Его группа, к которой прибавилась турецкая миссия под руководством Казим-бека, включала двенадцать немцев, индийцев Махендру Пратапа и Баракатуллу и несколько персидских жандармов – всего около восьмидесяти человек. Он отправился через Западную Персию в Наин к северо-западу от Йезда, а затем через пустыню Лут, Табас и Духук.
Приблизившись к границе Афганистана, он разделил свою группу на три части, чтобы избежать встречи с английскими и российскими войсками, патрулирующими южную и северную части персидско-афганской границы соответственно. Он отправил одну часть, состоявшую в основном из больных верблюдов, на север, а вторую, состоявшую из верблюдов, нагруженных камнями, на юг, чтобы привлечь внимание патрулей, а сам стал быстро двигаться прямо на восток вместе с мулами, нагруженными легкой поклажей, к Йездану – последней деревне на персидской стороне границы. Успешно избежав встречи с патрулями, он перешел афганскую границу и 24 августа 1915 г. прибыл в Герат. Самостоятельная группа, которая под командованием Вагнера добралась до Кайна раньше Нидермайера, была отброшена русскими казаками, в результате чего она потеряла свой багаж и деньги.
Прием в Герате
В этом городе миссия получила запасы продовольствия, но была помещена под стражу в саду за пределами города, и никакое общение с жителями ей не было разрешено. Во время ее пребывания в Герате бестактные критические замечания немцев об афганских войсках и винтовках, произведенных в Кабуле, создали о них неблагоприятное впечатление.
Прибытие в Кабул
Покинув Герат 7 сентября, немцы добрались до Кабула приблизительно через двадцать дней и были помещены под стражу в Баги-Бабур за пределами города.
Позиция эмира
Эмир немедленно сообщил вице-королю о прибытии миссии в Герат. Он утверждал, что дал указания его правителю отправить ее в Кабул, где он выяснит ее намерения. Свое письмо он закончил уверениями в том, что ее появление никак не повлияет на нейтральную позицию Афганистана.
Турецко-немецкая миссия в Кабуле
Эмир задержал немецких эмиссаров, которым не было разрешено покидать сад на протяжении нескольких недель, где они ожидали аудиенции до конца октября. В перехваченном письме, адресованном немецкому посланнику в Тегеране, Нидермайер писал в ноябре 1915 г.: «Наконец эмир нас принял в дружеской манере 26 октября. Сказанное эмиром не вселило в нас большой надежды. Пожалуйста, как можно скорее пришлите турок для моей экспедиции».
В другом письме – от Роера (члена миссии) – говорилось: «Я считаю, что вполне возможно втянуть Афганистан в войну, если сюда прибудут около тысячи турок с пулеметами и члены моей экспедиции. Возможно, мы сочтем необходимым организовать государственный переворот. Крайне необходимо, чтобы жандармы сопровождали мою экспедицию от Исфахана до границы, так как дороги заняты врагом». Нечего и говорить, что копии этих писем были отправлены эмиру и, без сомнения, открыли ему глаза на намерения его немецких гостей. Летом 1916 г. миссию хорошо усилила прибывшая вспомогательная группа под командованием фон Гентига.
Затруднительное положение эмира
Положение эмира в 1915 г. было чрезвычайно сложным. Объявление джихада султаном, который был также и халифом, естественно, взволновало мулл и фанатичных афганцев, хотя, к счастью, они знали, что решение относительно джихада, опубликованное в Турции, не имело обязательной силы в Афганистане, если его также не провозгласил их собственный правитель. За исключением этого, основой политики Афганистана было то, что двое его могущественных соседей – Великобритания и Россия – враждебно относились друг к другу. Главной ценностью, которую представлял собой Афганистан для Великобритании, было то, что он являлся буферным государством, и, хотя он был связан с ней договорами и обязательствами, его эмиры еще могли в какой-то степени натравливать одного могущественного соседа на другого. Таким образом, Великобритания и Россия полностью оккупировали место действия, тогда как Турция и Германия никогда не вступали в прямые контакты с Афганистаном и были хоть и известными, но далекими от него странами.
Когда началась Первая мировая война, Афганистан столкнулся с тем тревожным фактом, что Великобритания и Россия были в ней союзницами. Положительной стороной этой новой ситуации было то, что эмир теперь получил возможность указывать своим советникам, настойчиво побуждавшим его объявить джихад, на то, что это явно повлечет за собой гибель Афганистана.
