Бернс отправил копии этих писем, предоставленных ему эмиром, генерал-губернатору. В октябре 1838 г. лорд Пальмерстон в ноте, которая должна была быть передана британским послом графу Нессельроде – министру иностранных дел России, представил детальное описание деятельности русских представителей в Персии и Афганистане и указал, что она противоречит уверениям, данным Великобритании в 1837 г. В ответ Нессельроде заметил, что миссия Витковича носит чисто коммерческий характер и не содержит «ни малейших намерений, враждебных английскому правительству, в том числе планов нарушить спокойствие британских владений в Индии». Тон этого ответа был одновременно и дружеским, и благоразумным.
Политика британского правительства
Глядя на эту ситуацию глазами историка по прошествии долгого времени после рассматриваемых событий, я вижу, что политика, отстаиваемая Бернсом как другом Афганистана, была правильной. Господин (позднее сэр Джон) Макнейл – посланник Великобритании в Тегеране – написал Бернсу 13 марта 1837 г.: «Я искренне желаю – если эмир Дост Мухаммед-хан и вы придете к хорошему взаимопониманию, – чтобы он получил во владение и Кандагар, и Кабул. Денежная ссуда, вероятно, даст ему возможность сделать это, а нам – большое влияние на него».
К сожалению, Уэйд, через руки которого проходили и письма Бернса, и это письмо, был противником такой политики и написал личному секретарю генерал-губернатора: «Такой эксперимент со стороны нашего правительства сыграет на руку нашим соперникам и, будучи сродни самоубийству, лишит нас имеющегося в запасе мощного средства контроля нынешних правителей Афганистана». Он продолжил, утверждая, что «пока афганцы распределены по нескольким государствам, существует большая вероятность, что они, на мой взгляд, будут больше содействовать воплощению идей и интересов британского правительства». Эти идеи от горячего сторонника шаха Шуджи, без сомнения, имели немалый вес. Их поддерживал Макнагтен – влиятельный чиновник, который, однако, не имел опыта общения с афганцами и не был в Афганистане.
Теперь мы дошли до лорда Окленда. Его политика в силу обстоятельств была подвержена сильному влиянию депеши, которую он получил в 1836 г. от комитета государственных имуществ, обер-комиссаром которого был сэр Джон Хобхаус (позднее лорд Бротон). В этом документе, слишком длинном для цитирования, даются указания генерал-губернатору предпринять попытку вступить в торговые или политические отношения с Афганистаном и оказывать любое вмешательство в дела Афганистана, «либо для того чтобы помешать расширению владений Персии в этом регионе, либо чтобы своевременно возвести препятствие на пути неминуемых посягательств России и ее влияния».
Взгляды генерал-губернатора отчетливо просматриваются в письме к Хобхаусу, в котором говорится, что Дост Мухаммеду он может говорить лишь слова дружбы и, если он того желает, заступничества. Далее он пишет: «Ввиду острой необходимости он искал расположения Персии, России и нашего расположения. Но было бы безумием – хотя мы, возможно, и желаем гарантировать ему независимость – ссориться ради него с сикхами».
Ответ лорда Окленда Бернсу
Вскоре после приезда Витковича Бернс получил ответ Окленда на свои рекомендации. В нем содержался совет эмиру отказаться от своих притязаний на Пешавар и согласиться на то, что Ранджит Сингх вместе с султаном Мухаммедом будет решать вопрос о том, кто будет править в этом городе. 20 января 1838 г. Макнагтен написал, что Окленд не одобряет несанкционированные обещания, данные кандагарским вождям, и настаивает на том, чтобы эти вожди были об этом поставлены в известность. Наконец, 21 февраля 1838 г. Бернс получил письмо, в котором в твердых выражениях говорилось о том, что генерал-губернатор не намерен соглашаться на предложения эмира, что Пешавар должен быть оставлен Ранджит Сингху и что следует требовать отставки Витковича. Дост Мухаммед, чье отношение на всем протяжении этих переговоров вызывает наше уважение, прервал переговоры, и Бернс покинул Кабул 25 апреля.
Редки случаи, если они вообще были, когда с британским посланником обращались так плохо, как с Бернсом. Не имея при себе подходящих даров, которым восточные владыки придают большое значение, так как они указывают на их важность в глазах дарителя, он был послан просить у Дост Мухаммеда дать ему очень много, а в обмен был всего лишь уполномочен сказать, что Пешаваром, возможно – в качестве одолжения, будет править его смертельный враг – султан Мухаммед! Эмир действительно много слышал о дружелюбии англичан, но когда он попросил чем-то доказать его, то не дождался никаких доказательств. Неизбежно и вполне предсказуемо Дост Мухаммед, выслушав обещания Витковича, который гарантировал ему помощь русских, вдобавок заключил договор с Мухаммед-шахом против Камран-мирзы. Таким образом, из-за глупости Окленда и его недальновидности положение в Афганистане стало совершенно неудовлетворительным. Его поведение в отношении и Бернса, и Дост Мухаммеда доказало, что и ему, и его советникам не хватает качеств, необходимых в сложившейся ситуации.
