, – дрожащим голосом ответила Кира, – зато ты ничего не понимаешь в дружбе. Знаешь что? Я ведь была в опасности из-за тебя. Я все это время думала, что помогаю тебе. Я же не знала, что все от меня зависит – там, с другой стороны зоопарка, или вот сейчас, с масками… Что было бы, если бы я не закрыла Двери? Ведь я даже не знала, что смогу их закрыть. Просто… делала то, что чувствовала.
Соль зажмурился и стал ковырять скамейку ожесточеннее прежнего. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Кира замолчала.
– Может, я ничего и не понимаю в волшебстве, – повторила Кира, – но теперь разберусь. И твоя помощь мне не нужна. Сама справлюсь!
Задрав нос как можно выше, она поднялась со скамейки и, прижав к груди коробку, двинулась в сторону шумного Садового кольца. Соль поплелся за ней – что еще ему оставалось делать?
Он совершенно не понимал, что с ним происходит. Ему было ясно, что Кира ждет от него извинений. Он чувствовал, что, чем дольше тянет, тем толще становится стена льда, в одночасье возникшая между ними. Он и сам не знал, как все это вышло. Он действительно обманывал ее – когда крался за ней в зоопарке, притворившись, что пошел искать Дверь, или когда делал вид, что сам закрывает Дверь в теневой мир… Но ведь потом он решил – правда решил! – рассказать ей обо всем… Да только все не мог себя заставить. И чем дольше не мог признаться, тем страшнее ему становилось.
Казалось бы, это так просто – попросить прощения, признать неправоту, тем более если ты действительно ошибался. Но по какой-то неведомой причине Соль не мог выдавить из себя ни слова. Пару раз он пытался заговорить, но слова застревали у него в горле, как горькие таблетки. Кира тоже явно не желала разговаривать с ним, поэтому они шли вдоль ревущей дороги в молчании. На улице как будто стало еще темнее, несмотря на яркий свет фонарей, фар и витрин.
И неизвестно, чем именно закончилась бы их ссора, если бы рядом вдруг не затормозила машина.
Это был белоснежный кабриолет с открытым верхом, выглядевший все же менее броско, чем женщина на водительском месте, с широкой улыбкой глядевшая на них. Ярко-сиреневое пальто, расшитое лоскутками, висело на ней мешком, но мешком в высшей степени элегантным. Голова женщины была замотана в шарф цвета сливочного масла, поверх которого красовались сверкающие мотоциклетные очки, делавшие ее похожей на большую блестящую стрекозу.
– Ну и ну! – воскликнула женщина певуче, срывая очки и стремительным движением разматывая шарф. – Что это вы делаете здесь без взрослых, а? Уже чертовски поздно, вы вообще смотрели на часы? Что-то случилось, дружочек? – Под шарфом обнаружился хвост дредов, а глаза под очками улыбались.
Соль растерянно взглянул на Киру, ища у нее поддержки, но она на него и не взглянула, сквозь зубы бросив:
– Соль, это моя бабушка, Марта. Бабушка, это – Соль.
– Очень рада познакомиться, кем бы ты ни был, – жизнерадостно отозвалась бабушка, похожая на бабушку меньше, чем ворон – на письменный стол. – Друзья моей внучки – мои друзья!
– А он мне вовсе и не друг, – обиженно заявила Кира, недовольная бабушкиной приветливостью.
– Ах вот оно что! – протянула Марта, переводя внимательный взгляд с Киры на Соля и обратно. – Ну, как бы то ни было, запрыгивайте, пока меня не оштрафовали! Уже слишком поздно, переночуете у меня. Или тебя лучше подбросить домой? – Она обращалась к Солю, но смотрела на Киру.
– Пусть едет, – милостиво бросила Кира и открыла заднюю дверцу машины.
Бабушка кивнула Солю, и уже через мгновение белоснежный кабриолет помчался вперед, унося троих пассажиров и одного механического пса в сторону Чистых прудов.
Бабушка Киры жила в старом трехэтажном доме без лифта, выглядывавшем на дорогу из-за чугунной решетки. Быть может, ремонт в квартире и не был идеален, но хозяйку явно нельзя было упрекнуть в отсутствии оригинальности. Кира любила бывать в гостях у бабушки, хотя (или, наоборот, потому что) ее дом был совершенно не похож на квартиру родителей, достойную разворота модного журнала про интерьер. Бабушка даже позволила Кире самой покрасить стены в одной из трех комнат – той, в которой она обычно ночевала. Вместе они выкрасили стены двумя красками – синей и голубой. Граница между двумя оттенками была волнистой: низ стены изображал море, а верх – небо. Когда работа была закончена, они обе обмакнули ладони в белую краску и оставили отпечатки вокруг двери – сейчас Кирины ладони оставили бы отпечаток в два раза больше. И, хотя стены были выкрашены не совсем ровно, на окне не было занавесок («А зачем? Ведь напротив окна – дерево!»), а кроватью служил матрас, лежавший прямо на полу («Очень полезно для спины, не хуже йоги!»), Кира любила ночевать у бабушки гораздо больше, чем дома.
И дело было не только в квартире с гирляндами колокольчиков, парящими под потолком, цветными фонариками и пледами из Индии. По-настоящему уютное место, в котором чувствуешь себя дома, дорогого стоит. Кира понимала это, хотя ей было еще далеко до возраста, в котором становится ясно, как трудно бывает найти свой дом, даже когда ты – взрослый и волен идти, куда хочешь.
Марта вручила Солю пухлый спальный мешок в цветочек и гостеприимным жестом обвела рукой пол гостиной, заваленный разноцветными подушечками и пуфами, расшитыми бисером:
– Не стесняйся, располагайся, где тебе удобно… Кроме вон того угла! Там мольберты и новые холсты – с ними осторожнее! Никаких вопросов и разговоров! – скомандовала она Кире, увидев, что та собирается что-то сказать. – Сегодня я побуду авторитарной бабушкой, и никак иначе! У вас обоих очень измотанный вид, поэтому сейчас мы все вместе выпьем по чашечке чая с мятой и мелиссой, потом Соль выберет себе уютный уголок, а ты, дружочек, отправишься в свою комнату! А все разговоры – завтра. Расскажете о том, что вы делали на Садовом в такое позднее время одни…