Дипломатия эмира
Ввиду сильного давления, оказываемого на него протурецкой партией, возглавляемой Насрулла-ханом и пользовавшейся поддержкой Инаятулла-хана, эмир превосходно сыграл в этой очень трудной игре. Он откладывал решение вопросов, созывая собрания главных мулл и вождей, которым он выражал свою твердую решимость поддерживать нейтралитет по указанным выше причинам и гнул свою линию, бесконечно совещаясь со своими советниками. В январе 1916 г. он подписал проект договора о союзе с Германией, в котором требовал помощи в виде сильной армии и настаивал на получении фантастических сумм золотом. Процитирую Нидермайера: «Сегодня эмир говорит, что он за нас, а завтра – что против нас». Дважды Нидермайер принимал решение уехать, но эмир задерживал его, давая оптимистические обещания, и снова отступал от них. Нидермайер также утверждал, что эмир не хочет отпускать миссию на тот случай, если обстоятельства изменятся, и Афганистан должен будет объявить войну. В таком случае, как он понимал, немецкие офицеры будут ему необходимы. Наконец, Нидермайер, сильно разочарованный в индийских бунтарях, которые все время подводили его, когда требовались какие-то действия, понял, что если в Афганистан не прибудет сильная турецкая армия, то нет надежды на то, чтобы перетянуть на свою сторону хитрого эмира. Рассматривался и вариант государственного переворота, но был сделан вывод, что он неосуществим.
Турецко-немецкая миссия получает разрешение уехать
Нет сомнений в том, что захват Эрзерума русскими в марте 1916 г. не дал возможности турецкой дивизии достичь Афганистана, тогда как падение Кут-аль-Амара, по-видимому, не встревожило афганцев. Миссия явно загостилась, и в мае 1916 г. эмир в присутствии сердаров Насрулла-хана и Инаятулла-хана дал ей разрешение уехать. Покинув Кабул 22 мая, ее члены разошлись в разные стороны, и благодаря захвату большинства вспомогательных немецких групп моим отрядом и бдительности пограничных патрулей некоторые из них были взяты в плен. И хотя Нидермайер был ранен бандитами, он в конце концов добрался до Хамадана. Его миссия закончилась полным провалом, но его мужество и инициативность в самых тяжелых условиях были поразительными.
Заявление эмира британскому представителю
6 сентября 1916 г. эмир заявил британскому представителю, что он категорически не одобрял целей немецкой миссии и что ее члены покинули Кабул разочарованными. И добавил, что, к его досаде, Махенда Пратап, Казим-бек и Баракатулла остались и, так как они являются его гостями, он не видит способа их выгнать. Эмир торжественно заявил, что ничто не поколебало и не могло поколебать его твердую решимость придерживаться договора о нейтралитете. Благодаря его лояльности с трудным положением справились, ко всеобщему удовлетворению.
«Заговор шелковых писем»
Последствия широко раскинувшегося заговора, в котором Махенда Пратап и Баракатулла сыграли важную роль и который широко известен как «заговор шелковых писем», являются интересным эпизодом этого времени.
О провозглашении джихада султаном и халифом в Константинополе вскоре стало известно в Индии. За это жадно ухватились революционные элементы. Главным мусульманским богословским колледжем является колледж в Деобанде, в котором учатся студенты не только из Индии, но и с племенных территорий и Афганистана. Главой колледжа был маулана Махмуд аль-Хасан, широко уважаемый религиозный деятель. Были приложены энергичные усилия к тому, чтобы заручиться его поддержкой, и мавлави Абдул Рахим из Лахора убедил его, что Индия – это Dar-al-Harb, или «страна беспорядков», в которой невозможно проводить мусульманские религиозные обряды, следовательно, джихад обязателен. У мусульман есть обычай на пятничной молитве молиться за правителя. Так как британское правительство не было мусульманским государством, то в Индии возник обычай молиться за турецкого султана как Amir-al-muminim – «командующего правоверными», и ожидалось, что на этот раз Махмуд аль-Хасан объявит джихад. Однако вопреки ожиданиям маулана утверждал, что Коран запрещает революцию или подстрекательства к мятежу, и единственный путь для индийских мусульман – это хиджра, то есть переселение из Индии. Поэтому он с несколькими своими сподвижниками отплыл в Мекку, где намеревался присоединиться к джихаду. В Мекке турецкий правитель Галиб-бей холодно встретил прибывших. Напрасно он пытался убедить маулана вернуться домой и поднять там мятеж. Но многие его последователи все же постепенно возвратились в Индию. Среди них был Саиф ар-Рахман, который под вымышленным именем Мухаммед Миан вернулся в его дом в Пешаварском районе с письмом от Галиб-бея, известным как Ghalibnama, которое подталкивало людей к вторжению в Пенджаб. Подстрекатель нанес визит Абдул-Вахиду, известному как хаджи Турангзай, и ему удалось взбунтовать мохмандов и заставить их нанести первый удар по британской территории.
Муджахидин, или «борцы за священное дело»
В 1820 г. некий сеид Ахмад-шах из города Барейли, который стал приверженцем особенно фанатичных догматов ваххабизма, основал колонию муджахидин. Короткое время они правили Пешаварским районом, но были изгнаны оттуда пуштунами. Позднее они обосновались на племенной территории, где существовали за счет пожертвований, тайно собираемых в Индии, и присоединялись иногда к набегам на британскую территорию. Однако, вообще говоря, они стремились свободно жить на свои доходы.