Завершение миссии Витковича
Дост Мухаммед, естественно, обратился к России после неразумного отказа генерал-губернатора как-то помочь ему. Виткович пообещал братьям Баракзаям поддержку России и предложил от их имени нанести визит Ранджит Сингху, но влияние Великобритании в Лахоре было слишком велико, чтобы такой план увенчался успехом. Однако он составил договор между кандагарскими братьями и шахом, который был подписан шахом. Русский посол, которому он был передан, вернул его сердарам с такими словами: «Мухаммед-шах пообещал дать вам во владение Герат; я искренне говорю вам, что вы – по моей просьбе – получите также от шаха и Гориан». Следует отметить, что русский царь полностью отверг эту гарантию, а преемнику Симонича – генералу Дюамелю был дан недвусмысленный приказ проинфомировать шаха об этом отказе.
В заключение этой темы: по возвращении в Санкт-Петербург Витковичу было отказано в аудиенции графом Нессельроде, который заявил, что «не знает никакого капитана Витковича, кроме авантюриста с таким именем, который, недавно участвовал в неких несанкционированных интригах в Кабуле и Кандагаре». Зная о предпринятых незадолго до этого попытках разубедить англичан и понимая, что Нессельроде подло принес его в жертву, Виткович написал ему укоризненное письмо и застрелился.
Вторая осада Герата, 1837–1838 гг.
Предупрежденный о неминуемом вторжении в «житницу Центральной Азии», Яр Мухаммед сжег все деревни в радиусе двенадцати миль от Герата и собрал в городе всю имеющуюся в наличии пшеницу и весь ячмень вместе с фуражом и крупным рогатым скотом. Десять тысяч всадников получили указание продолжать военные действия и изводить противника, совершая набеги из крепостей, имеющих гарнизоны. Бастионы Герата были отчасти отремонтированы, а ров был вычищен и углублен. В этот момент гораздо важнее было появление в Герате Элдреда Поттинджера – молодого английского офицера Бомбейского артиллерийского полка, который был послан исследовать Афганистан своим дядей – сэром Генри Поттинджером, проживавшим в Каче.
Персидская армия численностью около 30 тысяч человек, хорошо обеспеченная артиллерией, начала осаду Герата в ноябре 1837 г., и, чтобы показать свой настрой, с которым он начал вести эту войну, шах приказал заколоть штыками в своем присутствии первого же взятого военнопленного. Разместившись среди развалин домов в западной части города, персидские артиллерийские батареи сеяли в городе разруху с осыпающихся брустверов, но решительные афганцы восстанавливали поврежденные и возводили позади них новые оборонительные укрепления. В конце первого месяца осады Поттинджер написал: «Персы потратили тысячи снарядов и продвинулись вперед не больше, чем когда начали обстрелы».
В зимние месяцы осада тянулась без существенных результатов. Персидские военачальники отказывались подчиняться генералу Семино – талантливому французскому инженеру, который служил Мухаммед-шаху, и действовали без каких-то определенных планов и отказывались сотрудничать друг с другом. На самом деле каждый военачальник даже радовался при неудаче одного из своих соперников. С другой стороны, афганцы совершали ночные вылазки, нападали на персидские сторожевые посты, уничтожали возведенные укрепления и убивали солдат и работников.
В этот период у Поттинджера спрашивали советов и в какой-то степени следовали им, в то время как само присутствие английского офицера, которого все считали, естественно, присланным в Герат его правительством, воодушевляло защитников города.
Отчет Ферье об осадных боевых действиях
Ферье посетил Герат через несколько лет после осады и так пишет о ней: «И хотя осадные действия были разрозненными и зависели от прихоти около трех десятков военачальников в окопах, старый мулла – хаджи мирза Агаси, совершенно не разбирающийся в военной науке, оставил себе главное руководство ведением осады. Его целью было тянуть ее до тех пор, пока не разрешится дипломатическая борьба, в которой он участвовал вместе с Россией против Англии. Но так как шаха в то время не убедили его аргументы, и он настаивал, чтобы его военачальники взяли город как можно быстрее, визирь отдал им тайный приказ ничего не предпринимать.
Приезд господина Макнейла в Герат
Британский посланник Макнейл, который приехал в лагерь шаха в апреле 1838 г., посетил Герат как посредник. После обсуждения дел с Камраном и визирем он возвратился в лагерь персов, где шах не сдержал своих обещаний и резко запретил англичанам вмешиваться.
Прибытие графа Симонича в персидский лагерь
Причиной такой резкой перемены было прибытие графа Симонича, который щедро раздавал деньги солдатам, в то время как его офицеры учили персов возводить более эффективные батареи. Осаждающих воодушевила эта явная поддержка России, и шах как истинный сын Ирана сильно надеялся на приехавшего русского.